вернуть ее живой и невредимой: должно быть, научился не давать невыполнимых обещаний.
Когда он ушел, я позвонил Генри Легиону.
— Сейчас буду, — сказал призрак.
И появился, преодолев всю страну быстрее, чем Сол Клейн — два этажа. Правда, Генри Легиону не пришлось заходить за кофе.
Я рассказал свою историю в третий раз. От многократного повторения мне уже казалось, будто все это случилось не со мной.
— Это — преступление, — сказал призрак из Центральной Разведки. — События развиваются стремительнее, чем предсказывал хрустальный шар. Полагаю, катализатором явились ваши исследования вокруг Девонширской свалки.
— Но мы ж там ничего не нашли, кроме горстки звездной пыли. — Я почему-то чувствовал себя, как ребенок, которого отшлепали за то, что он подглядывал в окошко родительской спальни.
— Это известно вам, — заметил призрак. — Но я сомневаюсь, что это известно и преступникам.
И исчез. Ненавижу эту привычку! Всегда он оставляет последнее слово за собой.
Потом я позвонил легату Кавагучи. Я боялся, что он все еще в отъезде, но нет. Я его застал.
— А, вы по поводу похищения очаровательной мисс Адлер, с которой я познакомился на пожаре в монастыре святого Фомы? — спросил легат. Значит, лонг-бичская полиция с ним уже переговорила.
— Именно, — угрюмо сказал я. — Свалка, пожар… Не вижу иной причины для похищения Джуди. Особенно если учесть, что эти гады уже пытались меня убить.
— А я вижу, — ответил Кавагучи. Не успел я сорваться на крик, как он мирно продолжил: — Однако признаю, что ваши предположения наиболее правдоподобны, Вы, наверное, уже догадались, что я обсудил этот вопрос с ребятами из Лонг-Бич. Но показания из первых рук — совсем другое дело. Был бы вам весьма признателен.
И я дал ему показания. «Еще один повтор», — подумал я. Еще одно бегство от реальности в пустословие. Это, видимо, своего рода антимагия. Магия использует слово, чтобы сотворить то, что возникло в воображении. Я же использовал слово, чтобы превратить свой кошмар в воспоминание, с которым куда легче справиться.
— Вы узнали у судмагэксперта, какой вид сонного заклинания обнаружен в квартире вашей невесты? — спросил Кавагучи.
— Ох, нет, — спохватился я. — Тот человек в штатском, Джонсон, отвез меня в участок, чтобы я мог дать показания под присягой, а судмагэксперта я больше не видел.
— Ну ладно, я сам это выясню. — Голос Кавагучи прозвучал как-то отстраненно, словно он одновременно что-то писал.
— Собственно говоря, легат, я позвонил вам узнать, нет ли чего-нибудь нового насчет похитителей Джуди. — Тот, кто это сделал, несомненно, подстроил и падение земляного духа на мой ковер, но мне это уже было безразлично.
— Нового? Нет, ничего, — ответил он. — Разве что новые проблемы: на заводе «Локи» в Бербанке произошел акт вандализма. Хулиганы взломали печать Гермеса.
— Но это невозможно. — Теперь я говорил медленно, потому что одновременно делал пометку в блокноте не забыть позвонить Мэтту Арнольду.
— Многое из невозможного становится возможным, — заметил Кавагучи. — Например, добровиртуальная реальность.
— Ага! — воскликнул я. — Спасибо! Совсем забыл, а вы мне напомнили. Как этот Pharomachrus mocino называется по-человечески?
Невероятно, но Кавагучи хихикнул. А я и не знал, что он умеет смеяться.
— Простите, инспектор, мне не надо было зачитывать вашей секретарше доклад прямо из лаборатории. Обычно эту птицу называют кецаль.
— Кецаль?! — Это слово потрясло меня не хуже, чем недавнее землетрясение. — Вы уверены?
— Это подтвердил орнитолог и специалист по орнитомантии ацтеков, — ответил Кавагучи.
