кошкам, она особенно на этот счет не обольщалась.
— У нас нет свободных денег, — ответил муж на ее просьбу.
Но Вича не успокоилась, и когда к ним вечером зашел Тимоха, который всегда был при деньгах, она прямо с порога жалобно и в картинках обрисовала ему ситуацию.
— Я могу одолжить денег на кота, — не задумываясь сообщил он.
— А почему бы тебе просто не подарить его нам? — попытался отшутиться Дича, спускаясь из кабинета.
— Любимка, ну пожалуйста! — канючила Вича. — Я тогда тоже смогу приносить деньги в семью.
Пока они все вместе пили на кухне чай, каждый думал о своем. Вича уже давно подумывала том, что надо бы заняться традиционной черной магией, пока она не познает сути чужеродной энергии. А кот здесь может сыграть не последнюю роль.
Он позволит ей значительно расширить круг своих возможностей. Кто знает, не станет ли он той опорой, которая поддержит ее в этом враждебном мире и поможет ей наконец-то подняться на ноги? Дича вспоминал, как известный русский шахматист Алехин перед каждой партией выпускал на доску кота. Может, и ему кот принесет удачу в крупном шахматном турнире в Филадельфии, куда он собирался вскоре отправиться? Если повезет, то он сможет выиграть внушительный денежный приз, который придется им ой как кстати. И только Тимоха не обременял себя глубокомысленными изысками.
«Ща попью чайку и — бомбить по ночному Балтимору», — думал он, пожевывая сделанные Вичей печенюшки.
В конце чаепития Дича встал из-за стола и потрепал жену по голове. Затем, выдержав паузу, благосклонно сказал: — Ну, хочешь кота, так покупай. Только я пальцем не притронусь к его песку, — предупредил он.
Сделка века состоялась. Таксистские деньги и котенок в тот вечер поменяли владельцев, а в их семейный бюджет добавилась еще одна статья расходов.
Все следующие выходные были посвящены походам по магазинам за кошачьими игрушками и принадлежностями. Вича была на седьмом небе от счастья. Она с огромным удовольствием лазила по полкам со всякой кошачьей всячиной, и ее радостного настроения не могло испортить даже недовольное ворчание мужа.
Разбирая покупки на кухне, где они решили, и будет стоять кошачий ящик с песком, Вича отправила мужа в комнату.
— Ты же сам отказался заниматься устройством нашего котика, — подначивала она мужа, выпроваживая из кухни.
— Не очень-то и хотелось, — отвечал он, пытаясь скрыть интерес к происходящему.
Пока Дича смотрел хоккей с его любимыми «Красными Крыльями», где играла целая пятерка русских игроков, Вича распаковывала кошачий туалет. Перед тем как наполнить его искусственным песком, она приклеила на дно давно припрятанную фотографию ненавистной приживалки. Воровато поглядывая на дверной проем, ведущий в залу, она аккуратно похоронила толстомясую под внушительным слоем вкусно пахнущего песка. Когда все было готово, она позвала Дичу полюбоваться на свои труды. Муж сначала проигнорировал ее призыв, но потом любопытство взяло верх, и он с интересом стал наблюдать за демонстрацией функциональных возможностей совка по вылавливанию из песка кошачьего дерьма. Позже оказалось, что в многофункциональности совка нет никакой необходимости, потому, что хвостатая породистая сволочь считала не царским делом зарывать свое благородное дерьмо. Пушистый идиот усердно скреб стены и панель холодильника, за которым был спрятан ящик, и совершенно игнорировал песок. Но хуже всего было то, что этот подлец терпел весь день и шел оправляться именно в тот момент, когда хозяин возвращался домой и хозяюшка усаживала его ужинать…
Вечером пришла подруга проверить обустройство будущего кота-производителя и заодно обмыть покупки. Не преминула она также похвастаться своими наклеенными ногтями, расписанными как яйца Фаберже. Леля собиралась навестить родственников в одной из бывших Советских республик и хотела поразить их всем, что было в ее арсенале. Виче сразу понравились такие расписные ногти, но она боялась, что на ней они вряд ли будут смотреться. Ее собственные ногти больше походили на когти тигрицы и часто привлекали внимание окружающих. Покрашенные ярким лаком, они были предметом зависти подруг, которые не знали, что Вича обменяла бы эту красоту на их здоровье, ни на миг не задумываясь. Людям, далеким от медицины, было невдомек, что такая форма ногтей называлась «часовые стекла» и являлась признаком больных легких.
