Дальше Лариса слушать не смогла. Слезы, которые она так долго сдерживала, вдруг пролились все сразу, будто опрокинули ведро. Промокли блуза, жакет и даже край кружевного одеяльца.
Группу молодых людей, появившихся со стороны выхода на парковку, Лариса не заметила. Она оплакивала свою неудавшуюся жизнь так старательно и самозабвенно, словно слезы могли помочь, смыть все проблемы, в том числе загадочный вирус и указ президента.
Внезапно совсем рядом послышался звук смачного удара, дерево вошло в соприкосновение со стеклом. Соседняя «вольво» вздрогнула от удара и немедленно завопила на всю парковку, призывая хозяина на помощь. Лариса потянулась к кнопке, чтобы закрыть стекло, и тут же испуганно съежилась. Машину окружила толпа парней и девиц то ли нетрезвых, то ли обколотых дурью: размашистые движения, улыбки во весь рот, больше напоминающие оскалы. Один, совсем мальчишка, вооруженный чем-то вроде бейсбольной биты, со всей дури треснул по левой фаре «мазды», потом запрыгнул на капот и впечатал каблук тяжелого ботинка в лобовое стекло еще раз. К нему присоединилась девица в джинсах, разрезанных по бокам. Они что-то кричали, но соседняя машина завывала громче.
«Где же полиция?» – в панике подумала Лариса. Она схватила мобильник, чтобы позвонить маме, но тут парень запрыгнул на крышу и принялся выплясывать там что-то из репертуара экваториальной Африки. «Мазду» ощутимо встряхнуло. Демка немедленно проснулся и тоже включил сирену, вместе с «вольво» они составили неслабый дуэт. Лариса попыталась втянуть голову в плечи, как черепаха. Послышался хруст лобового стекла, и оно покрылось частой сетью трещин. Толпа совсем развеселилась и принялась раскачивать машину. Ларису внутри бросало из стороны в сторону, сумка упала, раскрылась, и оттуда высыпалось все: ключи, мобильник, косметичка, пачка салфеток. Девушка не кричала, лишь согнулась и покрепче перехватила орущего ребенка, стараясь уберечь его головку от ударов. Машина раскачивалась все сильнее и вдруг повалилась на бок. Посыпались удары в днище. «Мазда» еще раз качнулась и повалилась «на спину», как черепаха. Перепуганная пассажирка внутри салона лишилась чувств. Малыш продолжал кричать, а толпа, похоже, даже не заметила, что внутри перевернутой «мазды» кто-то был. Их внимание привлек красный, как пожарная машина, «Рейндж-Ровер». Перехватив поудобнее биты и обрезки труб, они направились туда, круша по пути фары и зеркала.
Лариса пришла в себя довольно скоро от боли в запястье. Она то ли стояла, то ли лежала на четвереньках. На спину давил руль, а где-то у коленей привалился теплый сверток. Молчащий сверток!
Лариса осторожно переместилась так, чтобы лечь на бок, и подтянула к себе конверт здоровой рукой. С тихим ужасом заглянула внутрь.
Из кружев на нее смотрели огромные синие-синие глаза сына. В них светилось безмерное удивление. И молчал Демка скорее от этого самого удивления, чем от страха.
– О Господи, – выдохнула Лариса. Она нашарила под собой мобильник. С ним все оказалось в полном порядке, но мама не отвечала. Все, как она предупреждала – сеть не ловила. И как вовремя!
В салоне ощутимо пахло бензином. Девушка попыталась толкнуться в дверь, но ту, похоже, заклинило. Сознание, вскормленное Голливудом, немедленно подсунуло целый калейдоскоп картинок с горящими машинами, взрывами бензобаков и взлетающими в синее небо лимузинами. Две секунды паники – и тот же Голливуд пришел на помощь. Лариса легла так, чтобы иметь лучший упор и с силой ударила в лобовое стекло ногами. Раз. Другой. Потревоженный ребенок снова пискнул.
– Да тихо ты!
С третьего удара стекло вывалилось целиком. Ногами вперед, каракатицей, девушка выползла наружу, подтаскивая за собой ребенка. И на подгибающихся ногах бросилась подальше от разгромленной «Мазды», туда, где возвышались корпуса бизнес-центра. Мобильник остался в машине.
Сирены скорой в последние несколько дней стали для города на Неве привычной музыкой, но в этот раз к ним присоединились милицейские, или, как сейчас говорили, полицейские. Парковка была большой, или Ларисе это только показалось, но, добираясь из одного конца в другой, она немного успокоилась и даже стала смотреть по сторонам, проявляя здоровое любопытство. Несколько машин пронеслись мимо нее, свернули, замерли. Похоже, у соседнего здания.
