поздоровались, он даже отпустил Марии Пилар комплимент со всей учтивостью, достойной прапорщика — дескать, приятно, когда служба с утра начинается с представления прекрасной даме, но он вынужден забрать моего спутника, однако позже…
Речь осталась незаконченной, потому что я сказал, что сеньорита следует с нами. Быхов удивился, но виду не подал, а просто протянул ей ключи от её машины и сделал приглашающий жест в «тойоту». Мария Пилар улыбнулась ему, а затем вышедшему из машины солдату-посыльному. Улыбнулась так, что боец не только распахнул перед ней дверь на заднее сиденье, что было естественным, но и от обалдения отдал честь, что уже было грубым нарушением Устава, согласно которому даже такая красивая девушка не может являться старшим по званию.
Я тоже уселся рядом с кубинкой назад, Быхов забрался на переднее сиденье, и «бандейранте», зафырчав дизелем, рванул с места. До штаба оказалось около пяти минут езды. Дорога вела через расположение какой-то части, застроенное двухэтажными казармами вокруг большого асфальтированного плаца. В казармах здесь проживало не более трети личного состава — те, кто находился на боевом дежурстве. Остальные жили в городе, приезжая на службу с раннего утра. Издержки не только профессиональной, но скорее даже пожизненной службы.
Мы проехали КПП, покатили вдоль глухого забора парка боевой техники. Заглянуть внутрь было невозможно, но в одном месте я увидел задранные вверх стволы трёх «Гвоздик»[41], из чего сделал вывод, что Русская Армия делает ставку не только на легкопехотные части. Через мелькнувшие решётчатые ворота со звёздами мне удалось разглядеть стоящие в ряд танки Т-55[42], серьёзно модернизированные — динамическая защита, явно новые приборы управления огнём, пушка взята в кожух.
Перехватив мой взгляд, Быхов сказал, что «пятьдесят пятые Эм Вэ» для местных условий самые подходящие и стоят намного дешевле современных, что немаловажно. Со слов Быхова выходило, что наиболее используемые в Русской Армии танки — в настоящий период вообще ПТ-76[43], которые хорошо себя зарекомендовали во влажных и заболоченных низинах дельты Амазонки. А накупили их чуть не за бесценок, и денег хватило на установку новых ночных прицелов и современных радиостанций. Ну и дизеля поставили мощные, а то раньше они на марше даже от Т-55 отставали.
И так, с его слов, поступает здесь не только Русская Армия, но и все остальные. Англичане даже старые броневики «феррет» и «сарацин» с каких-то складов покупают, ещё в Старом Свете меняют в них старые бензиновые моторы на новые дизели, ставят новую трансмиссию, ночные прицелы и радио — и очень за недорого получают отличную машину для местных условий, вооружённую мощной пулемётной «спаркой», мобильную и проходимую. Так же поступают и все остальные. А платить столько, сколько стоит современная военная техника из Старого Света, здесь позволить себе мало кто может, даже Орден так не размахивается. Всё же не те здесь пока доходы, далеко не те.
Вообще я заметил, что если солдаты вооружены и экипированы по самым последним стандартам и автомобили новые как на подбор, то уже бронетехника вся устаревшая — на новую денег нет и пока не предвидится.
Забор парка закончился, впереди показался ещё один КПП части. Я бросил взгляд в боковой проезд — и увидел вдалеке бетонное поле со стоящими вертолётами Ми-8 и Ми-24.
— Наш «золотой фонд», — пояснил прапорщик. — Одна треть летает, две трети — только профилактика! Держим на случай, если наступит «последний и решительный».
Показав на забор следующей части, Быхов сказал:
— Гренадёрский полк, мотопехота фактически. Всё тяжёлое вооружение у нас в составе гренадёрских частей, танки те же, «саушки», боевые машины пехоты. А проехали сейчас — наш, легкопехотный. Мы больше конвоями занимаемся сейчас, у нас сплошь только колёсная техника, чтобы далеко кататься и дороги не убивать окончательно. Тут рода войск совсем другие, не как раньше были. Тут ещё егерский отдельный стоит, егеря — самая элита у нас. Создали на страх врагам.
