единственный выход.
Они говорили по-латыни, и, поймав ничего не выражающий взгляд Пакимера, трибун быстро перевел ему свое решение.
— Разумно, — сказал катриш. Он наклонил голову в знак того, что согласен. — Но «восток» — довольно неопределенное понятие, а вы не слишком хорошо знаете эти места. Знает ли кто-нибудь из вас, куда вы, собственно, идете?
Несмотря на мрачное настроение, Марк не удержался от улыбки — катриш сильно преуменьшил их беспомощность.
— Казды не могут прогнать с этих земель всех. Я уверен, что мы сумеем найти одного-двух человек, которые покажут нам дорогу уже хотя бы для того, чтобы увести из своей местности большой отряд вооруженных людей, — сказал Гай Филипп.
Лаон Пакимер хмыкнул и развел руками в знак того, что сдается.
— На это я ничего не могу возразить. Я тоже не захотел бы, чтобы такой сброд разбил лагерь возле моего дома, и постарался бы избежать этого любой ценой.
Старший центурион был не слишком доволен тем, что его солдат обозвали «сбродом», но катриш принял предложенный им план, а это было главное.
На следующее утро Марка разбудил шум ссоры — это произошло незадолго до восхода солнца. Он устало выругался и сел на постели, чувствуя, что так и не отдохнул толком после вчерашнего перехода. Лежащая рядом с ним Хелвис вздохнула и перевернулась на другой бок, пытаясь снова заснуть. Мальрик, не спавший, когда трибун и Хелвис хотели этого, сейчас безмятежно посапывал носом.
Скаурус высунул голову из палатки как раз в тот момент, когда Квинт Глабрио и его подруга Дамарис проходили мимо. Она все еще ругалась:
— Самый бесполезный мужчина, какого я только могу себе представить! Что я в тебе нашла — до сих пор не понимаю!
Дамарис исчезла из поля зрения трибуна. Он был не прочь узнать, что привлекло _в _н_е_й _с_а_м_о_й_ Квинта Глабрио. Разумеется, она красива: точеное лицо, чудесная фигура, глаза карие, густые вьющиеся волосы. Но худа, как юноша, и чересчур вспыльчива — вечно в глазах пламя бушует. Она очень темпераментна, как и гордая Комитта Рангаве — подруга Туризина, — и одно это уже говорит о многом. Но у Квинта Глабрио не такой быстрый в острый язык, как у Туризина, и он не может поставить ее на место. Все это в целом оставалось для Скауруса загадкой.
Глабрио посмотрел в ту сторону, куда ушла Дамарис. Он напоминал человека, который решил проверить, кончилась ли гроза, но, заметив Марка, смутился, неловко пожал плечами и тут же исчез в своей палатке. Досадуя на то, что стал свидетелем чужой неловкости, трибун сделал то же самое.
Последняя вспышка гнева Дамарис все-таки разбудила Хелвис. Отбросив с лица спутанные волосы, она села и пробормотала:
— Я так рада, что мы не ссоримся, Хемонд…
И остановилась в замешательстве.
Марк хмыкнул, и рот его расплылся в неуклюжей улыбке. Скауруса не беспокоило, когда Хелвис по ошибке называла его именем своего погибшего мужа, но каждый раз, когда это случалось, он не мог удержаться от дурацкой усмешки.
— Думаю, что ты можешь разбудить мальчика, — сказал он. — Весь лагерь уже кипит.
Он так старался подавить раздражение, что голос его стал совершенно бесцветным, и слова казались пустыми и холодными. Неудачная попытка скрыть скверное настроение привела к еще худшим результатам, чем если бы он этого не делал. Хелвис выполнила его просьбу, но лицо ее превратилось в маску, которая так же плохо скрывала обиду, как и его холодный тон. Похоже, утро начинается великолепно, просто великолепно, горько подумал трибун.
Погрузившись в дела, он тщетно старался забыть едва не разразившуюся ссору. А услышав, как Квинт Глабрио ругает солдат своей манипулы, что было совсем не характерно для такого спокойного офицера, трибун понял, что он не единственный, чьи нервы в этот день взвинчены.