— Значит, уверены, — сдался я. — Но это же безумие. Мы с Михаэлем Манштейном… ну, с нашим главным магом обошли вчера всю Девонширскую свалку и не заметили никакой ацтекской магии. Он даже Уицилопочтли искал с помощью суррогата содранной человеческой кожи.
— Я сказал вам, что знаю, — ответил Кавагучи. — Остается вариант, что перо как-то изменилось при переходе из добровиртуальной реальности в наш мир. Я уже говорил, на суде его все равно не примут в качестве доказательства. Есть и другой вариант: перо было действительно взято у кецаля и подброшено Эразму, чтобы навести нас на ложный след.
— М-да, — пробормотал я. — Но оно может быть и настоящим. Если только настоящим может быть что-то, связанное с добровиртуальной реальностью.
— Именно, — согласился Кавагучи. — Лезвие Оккама свидетельствует в пользу такой интерпретации, хотя нельзя игнорировать и другие.
Я и сам частенько кромсаю свои записи лезвием Оккама: ведь это наиболее практичный инструмент подготовки данных для планирования и прочей дребедени. Но если не соблюдать техники безопасности, им можно и порезаться, как обычным лезвием.
— Спасибо за информацию, легат, — сказал я. — Пожалуйста, сделайте мне еще одно одолжение. Позвоните в округ Сан-Колумб, — я продиктовал номер, — Генри Легиону, призраку Центральной Разведки, и повторите ему все, что только что рассказали мне. Он должен это знать, поверьте. Сошлитесь на меня, так вам легче будет с ним связаться.
— Я выполню вашу просьбу. — Легат замялся. — Однако выводы получаются… невеселые.
— Знаю.
С тех пор как я услышал от Чарли Келли об угрозе Третьей Магической, меня постоянно мучили кошмары. Но теперь все это стало таким далеким… Теперь я мог думать только о Джуди. Когда говорят, что целый мир вот-вот провалится в тартарары, это звучит слишком абстрактно. Но когда какие-то проклятые (как я искренне надеялся) ублюдки похищают вашу любимую, все становится чересчур конкретным…
На прощание Кавагучи еще раз пообещал непременно позвонить Генри Легиону. А я сразу же набрал номер Мэтта Арнольда.
— Я только что разговаривал с легатом Кавагучи из департамента полиции Энджел-Сити, — начал я. — Он сказал, что на ваш отдел совершено нападение и проекту «Птица Гаруда» причинен ущерб.
— Совершенно верно, — ответил магистр. — К тому же пострадал один из наших служащих.
— Кавагучи об этом не упоминал, — смутился я. — Что с ним?
— Змеиный укус. — Даже по телефону было слышно, как расстроен Арнольд. — Какой-то ушлый маг умудрился взломать герметично закрытую дверь. Об этом-то хоть констебль вам рассказал?
— Да, но без подробностей, — ответил я. — Вы, наверное, знаете это лучше него.
— Разумеется, — фыркнул Арнольд. — Кое-кому в Хрустальной долине придется провести несколько бессонных ночей, чтобы усовершенствовать магобеспечение.
— Ну, это и без хрустального шара понятно, — отозвался я. — Но как им это удалось? Ведь все постоянно твердят, что герметичные замки — самые надежные в мире. — В трубке повисло напряженное молчание. Значит, Арнольд не хочет это обсуждать. Я поспешил добавить: — Вспомните, меня все интересует в первую очередь с профессиональной точки зрения. Какая бы магия ни сломала столь мощную печать, последствия для окружающей среды могут быть весьма серьезными.
— Ладно, — неохотно сказал магистр. — Согласен. Но этот разговор должен остаться между нами, вы меня поняли?
— Я не репортер эфирных новостей и не газетчик, — с достоинством ответил я.
— Ладно, — повторил он. — Дело в том, что эти ублюдки сломали печать Гермеса с помощью одного из атрибутов самого Гермеса. Весьма остроумное применение закона подобия! Их бы находчивость да в мирных целях…
— Продолжайте, — попросил я.
— С этим и связан укус змеи…
Он опять помолчал. Видимо, в ожидании, что я спрошу, почему. В любое другое время я с удовольствием поиграл бы в интеллектуальные игры. Но не сегодня.