Значит, этих придурков понесло туда? И слава Богу!
Разбитые стекла устилали ей путь, словно она была средневековой женой, уличенной в измене. Правда, никто не требовал идти по ним босиком. Разбитые фары, оторванный бампер. Две или три машины лежали на боку, а одна, как теперь и их «мазда», торчала вверх колесами. Странно, но полицейских видно не было, хотя всего час назад тут стоял кордон.
Лариса знала, что такое толпа. Как-то пару лет назад она возвращалась из школы домой и увидела, как на небольшом асфальтовом пятачке компания пацанов азартно пинала плюшевого мишку. Пинали и пинали, какая разница, мишка или мяч? Но вдруг на одно мгновение Лариса ощутила его живым. Острая жалость полоснула по сердцу, и она, не раздумывая, бросилась под ноги ребятам, вытаскивая грязного, порванного в трех местах невезучего топтыжку. Обломала парням весь футбол. Те, понятно, в отместку попинали ее вместо мишки. Слегка, несильно… Всего одно ребро сломали да фингал поставили. Медвежонка она отбила, и вечером, стараясь не особенно шевелиться, чтобы не тревожить грудь, стянутую тугой повязкой, осторожно сунула его в тазик с мыльной пеной. Запихать игрушку в стиральную машину Лариса почему-то не решилась, словно тот и впрямь был живым.
Толпа способна на все. И стоять у нее на пути – все равно что пытаться перекрыть движение на Кольцевой, просто раскинув руки. Лариса и не собиралась мешать банде явно рехнувшихся парней. Не собиралась… Но нужно было хотя бы позвонить в полицию. Выполнить свой гражданский долг.
К сожалению, мобильник остался в машине. Вместе с карточкой, деньгами, ключами от квартиры и… И это все не важно. Самое главное свое сокровище она успела вынести, а остальное – да гори оно все огнем!
Небо в тот день явно почистило уши, потому что едва девушка успела про это подумать, как сзади раздался мощный взрыв и возник столб черного дыма. «Мазда» все-таки рванула.
Лариса ускорили шаг, до «маминого» бизнес-центра было уже недалеко…
В огромном вестибюле было прохладно и тихо. Несколько человек сидели на диванах, молодой мужчина стоял у «вертушки», о чем-то негромко вещал телевизор. Лариса нерешительно замерла у входа. Она никогда здесь не была, отец совсем недавно арендовал здесь офис, и ей не довелось. И к тому же ей показалось, что все присутствующие смотрят на нее… Через секунду она поняла, что ничего ей не показалось. На нее и в самом деле смотрели в упор несколько пар глаз. Словно пытались ей что-то сказать.
Мужчина у вертушки даже попытался сделать что-то этакое глазами. Недоумевая, Лариса сделала несколько шагов к нему.
– Простите, вы не подскажете, где я могу позвонить в полицию? – спросила она.
– Села на пол, коза! Не шевелиться, дышать только по моей команде! – прозвучало над ухом.
Лариса обернулась. За ее спиной стоял, покачиваясь с ноги на ногу, длинный парень, рыжий, с тонкой бородкой, в линялых джинсах и футболке с надписью «А нам все по…». Откуда он возник?
Тут она поняла, что в огромном вестибюле на самом деле намного больше народу, чем показалось ей с порога. Просто основная масса сидела и лежала на полу, не поднимая голов. А остальные подпирали стеночки. И этих остальных Лариса признала. По крайней мере одного – того парня, который танцевал на капоте ее машины.
– Вы тут что, грабите? – искренне удивилась Лариса.
Но как? У банды укуренных придурков не было никакого оружия. Не считать же оружием одну бейсбольную биту на троих? И тут до нее дошло – как. Эта штука настолько не вписывалась в местный интерьер, ее настолько не могло здесь быть, что поначалу Лариса ее даже не увидела. А увидев, приняла за деталь декора.
Посреди вестибюля стояла пушка. Самая настоящая. Небольшая, выкрашенная в зеленый цвет, как в фильмах про Вторую мировую войну.
– Вот ЭТИМ грабите? – уточнила Лариса, – креативненько.
Потеряв терпенье, Рыжий толкнул ее в спину, и она плюхнулась на пол рядом с мужчиной средних лет в дорогом костюме и галстуке ручной работы. Ребенок завозился, но подумал, и, видимо, решил, что плакать не стоит. Он был сыт, упакован в памперс, так что проблема мокрых пеленок его не беспокоила, а все остальное происходящее в мире казалось малышу несущественным.
