— Вы оскорблены? — спросил он между укусами. — Матерь Божья, если бы Вы знали меня, Вы были бы рады не быть в числе тех, кого я одарил своей милостью и лишил девственности. Я помню одну, думаю, она была из Дугласов. У нее были такие спелые губы и такие мягкие бедра … но она хотела испробовать на мне кнут. Я пытался угодить ей, но нашел в этом мало забавного.
Пэн уже дрожала от негодования.
— Хватит притворяться! Это внушает мне отвращение.
— Ах, дорогая Пэн, такая же наивная и глупенькая, как Персефона.[74]
Он улыбнулся ей, опустил хлеб на поднос и поднял кубок с элем. Если прежде его движения были изящны, теперь к ним добавились уверенность и стремительность человека, привыкшего приказывать. Отвернувшись от нее, он отошел и прислонился спиной к стене у окна. Он внимательно изучал ее, и ей постепенно становилось неуютно под его взглядом.
— Я надеюсь, вы сказали правду, когда говорили, что не любите меня.
— Это так.
Он покачал головой и уставился на нее с состраданием, потягивая свой эль. — Я боюсь за Вас, госпожа. Не думайте, что я не благодарен Вам. Вы спасли мне жизнь и оказали поддержку, когда я был немного не в себе. Правда, я благодарю Бога и Вас за мое выздоровление, и мне жаль, что я не могу остаться дольше, чтобы показать Вам насколько я сожалею, что заставил Вас думать, что в моем сердце было нечто большее, чем просто благодарность. Но Вы должны понять, что я был ранен.
Слезы жгли ее глаза.
— Это еще одна уловка, и будь ты проклят, что воспользовался ею.
Она следила, как его пристальный взгляд блуждал от подноса и назад к ней. Он вздохнул, затем вскочил на подоконник и согнул одну ногу в колене, обхватив ее рукой.
— Это ужасное недоразумение, красавица, и я всем сердцем сожалею, что был его причиной.
— Прекрати.
— Дела огромной важности требуют моего внимания. Я не могу рисковать из-за Вас жизнями людей. — Он торжественно посмотрел на нее. — Я прошу Вас помнить об этом, когда придет время… Я очень привязан к Вам. Во имя Вашей любви ко мне, помните это.
— Ты ничего не понял. Люблю я тебя или нет — а я не люблю — я не позволю тебе осуществить свои грязные планы против спокойствия Англии.
Не ответив, он опустил глаза, как будто глубоко задумался, затем поднял голову и улыбнулся ей. Это была улыбка смятых простыней и вина со специями, смеха позади стога сена, тайных свиданий в пустынных альковах. И это было настолько непохоже на Тристана, что Пэн сделала шаг назад, подальше от чувственной интимности, которую он обещал. Ее смятение было столь велико, что она не отреагировала, когда он внезапно оказался рядом с ней.
— Ну, подружка. Нет никакой надобности в этих отговорках.
Морща лоб, она попыталась взять себя в руки, но он был слишком близко и говорил таким мягким голосом, похожим на львиное мурлыканье.
— В искренней страсти нет ничего постыдного.
Он накрыл ее руку, жест, который никак не должен был пробудить жар в ее самом сокровенном месте. Он наклонился, поднял ее длинный вьющийся локон и поцеловал его. Изумление заставило ее застыть и не двигаться, когда он начал нашептывать ей.
— Вы — единственная кто притворяется. Я, милая хозяйка, говорю Вам правду.
Пэн отвернулась от него, как только до нее дошел смысл его слов. Он последовал за нею, и она отступила.
— Чума на твои цветастые похотливые речи, любезный. Я не желаю иметь ничего общего ни с этим, ни с тобой. — Ну, подружка, — сказал он, преследуя ее, — не так много времени прошло с тех пор, как Вы заставили меня чувствовать себя преследуемым оленем.
— Без сомнения не без ваших собственных ухищрений. Наши столкновения случаются только из-за вашего непристойного очарования.
Он замер на месте и впился в нее взглядом. Пэн осмотрела спальню и нашла взглядом дверь. Она кинулась к ней, постучала и повернулась, чтобы противостать оскорбленной мужской гордости.
Он положил руки на бедра.
— Признайте правду. Вы хотели меня.
Дверь открылась, и Эрбут заглянул внутрь, затем отступил и наставил свою пику на пленника.
— Это твоих рук дело, — сказала Пэн, протискиваясь в дверь. — Ты — грязный притворщик, и это самая подлая твоя выдумка. Ей Богу, я удивляюсь, что у тебя не выросли рога и хвост от всего того зла, что ты причинил. Вы ночью восседаете по правую руку от князя преисподней?
Прежде чем она смогла закрыть дверь, он оказался рядом, хмурый и напряженный от ярости, хотя тон его оставался безмятежным.
— Божье дыхание, подружка. Какие чудовищные небылицы Вы плетете. Если бы Вы не хотели меня, Вы бы не вспыхнули от страстного томления, когда только что натолкнулись на меня. Я просто лежал и почти дремал, и все же вид моего тела воспламенил Вас. Поистине, удивительно, что Вы не прыгнули на меня, как имели обыкновение делать еще несколько дней назад.
— Чума на тебя! — Она захлопнула дверь перед его лицом.
Она услышала, как он кричит через дубовую дверь, которая разделила их.
— Вернитесь. Я готов подчиниться вашему страстному желанию.
Пэн убежала прежде, чем смогла услышать что-либо еще. Спускаясь вниз, она попыталась придумать достаточно грязное для него оскорбление.