— А артиллерия как?
— Артиллерия всегда приданная, но может выделяться в отдельные сводные отряды. Тяжёлая самоходная артиллерия, реактивная и буксируемые гаубицы — в гренадёрских частях, а в легкопехотных миномёты в основном, самоходные, даже местных конструкций есть.
— Это какие? — удивился я.
— «Васильки» на базе бронированного «Урала», местная конструкция, — пояснил он.
— Интересно…
На моей памяти «васильки» на «маталыги» сверху ставили, было такое. Но гусеницы, я это прекрасно понимаю, здесь не всегда хороши, колёсная техника рулит при таких расстояниях. Или гусениц вместе с дорогами не напасёшься. А «покемон» для перевозки личного состава вполне как платформа для миномёта сгодится. И расчёт пристроится, и боекомплект загрузить есть куда.
— К егерскому подъезжаем. Но в ППД только первый батальон стоит, разведбат, подчинён непосредственно управлению разведки, — сказал Быхов, показывая на металлические ворота, показавшиеся в конце длинной улицы. — Это уже элита из элит. К ним постоянно приписана эскадрилья «Ми-восьмых» и звено «крокодилов», а вот уже никакой тяжёлой техники нет. Они у нас «легче» всякой лёгкой пехоты даже. Нет даже бронетранспортёров, а есть только «водники» с «тиграми», с комплексами лёгкого вооружения на них. За тяжёлое вооружение — ПТУРы. А первая рота — так вообще на бразильских «тойотах», таких, как у Марии Пилар, только переделанных в рейдовые машины. На каждой спарка из АГС и «корда». Они понадёжней «уазиков», а первая рота в дальние рейды ходит.
— А остальные батальоны где?
— Второй батальон сейчас в дельте Амазонки, а третий напротив Ичкерийского Имамата расположился.
«Бандейранте» подлетел к КПП, упёршись в шлагбаум. Быхов предъявил документы, и нас пропустили.
Машина проехала по дорожке и остановилась у двухэтажного здания с табличкой «Разведывательное управление Русской Армии». Здание соединялось переходом со вторым, такого же размера, расположенным под прямым углом, без надписей. За ним большая площадка была уставлена машинами с кунгами и высоко торчащими на растяжках мачтами антенн. Понятно — радиоразведка, РЭБ[44].
Посыльный подвёз нас прямо ко входу. Мы вышли из машины, Мария Пилар одарила бойца самой ослепительной из улыбок, я попрощался с ним, и Быхов повёл нас внутрь.
Дежурный с повязкой проверил на входе документы у Быхова, попросил у нас с кубинкой идентификационные карты. Считал код, затем позвонил по телефону, доложив, что есть человек, не заявленный в списке, имея в виду нашу подругу. «Не заявленная в списке» Мария Пилар спокойно и нежно рассматривала дежурного старшего сержанта, заставляя того краснеть и стесняться. Старший сержант передал трубку Быхову, тот несколько раз сказал «да», покосился на девушку, затем произнёс «По его инициативе» и добавил после паузы «Так точно!». Передал трубку старшему сержанту, тот выслушал какую-то команду и пропустил нас дальше. Мы подошли к широкой лестнице, ведущей на второй этаж, и тут нам навстречу выбежал Владимирский. Мы поздоровались, Быхов же, наоборот, — попрощался, и уже Михаил повёл нас по коридору до кабинета с табличкой «Начальник службы разведки РА п/п-к Барабанов Н. С.».
Дверь была простая на вид, но звуконепроницаемая. Владимирский постучал и, не дожидаясь приглашения, вошёл, пригласив нас за собой.
Барабанов с афганских пор изменился, конечно, но не слишком радикально. Возникли морщины возле глаз и в уголках рта, на правой скуле появился шрам от касательного ранения. А так — всё тот же загар, как в Кандагаре, светлые, почти белые волосы, стриженные под «ёжик», серые глаза. Единственное, что изменилось радикально, — форма. Впрочем, не только у него. Знаки различия остались прежними, но сама форма была тропической, максимально открытой и лёгкой, и самое главное — цвет. Исчез наш привычный хаки, сменившись чем-то серовато-зелёным, довольно светлым, брюки чуть темнее, рубашка светлее. И вместо галстука в открытом вороте белая трикотажная футболка видна. Заметил-то я это раньше, но именно в сочетании с хорошо знакомым лицом Николая это бросилось в глаза.
