— Что у тебя с головой? Ранили?
— Нет... Другая история. Потом расскажу. Это — Настя.
Отец Климент встал и, кусая губы, широко перекрестился.
— Вам переодеться надо, а то застудитесь, — проговорил он, стараясь оставаться спокойным. Сам он, как и Артемка, спал одетым.
— Есть во что?
— Поищем.
Вещей у него оказалось совсем немного.
— Кто их убил, Парамон? — не глядя на меня, спросил он, и сам себя перебил: — Да какая теперь разница!
Мне достались безразмерные джинсы и фуфайка, в которую можно было легко запихать троих людей моего объема. Одежда была старой, жесткой, несвежей, но, по крайней мере, сухой. Настя категорически отказалась облачаться в Артемкины обноски, которые к тому же явно были ей малы..
— Брось капризничать, — уговаривал ее отец Климент. — Тебе сейчас нужно не о красоте думать, а о здоровье. Ты ж зубами стучишь. У нас чистое все, на той неделе стирали.
Настя лишь мотала головой. Артемка разглядывал Настю с интересом и без свойственного ему страха перед чужаками.
— Пло-ха! — строго проговорил он и погрозил ей пальцем.
Настя невольно улыбнулась.
— Хоть верхнюю одежду скинь и в одеяло сухое закутайся, — предложил отец Климент. — Заверни вокруг себя, как в Индии носят. Мы отвернемся пока.
Завернуться в одеяло Настя согласилась.
— Завтра ваши вещи в деревню отнесем, там и постираем, — пообещал отец Климент. — Здесь все равно не высохнет — сыро. Вам от простуды нужно святой воды выпить.
— А чаю нет? — спросила Настя.
— Чаю нет. Но святая вода лучше чая помогает.
Святую воду он держал в изголовье в пластиковой
баклажке. Услышав знакомые слова, Артемка схватил баклажку и, дружелюбно мыча, протянул Насте. Настя поблагодарила и вежливо сделала пару глотков. Я не стал пить: пока мы пробирались к церкви, я промерз до костей и никак не мог согреться.
Покончив с профилактикой простуды, отец Климент занялся моей головой. Он размотал бинты и, светя фонариком, осмотрел раны.
— Зашивать нужно, — заключил он озабоченно. — Причем срочно.
— Здесь есть врач? — встревожилась Настя.
— Одна врачиха на три деревни, — ответил отец Климент. — В Спиридоновке. Восемь километров туда шлепать.
— Восемь километров?!
— Можно, конечно, у Николая лошадь попросить, только это по-любому до утра ждать придется. Да и кляча там такая, что пешком быстрее будет. В общем, придется тебе его штопать.
— Мне?! — перепугалась Настя.
— А чего ты шарахаешься? Леску тонкую найдем, есть у нас, иголка тоже имеется...
— Я крови не переношу!
— А ты о ней не думай. Шей, как тряпку шьешь.
— Я не умею!!
— Шить не умеешь? Сроду не поверю, чтоб девушка шить не умела! Ты думаешь, спиридоновская врачиха больше тебя в этом деле соображает? Да она от всех болезней аспирин дает...
— Нет, нет, я не смогу, — повторяла Настя в ужасе.
— Сам зашьешь? — вмешался я.
Отец Климент с сомнением поглядел на свои ручищи.
— Вообще-то я как бы по другой части, — проговорил он неуверенно.
— Кому-то все равно надо, — настаивал я.
— Тоже верно.
— А вдруг вы занесете инфекцию? — воскликнула Настя. — Начнется заражение.
— А вот насчет этой ерунды не переживай, — заверил ее отец Климент. — Мы святой водой все промоем, от нее микробы мигом дохнут.
— Святой водой?!
— Святой водой лучше всего! — подтвердил отец Климент. — Микробы — это что? Те же демоны, только маленькие. Ну, ладно, ладно, не шуми, потом еще и зеленкой смажем. Беда с вами, маловерами. Хорошо хоть зеленка имеется, верно, Артемка? Ну, давай, брат, ищи ножницы.
— Ножницы зачем? — спросил я.
— Стричь тебя будем, — ответил отец Климент. — Только сперва помолимся.
Он подошел к самодельному перекошенному аналою перед иконами и открыл старый обтрепанный каноник. Молитвы он читал не скороговоркой, как церковные чтецы во время служб, а вдумчиво и серьезно, порой спотыкаясь на церковнославянских оборотах. Держась левой рукой за его рясу, Артемка крестился и кланялся за ним следом. Закончив молитвы, отец Климент закрыл книгу.
— Будем сейчас в доктора играть, дяде голову чинить, — объяснил он Артемке. — Тебе самое главное доверим — фонарик держать.
Он передал фонарик Артемке, показав, как именно надо светить. В отличие от Насти, Артемку кровь не пугала, он разглядывал мои травмы с любопытством.
— Пло-ха, — сказал он и погрозил мне пальцем.
— Конечно, плохо, — подтвердил отец Климент. — А мы будем дяде делать хорошо. Только не дергай рукой, ровно свети, чтоб я дяде ненароком ухо к носу не пришил.
Отец Климент выстриг мне макушку, потом достал откуда-то огромную почерневшую иглу и прокалил ее над огнем спички. Леску он снял с удочки, окунул в святую воду, взглянул на Настю, неодобрительно крякнул и протер зеленкой.
— Ну, с Богом, — вздохнул он, закончив приготовления. — Настена, а ты что бледная? Не тебя ж зашивать будем. Улыбнись, сестренка, а то ты мне пациента напугаешь. Он и так весь трясется, еще сбежит со страху.
— Шей, шутник, — проворчал я.
— Святой водички попьешь? — предложил отец Климент. — Заместо наркоза?
— Обойдусь.
После первого стежка я взвыл.
— Больно? — спросил отец Климент.
— А сам как думаешь? — ответил я сердито.
— Ты кричи, если хочешь, — разрешил он.
— Не хочу, — огрызнулся я.
Пока он зашивал макушку, мне удавалось обходиться сдавленным мычанием. Настя не сводила с меня глаз, полных слез и сострадания.
— С башкой закончили! — объявил отец Климент, завязывая леску и обкусывая концы. — Как новая. Можно опять пробивать. Теперь только бровь осталась.
— Бровь? — переспросил я.
— А куда деваться? Она вон до кости расползлась.
— Дай святой водички, — попросил я, преодолевая нервную дрожь.
Возможно, святая вода и являлась прекрасным дезинфицирующим средством, но в качестве анестетика она никуда не годилась. Гулкие своды святого места огласились моими неподобающими речитативами.
— Ты че разорался-то? — корил меня отец Климент. — Терпи, мухач, полутяжем будешь.
Наконец, все было позади. Отец Климент с удовлетворением меня осмотрел.
— Другое дело! — заметил он, заново бинтуя мне голову. — Красавец, хоть женись.