— Злобное дьявольское отродье. Ведьмино семя. Даже дыба — слишком великодушная судьба для такого как ты.
Глава 15
Позже этой ночью Морган подслушивал у дверей своей тюрьмы. В его руке был нож, полученный в качестве награды за то, что дразнил госпожу Фэйрфакс. Как он и планировал, она была слишком взволнована его похотливым поведением и его насмешками и убежала, забыв поднос и нож. Никогда ни она, ни ее слуги не станут хорошими бойцами.
Заточив нож о каменный уступ за окном, он сделал его достаточно тонким, чтобы открыть замок. В данный момент он прислушивался к шаркающим шагам Эрбута, пока парень вышагивал туда-сюда по лестничной площадке.
Он испытывал некоторое сожаление от того, что обидел госпожу Фэйрфакс, но этого было недостаточно для того, чтобы изменить свои намерения. Все-таки, она не поверила в его невиновность и вмешивалась в судьбу Англии. Другим вариантом было бы взять ее в заложницы при побеге. Несмотря на то, что её слуги были безмозглыми, он совсем не горел желанием встретиться со всеми обитателями замка лицом к лицу и попытаться увести Пэн от них, а также рисковать тем, что причинит ей или им ужасную боль.
В спальне было темно, так как он хотел, чтобы Эрбут решил, что он заснул. Ковыряясь тонким кончиком ножа в замке, Морган прислушивался к шагам Эрбута — и услышал шаги там, где их не должно было быть, позади себя. Кто-то находился в комнате вместе с ним, кто-то, кто, очевидно, проскользнул через окно. Как никогда он был благодарен обучению под началом Кристиана де Риверса.
Он остался там, где стоял. Напряг все свои чувства и услышал шаг, который в этот раз прозвучал ближе. Он пригнулся. Не вставая, развернулся кругом, выставил ногу и ударил по чему-то, что находилось прямо позади него.
Нож врезался в дверь и остался там, подрагивая. В это же время легкое тело отступило под ударом его ноги. Вместо того, чтобы упасть, оно набросилось на него, повернулось и ударило его сбоку по голове рукояткой еще одного кинжала.
Оглушенный Морган упал в поток лунного света.
Он ожидал нападения и оттолкнул кинжал. Мужчина сидел на нем. У Моргана почти не было времени поблагодарить Господа, что его противник настолько мало весит.
Охваченный болью и головокружением, он почувствовал, что кинжал его противника проткнул его камзол и рубашку.
Человек давил на кинжал всем своим весом, и Морган отпрянул. Он удержал кинжал и услышал, как его враг ворчит от усилий. Из его виска текла кровь, и поэтому Морган, полный ярости, повернул голову и поморгал, чтобы прояснить зрение. Он увидел только фигуру в черном плаще с капюшоном. В капюшоне не было заметно лица. Оно было прикрыто длинным, черным платком с прорезями для глаз и рта.
Мужчина навалился всем телом. Кинжал ударил Моргана достаточно сильно, чтобы проткнуть кожу, но недостаточно сильно, чтобы убить. Он услышал смех, а потом свист воздуха от резкого вдоха, так как его противник передвинулся и более не закрывал лунный свет, и Морган стал виден.
Он услышал, как мужчина затаил дыхание. Затем он внезапно изменил направление усилий и стал тянуть, а не нажимать на кинжал. И теперь клинок касался горла, а не груди Моргана. И снова Морган силой остановил кинжал и с удивлением осознал, что его враг уже выдохся.
Вдруг его противник склонился и прижался губами к губам Моргана. Морган застыл, чувствуя острие клинка у своего горла и горячий рот и язык, которые атаковали его. В это же время кинжал стал врезаться в кожу на шее. К нему тут же вернулся рассудок, и он понял, что его целует мужчина.
Он выругался, стал сопротивляться и ударил его руками. Мужчина отлетел вверх и назад, и ударился о стену. Его капюшон сполз, и Морган заметил длинные светлые локоны. Вытирая кровь с уголка глаза, он неуклюже поднялся.
— Женщина? Ты — наемная убийца!
Ее рука дернулась, но Морган без усилий снова опустился на колени, когда она метнула нож. Тот попал в картину. Убийца метнулась к окну. Он увидел прямую линию веревки, по которой она забралась в комнату. Она, вероятно, прокралась на крышу замка, обвязала веревкой один из башенных зубцов, а потом спустилась. Балансируя на уступе и держа в руках веревку, она усмехнулась, глядя, как он с трудом поднялся.
— Это все мое невезение. Ты должен был спать, как все остальные, и ты не должен был быть ни таким тренированным, ни таким привлекательным. Можешь называть меня Danseur, mon corbeau.[76] Моя слабость убивать самых красивых своих жертв поцелуем. Какая досада, что всего лишь один раз меня увлек поцелуй, а не убийство. Мы снова встретимся, чтобы набраться опыта, non? Adieu.[77]
Морган бросился к ней. Она исчезла, пока он двигался, а дверь распахнулась. Ворвался Эрбут, маша пикой на Моргана, которому пришлось увернуться от острого наконечника, прежде чем тот не лишил его уха. Чертыхаясь, он схватил пику и ударил Эрбута ее основанием по голове. Парень свалился на пол. Морган кинулся к окну, но было слишком поздно. Он увидел только веревку, которая свисала вдоль башни и заканчивалась за несколько футов над скалами, которые упирались в фундамент замка.