колеса.
— Ну, это слишком громко сказано. — Крисп объяснил, как ему удалось снять заклятие с исчезающих ребрышек.
— Хотел бы я наложить такое заклятие на самого Скомбра, — сказал Севастократор. — Но выставить эту жирную пиявку на посмешище даже лучше, чем доказать его не правоту, как ты сделал несколько недель назад. Чем худшего мнения будет о нем мой племянник, тем быстрее Скомбр полетит с должности вестиария. А когда его не станет… Автократор привык слушаться того, кто нашептывает ему в ухо последним. Хорошо бы он слышал обоими ушами одно и то же.
— То есть ваш голос, — заметил Крисп. Петроний кивнул. Крисп подумал, прежде чем ответить:
— Я не вижу здесь больших затруднений, ваше высочество. Судя по всему, вы человек разумный. Если бы я считал, что вы ошибаетесь…
— Да! Скажи мне, что бы ты сделал, если бы считал, будто я ошибаюсь! — прервал его Петроний. — Скажи, что бы ты сделал, если бы ты, деревенщина из забытой Фосом глухомани, ставший конюшим исключительно по моей милости, если бы считал, что я, аристократ, ставший генералом и политиком, когда тебя еще на свете не было, ошибаюсь? Скажи мне без утайки, Крисп!
Крисп долго учился не показывать своего страха перед Яковизием и Танилидой. Но выстоять перед Петронием было труднее. Весомость положения Севастократора и сила его незаурядной личности давили на плечи Криспа тяжелыми каменьями. Он чуть было не согнулся под их тяжестью. Но в последний момент все же нашел ответ, который не уязвлял его гордости и не должен был разъярить Петрония еще сильнее:
— Если бы я считал, что вы ошибаетесь, ваше высочество, я сказал бы вам об этом первому, желательно наедине. Вы как-то обмолвились, что Анфиму редко говорят правду в глаза. А вам?
— Честно говоря, не знаю. — Петроний снова фыркнул. — Ладно, в твоих словах что-то есть. Офицер, который не указывает на ошибки своему командиру, не годится для службы. Но если он не подчиняется, когда командир принял решение…
— Понимаю, — быстро ввернул Крисп.
— Надеюсь, друг мой. Очень надеюсь. Возможно, в один прекрасный день ты будешь благоухать не конским навозом, а пудрой и духами. Что скажешь?
— Упаси Фос! Тогда уж лучше я останусь конюшим!
На сей раз Петроний рассмеялся громко и от души.
— Ты прирожденный крестьянин! Но мы все-таки попробуем сделать из тебя вестиария, ладно?
* * *
Крисп охотился с Автократором, ходил на бега в Амфитеатр, где для ближайших друзей Анфима были зарезервированы ложи, и посещал пирушки, на которые его приглашали. С приближением осени приглашения участились. Крисп всегда уходил с пиров одним из первых, поскольку по-прежнему серьезно относился к работе.
В отличие от Анфима. Крисп ни разу не видал, чтобы император заинтересовался государственными вопросами. Стоило только министру финансов или дипломату прорваться к нему с делами, как Анфим заявлял: «Ступайте к моему дяде» или «Спросите у Скомбра. Вы же видите — я занят!» — в зависимости от того, кто побывал у него последним. Однажды, когда какой-то таможенник пристал к нему возле Амфитеатра с своими проблемами, Автократор повернулся к Криспу и спросил:
— А что бы ты сделал на его месте?
— Позвольте мне выслушать его еще раз, — отозвался Крисп.
Таможенник, довольный тем, что обрел слушателя, поведал ему свои печали. Когда он закончил, Крисп сказал:
— Если я правильно понял, вы говорите, что пошлины и дорожные сборы на некоторых пограничных станциях, удаленных от путей морского и речного сообщения, должны быть снижены, чтобы увеличить проходящий через них торговый поток.
— Вы совершенно правы, высокочтимый… Крисп, если я правильно запомнил имя! — возбужденно воскликнул таможенник. — Поскольку перевозка товара по суше обходится значительно дороже, чем по воде, он в основном оседает в приморских районах. Снижение пошлин и дорожных сборов помогло бы исправить ситуацию.
