Я повернулся к нему спиной, оглядел девушек. Бонита по-прежнему была бледной, но держалась твёрдо. Катя — в прострации. Я подошёл к лежащему Маллигану, присел возле него на корточки. Потыкал стволом пистолета ему в затылок.
— Маллиган, сейф на прежнем месте?
— Да.
От него несло прокисшим потом, всё тело ходило ходуном от крупной дрожи.
— Код знаешь? — всё так же спокойно спросил я его.
— Нет, — замотал было он головой, но получил стволом по затылку. — Но знаю, где записан. Он прямо на двери в ту комнату. Надо дверь открыть и на неё сверху посмотреть, с торца. Там он нацарапан.
— Mi Amor? — обернулся я к Боните.
— Я посмотрю.
Бонита крепко взяла Катю за трясущуюся руку. Та, не отрываясь, смотрела на бьющегося в судорогах Бернстайна.
— Катюша, пойдём, — потянула она её к выходу. — Не надо тебе.
— Этого тоже убить обещали, — сказала Катя, судорожно проглотив слюну.
— Всё он сам сделает — выйди, хватит тебе смотреть, — настойчиво бормотала Бонита. — Закончится всё — и заглянешь.
Бонита продолжала тащить девушку за дверь, и та сдалась. Она отвела её к лестнице на первый этаж и усадила на ступеньку. Та села, обхватив себя руками за плечи. Бонита подошла к двери, подёргала ручку. Заперто.
— Маллиган, а ключ от кабинета где? — снова толкнул я стволом лежащего.
— У меня в боковом кармане есть дубликат. В брюках.
Я похлопал его по бедру, звякнуло. Точно, ключи в кармане. Я запустил в карман пальцы, уцепился за связку ключей, выдернул её. Штук пять, по типу одинаковые, но разного цвета.
— Какой?
— Зелёный.
Бонита уже стояла рядом, протягивая руку за ключами. Я протянул ключи ей, и она снова вышла за дверь. Послышался звук отпираемого замка, затем другой звук, как будто передвинули стул. Мария Пилар крикнула:
— Есть какой-то код!
— Запиши пока и подожди минутку! — крикнул я в ответ, затем обратился к Маллигану: — Какие-нибудь сюрпризы с сейфом?
— Никаких, — быстро ответил он. — Ни сигнализации, ни ловушек. Ничего. Здесь безопасно.
— Было безопасно, — прокомментировал я его последнее утверждение как несостоятельное. — Mi Amor, открывай! Но пусть Раулито проверит сначала.
— Сейчас!
Протопали шаги нашего минёра, затем наступила тишина. Потом донеслось пиликанье кодового замка, на котором набирали цифры, и затем я услышал звук сработавшего электромотора. Открылся, сразу ясно.
— Есть деньги и коробка с дисками! — крикнула из той комнаты Бонита.
— Маллиган, на каких дисках снят Бернстайн? — вновь ударил я по затылку лежащего Маллигана. — Я знаю, что вы с Хоффманом смотрели видео с его развлечениями.
— Они там все по конвертам разложены, на каждом надпись, — явно на что-то надеясь, проговорил он. — Там написано «Наш друг из DEA».
— Где скрытая камера?
— Уже нигде, — быстро замотал он головой. — Родман сам приходил посмотреть в последнее время, и камеру он убрал, естественно. Она в вытяжку была вмонтирована. — Маллиган подбородком показал куда-то вверх. На потолке была решётка вытяжки…
— Понял. Проверю. Встаём.
Я схватил Маллигана за шиворот и тащил его вверх, пока тот не встал на ноги. Поднявшись, охранник уставился на продолжающего шевелиться Бернстайна, который скрёб ногами по бетонному полу. Самого его уже даже не трясло, а просто колотило.
— Он ещё жив, — сказал Маллиган.
— Да, — подтвердил я. — Скоро умрёт.
— А добить?
— Зачем? Пусть так, сам доходит, — пожал я плечами.
Маллиган ничего не ответил, но его затрясло ещё сильнее. Я подтащил его к стене, припечатал к ней спиной и с силой упёр ствол пистолета под челюсть, заставив его встать на носки ботинок.
— Катя, зайди! — крикнул я.
Послышались нетвёрдые шаги, в пыточную зашла Катя — бледная, с испариной на лбу, к которому прилипли прядки волос. Я спросил её по-русски, чтобы не понял Маллиган:
— Хочешь видеть сама?
— Да, — кивнула она, к моему удивлению, решительно.
— Тогда закрой дверь снова, — приказал я ей.
Не надо нам шума наружу, а дверь звуконепроницаемая. Катя излишне энергично кивнула, притянула дверь к себе, Щёлкнув замком, затем отошла в угол и замерла, обхватив худые плечи руками. Пальцы у неё, к моему удивлению, не дрожали уже.
Я повернулся к застывшему в ужасе Маллигану, из последних сил старающемуся удержаться на носках ботинок — ствол пистолета глубоко врезался ему под подбородок. Наступила тишина, только слышалось мокрое хрипение и возня умирающего Бернстайна. Надо говорить что-то в таких случаях, в назидание, но какое назидание может быть, если ему всё равно конец? Что тут назидать? Я чуть отодвинулся, прикрылся ладонью и нажал на спуск. Звук выстрела частично заглушился мягкими тканями под челюстью, но из затылка вырвался фонтан крови, мозгов и мелких костей до самого потолка, а я прыжком отскочил назад, чтобы не попасть под водопад. Маллиган рухнул лицом в пол, демонстрируя отсутствующий затылок. Из огромной дыры торчали белые развороченные кости, затем на пол выпало что-то кроваво-скользкое. Я извлёк кусачки для одноразовых наручников из футляра, перещёлкнул их на запястьях убитого, убрал в карман.