Барабанов поднялся нам навстречу, раскинул руки, хлопнул одной меня по ладони, а другой обнял за плечо.
— Здорово, прапор! Сто лет не виделись! Проходи, не стесняйся. Я когда узнал, что ты здесь, обалдел просто. Представь спутнице, а то уже по всему ППД слухи ходят, что приехал новый снайпер с такой красавицей, кто видел — до сих пор в ступоре, хоть водкой их отпаивай.
Я повернулся к Марии Пилар, чтобы представить ей Николая, но та неожиданно чётко отрапортовала:
— Товарищ подполковник! Сотрудник разведки Революционной армии Республика Куба лейтенант Мария Пилар Родригез. Направлена к вам вышестоящим командованием для установления рабочих контактов.
Занавес.
Не то чтобы я совсем не догадывался ни о чём, этого нельзя сказать. Мелькало кое-что, заставлявшее предположить, что Мария Пилар вовсе не просто легкомысленная красотка из маленького техасского городка. Чего стоит одно утаённое знание русского языка. Но всё равно такое представление меня несколько огорошило. Хотя бы тем, что у таких женщин воинских звании не бывает. Бывают эпитеты вроде «прекрасная» или, скажем, как ни старомодно звучит, — «несравненная», но — нет, не звание.
— Подполковник Барабанов, Николай Сергеевич. Начальник службы разведки разведывательного управления Русской Армии. Рад видеть. Присаживайтесь, товарищи. Чай будете?
Территория России, протекторат Русской Армии, Пункт постоянной дислокации
38 число 5 месяца, среда, 13:00
Мария Пилар привезла с собой какие-то документы, отдала Николаю, но после чаепития Владимирский проводил её в контрразведку, где хотели с ней и Михаилом поговорить о наших приключениях. Вернуться к Барабанову она должна была после беседы с неким Палычем, который контрразведку возглавлял. Мы остались с ним в кабинете вдвоём, заварили ещё чаю, рассказали, кто и как жил последние годы. Барабанов после Афганистана продолжал служить, но перешёл в отряд спецназа ГРУ. Там рос понемногу, прошёл обе чеченские войны, получил награды хорошие, и немало. Но звания не шли — имел привычку говорить, что думает, и не всегда в нужном месте и в удобный момент. В результате откликнулся на предложение послужить в русских частях далеко за границей — и оказался здесь, о чём ни капли не жалеет. Здешнюю армию хвалил, говорил, что такой боевой выучки ни в одной армии ещё не было. Огромный опыт, люди почти все с боевым прошлым из той ещё жизни, все дело знают. Штабы маленькие, многие отделы штабные здесь просто упразднены. Разведуправление тоже небольшое, работает довольно эффективно, но всё же агентурная сеть маловата, надо расширять. Полевая разведка есть, а вот агентурной почти что вовсе нет.
Затем закурил сигару, чего за ним раньше не водилось — всё сигаретки смолил, — и спросил меня:
— Как дальше думаешь быть?
— Честно — пока не знаю, — пожал я плечами. — Остаюсь здесь в любом случае, но что делать буду — ума пока не приложу. Служить идти уже поздно, да и не слишком хочется, другое занятие себе найти — там видно будет, я пока не видел здесь ничего.
— Давай я попытаюсь ум приложить, — выпустил Барабанов клуб синеватого дыма. — Начнём с твоих недостатков. Первый недостаток — возраст. Ты на два года младше меня был, значит, тебе сейчас сколько — сорок?
— Сорок, — подтвердил я.
Что ещё скажешь — не мальчик уже.
— Второй недостаток — полное отсутствие командного опыта, поэтому на строевую должность и соответствующее звание претендовать не можешь, а начальником склада вещевого довольствия ты и сам не пойдёшь, — продолжал он клеймить мои недостатки. — Так?
— Ну примерно, — согласился я.