Крисп вспомнил о калаврийских купцах в Девелтосе и о жемчуге, который они продавали по бешеным ценам. Он подумал также о том, как редко торговцы, даже с самым простеньким товаром, забредали в его деревню и сколь многих вещей он в глаза не видал, пока не попал в город Видесс.
— По-моему, идея хорошая, — сказал он.
— Повелеваю! — заявил Анфим. И, взяв у таможенника пергамент, по которому тот зачитывал цифры, накарябал внизу свою подпись.
Чиновник с радостным воплем удалился. Анфим, довольный собой, потер руки:
— Ну вот! Дело сделано.
Его свита разразилась восторженными криками. Автократор пригласил Криспа на следующую же пирушку — и там ему не дали ни минуты покоя. Проблемы вроде той, что он решил сегодня, требовали изучения и размышлений: разобраться в них с ходу было невозможно. Анфим же, как правило, и не давал себе труда разбираться.
Крисп осуждал леность императора, но не испытывать к нему симпатии не мог. Из Анфима вышел бы прекрасный хозяин постоялого двора, думал порою Крисп. У молодого императора был дар заражать всех вокруг своей жизнерадостностью. К сожалению, должность Автократора Видесского требовала большего.
Крисп от души наслаждался временем, проведенным в компании Анфима, ибо император постоянно придумывал для своих друзей новые забавы. Так, например, он задал целый ряд пиров в разных красках: в один день все было красным, в другой — желтым, в третий — голубым. На последней вечеринке рыбу подали в голубом соусе, и вид у нее был такой, будто она плавает в море.
Фанты Автократора тоже никогда не повторялись. Памятуя о том, что случилось с Пагром, очередной бедняга, выигравший семнадцать ос, не решился открыть кувшин. В конце концов Анфим поистине императорским тоном велел ему сломать печать. Осы оказались из золота, с изумрудными глазками и тонкими, филигранной работы крылышками.
Криспу редко выпадал случай вытянуть фант. Скомбр держал хрустальную чашу с шариками от него подальше. Криспа это не волновало. Он радовался тому, что вестиарий не пытается подсыпать ему яда в суп. Возможно, Скомбр побаивался мести Петрония. Но издали евнух продолжал метать на врага мрачные взгляды. Иногда Крисп отвечал ему тем же. Однако чаще делал вид, будто ничего не замечает, чем доводил евнуха до белого каления.
Анфим же и в самом деле не замечал их вражды. Хотя через какое-то время ему вдруг стукнуло в голову, что Крисп давно не запускал руку в чашу.
— Подойди к нему, Скомбр! — велел император в один из вечеров. — Посмотрим, не изменила ли ему удача.
— Не изменила, раз он в фаворе у вашего величества, — проворчал Скомбр. Но чашу Криспу все же подал, чуть ли не ткнув ее под нос. — Тащи, конюх!
— Благодарю вас, почитаемый господин.
Человеку со стороны тон Криспа показался бы исполненным искреннего уважения. У Скомбра, сжавшего челюсти, еле заметно дернулся заплывший салом мускул возле уха.
Крисп открыл золотой шарик. В этот вечер Анфим избрал число сорок три. Кому-то уже достались сорок три золотые монеты, другому — сорок три ярда шелка, а третьему — сорок три стебелька пастернака.
— Сорок три фунта свинца, — прочитал Крисп.
В зале раздался смех.
— Какая жалость! — елейно посочувствовал ему Скомбр. Слуга, отдуваясь, притащил бесполезный выигрыш. — Надеюсь, — продолжал вестиарий, — ты найдешь ему применение.
— Вообще-то я думал подарить его вам, — сказал Крисп.
— В знак почитания? Грубая шутка, но чего еще можно ожидать от конюха! — На сей раз евнух не сумел сдержать злобы.
— Нет, вовсе нет, почитаемый господин, — спокойно ответил Крисп. — Я просто подумал, что вы все