Разрешить проблему проводников им удалось именно так, как и предполагал Гай Филипп. Римляне проходили через каменистую местность, то и дело натыкаясь на множество деревень и поселков. Любой незнакомец, появившийся здесь, вызывал подозрения и испуг, армия, пусть даже маленькая и разбитая — настоящую панику. Крестьяне и пастухи жили так изолированно друг от друга, что почти не видели сборщиков налогов (это действительно встречается в Видессосе нечасто), и все, чего они хотели, — это отделаться поскорей от солдат, проходивших через их селение. В каждой усадьбе находился человек, который хотел — нет, рвался! — быть проводником римлян и указать им дорогу… часто, как заметил Марк, к своим соседям-соперникам, жившим чуть дальше на востоке в соседней долине.
Впрочем, изредка легионеров встречали с распростертыми объятиями, причем, как это ни странно, обязаны этим они были своим врагам. Жестокие банды каздов, подвижных, как всякие кочевники, проникали даже в эти суровые, недоброжелательные места. Появляясь близ деревни, осажденной каздами, римляне становились неожиданными спасителями, и за избавление от неминуемой гибели или рабства люди щедро оделяли их всем, что у них было.
— Хотите верьте, хотите нет, но эта жизнь мне вполне подходит! — заявил Виридовикс после одной из таких маленьких побед.
Растянувшись перед весело потрескивающим костром, кельт держал в правой руке кувшин пива, у ног его высилась солидная горка дочиста обглоданных бараньих костей. Отхлебнув из кувшина добрый глоток, он продолжал:
— Послушайте, ребята, а ведь мы, пожалуй, могли бы остаться здесь до конца своих дней, а? Кто скажет «нет»?
— Я, — быстро ответил Гай Филипп. — Это место — забытая Богами дыра. Даже шлюхи здесь ничего не умеют.
— В жизни есть более важные вещи, чем то, что болтается у тебя между ног, — благочестивым тоном ответил кельт под улюлюканье сидящих у костра.
Гай Филипп молча поднял вверх три пальца. Виридовикс сильно обгорел на солнце и в алых отблесках пламени трудно было понять, покраснел он или нет, но длинный ус свой кельт подергал в явном смущении.
— И все же, разве это вот, — он ткнул сапогом в груду костей, — не заставляет тебя вспоминать о наших походных трапезах с отвращением? Грязная каша, сухой хлеб, копченое мясо, пахнущее дубленой шкурой и стойлом, — от такой дряни и бродягу наизнанку вывернет, а мы жрем это целыми неделями.
В разговор вмешался Горгидас.
— Мой кельтский друг, иногда ты наивен, как малое дитя. Подумай сам, часто ли эта нищая долина может позволить себе закатывать такие пиры, как сегодня? — Горгидас махнул рукой в темноту, желая напомнить своим слушателям о крохотных каменистых полях, раскиданных по склонам гор, по которым они проходили. — Я рос в краях, очень похожих на эти, — продолжал врач. — Люди, живущие здесь, затянут ремни и будут голодать этой зимой из-за пира, который устроили нам сегодня. Если бы они кормили нас так в течение двух недель, многие из них умерли бы от голода еще до наступления весны, да и многие из нас тоже, если мы останемся.
Виридовикс непонимающе уставился на грека. Он привык к плодородной зеленой Галлии с ее прохладным летом, мягкой зимой и долгими теплыми дождями. Его родина утопала в лесах, здесь же лишь редкие кусты и деревья жались к каменистой почве.
— Есть и более серьезные причины, по которым мы должны продолжать путь, — сказал Марк, обеспокоенный тем, что идея, высказанная полушутя Виридовиксом, привлекла серьезное внимание. — Как бы мы ни хотели забыть весь остальной мир, боюсь, что он нас не забудет и в покое не оставит. Или казды сровняют Империю с землей, или Видессос в конце концов отбросит их назад. Кто бы ни победил в этой войне, он распространит свое влияние и на эти земли. Неужели вы думаете, что мы устоим против нового владыки?
— Сначала он должен будет найти нас, — неожиданно поддержал Виридовикса Сенпат Свиодо. — Если судить по нашим проводникам, даже местные жители не знают, что происходит в трех днях пути от них.
Замечание это вызвало одобрительное ворчание вокруг костра.