Катя успела добежать до раковины, и её вырвало туда. Я подошёл сзади, похлопал по плечу:
— Тебе точно надо было смотреть?
Она утвердительно закивала.
— Выйдем отсюда, ты уже всё увидела.
Я обнял её за плечи и повлек к выходу, включив воду. Она чуть придержала меня, посмотрела на все никак не подыхающего палача.
— А этот живой ещё.
— Скоро умрёт, через пару минут, — тихо сказал я ей. — Не выживет, не беспокойся.
— А убить его если? — Она подняла на меня красные, словно от слёз, глаза, хотя на самом деле не проронила ни слезинки.
— Пусть мучается, — ответил я ей. — Как его жертвы. Хорошо?
Она лишь кивнула, и я вывел её из камеры пыток, притворив за собой дверь. Я повел её за собой в архив, где у сейфа с сумками хозяйничала Бонита. Судя по всему, денег мы взяли немало. И целую кучу компакт-дисков. Я быстро просмотрел их, нашёл коробку с надписью «Наш друг из DEA», передал их Кате:
— Это тебе — помнишь, что с ними делать?
— Помню, — ответила она, забирая коробку.
— Тогда не потеряй, — сказал я ей. — А пистолет убери в кобуру: стрелять уже не в кого.
Она опять резко кивнула и начала запихивать дрожащей рукой «вальтер» в кобуру, даже не попадая в неё. Я аккуратно забрал у неё пистолет, поставил на предохранитель, вложил его ей в кобуру и застегнул ремешок. Так-то лучше. Ещё там стоял компьютер, из которого мы выдернули жёсткий диск. Почитаем на досуге.
— Mi Amor, как мы с трофеями? — спросил я у Бониты.
— Очень много, не меньше двух миллионов, потом пересчитаем, — сказала она, показав на простенькую спортивную сумку, лежащую на столе.
При упоминании денег Катя проявила признаки жизни, даже бледность уменьшилась вроде как.
— Катя, двадцать пять процентов вам, не беспокойся, — сразу сказал я ей, чтобы предвосхитить вопрос.
— Спасибо.
— Не за что, — пожал я плечами. — Будь с Марией Пилар, помоги ей, а я проверю, как в той комнате.
Вновь резкий кивок. Я вышел в подвальный холл, выглянул на лестницу. Раулито стоял спиной ко мне, держа пистолет опущенным у бедра, — глушитель был уже снят. Всё правильно, как я и сказал. Теперь, случись кому войти, мы — сотрудники Отдела, вызванные на преступление. Я тоже вытащил оружие из кобуры, свинтил с него глушитель, который при таких обстоятельствах выглядит подозрительно, и направился в пыточный подвал. А вдруг Бернстайн регенерировался и уже поджидает меня с палаческим топором? А вдруг Маллиган воскрес? И я не осмотрел подвал: вдруг там не только эти две девушки были? И хоть идти осматривать всё это снова было мне как нож острый, но и так оставлять нельзя.
Маллиган не воскрес, и Бернстайн не регенерировался. Маллиган лежал в луже крови, вытекшей из развороченного черепа и вместе с текущей из шланга водой сливающейся в водосток в полу. Бернстайн почти умер, только ещё скреб пальцами пол. Лужа крови вокруг него расплылась на половину ширины подвала и, если бы не наклон к стоку, залила бы всё. У человека около семи литров крови, кажется, а это немало. Попробуйте вылить семь литровых пакетов молока на пол. Кровь перестаёт течь лишь после смерти, а Бернстайн был ещё каким-то чудом жив, мучился, и сердце его продолжало перекачивать кровь, выталкивая её через страшные раны наружу.
Я обошёл его по сухому, удерживая пистолет двумя руками, направив ствол в пол. Я был страшно непрофессионален, не осмотрев всё сразу, но я просто не мог этого сделать. Не мог — и всё тут, с того момента, как заглянул в пластиковый мешок. Я на сам мешок сейчас старался не смотреть. Прошёл до конца подвала, обходя пыточные станки, увешанные цепями, колодками, воротами, шипами, островерхие «кобылы» и ещё дьявол знает какую мерзость. Всё было пропитано застарелой кровью. В этом подвале всё было пропитано муками и смертью. И в нём никого больше не было, никто не прятался.
Я повернулся и пошёл обратно. Бернстайн уже не шевелился. Тогда я присел рядом, брезгливо сморщившись, приложил руку к шее. Всё, подох наконец, пульса нет. Я встал, подошёл к валяющемуся на полу «Зиг-Зауэру», поднял его и подошёл к раковине, возле которой справа висело махровое полотенце. Тщательно протерев им пистолет, бросил полотенце в кровавую лужу возле тела Бернстайна, а оружие вложил в руку Маллигана, сжал его пальцы на рукоятке, затем ещё несколько раз коснулся его руками разных частей пистолета, чтобы было побольше его отпечатков. Затем положил пистолет возле его правой руки, ближе к стене, чтобы выглядело, как будто выпал после выстрела, а руку подсунул под голову, куда стекала смесь крови и мозгов. Не знаю, будет кто парафиновый анализ делать или нет, чтобы определить, сам ли Маллиган стрелял, но даже если бы во главе Отдела была не Светлана, для них это самоубийство — настоящий подарок. Потому что работа с маньяком даже в этих условиях настоящий скандал.