Еще в медучилище им объясняли, что это происходит из-за хронического недостатка кислорода в кончиках пальцев, хотя ее ученый муж был другого мнения. Он где-то вычитал, что виной всему гены, которые отвечают за производство факторов роста.
В больных легких эти гены постоянно включены, а излишки факторов роста выбрасываются в кровь. Там они не находят ничего лучшего, как стимулировать избыточный рост ногтей. Послушать Дичу, так весь мир держится на генах.
— Возьмем, к примеру, Черчилля! — заводился он, когда ктонибудь на вечеринке его подначивал.
— Помните его знаменитую фотографию, где он сидит жирный как свинья с сигарой в зубах? — кипятился Дича. — Так вот, он всю жизнь пил и курил, а прожил больше девяноста лет! — А теперь возьмем нашего олимпийского чемпиона Гринькова, который с детства соблюдал спортивный режим, а умер в двадцать восемь! Вича знала, что Дичина лаборатория проводила посмертный генетический анализ фигуриста. И что мутацию гена, сыгравшего роковую роль в жизни спортсмена, первым нашел именно ее Дича. Так что в генетике он был силен, и не верить ему не было никакой причины.
Двадцать шестой час Медсестра вернулась в бокс со стаканом сока для мужа пациентки. Расстроенный мужчина выключал и убирал из-под подушки больной ноутбук. Медсестра протянула ему стакан. Не замечая ее, Дича смотрел на дату в нижнем углу монитора, сегодня они должны были улетать на юг. Он с горечью думал, что это уже не первый раз на их веку, когда Вича попадает в больницу накануне дальнего путешествия. Они уже были в похожей ситуации перед их второй поездкой в Питер, к Яне на день рождения. До отлета оставалось меньше недели. Однако черные сестры не дремали. Опасаясь очередной подпитки виккианской воительницы энергией родной природы, они решили нанести упреждающий удар…
Был теплый вечер. Вича с Дичей только что вернулись из похода по магазинам с очередной партией подарков для питерских родственников и друзей.
— Ты вообще собираешься паковать чемоданы?! — кричала Вича из кухни на прилегшего отдохнуть мужа. — Что, я должна этим заниматься? Дича решил, как всегда, дать жене выкричаться и подождать, пока ее порыв бурной деятельности уляжется. Но вдруг Вича замолчала, и в доме повисла гробовая тишина.
— Что случилось? — не подозревая беды, спросил он. — Почему фонтан иссяк так быстро? Ответа не последовало. Почувствовав неладное, Дича вскочил и побежал на кухню. Вича сидела на стуле, переломившись пополам, и боялась шелохнуться. Она с трудом балансировала на грани сознания. В глазах было темно от боли. Чья-то невидимая рука как будто вонзила острый нож ей в бок и шевелила им во все стороны. Когда терпеть уже не было мочи, сознание сжалилось и покинуло ее.
Боли больше не было, лишь что-то давило на грудь. Это был каменный подоконник, через который она перевесилась и наблюдала за своим любимым. На заднем дворе замка он разбирал повозку с лекарскими принадлежностями своего отца. После возвращения скорбной кавалькады охотников, двор был забит неразобраными телегами. Похоронив задранного медведем сына, герцог заливал горе вином, а без его приказа никто не осмеливался прикоснуться к охотничьей амуниции. Вдруг, стоявшая на пригорке повозка сдвинулась с места и, набирая скорость покатилась в сторону Дерека. Кто-то прошмыгнул через двор, бросив вороватый взгляд в сторону ничего не подозревающего сына лекаря, и скрылся в каретном дворе.
— Дерек! Берегись! — что было сил закричала Венди.
Тот обернулся и увидел несущуюся на него телегу. Отбежать он уже не успевал. Подпрыгнув, юноша завалился в отцовскую повозку и едва успел поджать ноги, как раздался страшный треск. Лежа на дне повозки, Дерек увидел безжизненное тело Венди свесившееся из верхнего окна. Не обращая внимания на ссадины и ушибы, он ринулся к ней. Из глубины каретного двора пара белесых глаз с ненавистью следила за тем, как его соперник поднял бесчувственную Венди на руки и исчез из окна.
Увидев запыхавшегося сына несущего обмякшую девушку на руках, эскулап тут же бросил свои опыты с микстурами и склонился над помощницей кухарки.
— Что с ней отец?! — У нее все признаки сквозного ранения в грудь но я не нахожу раны?! До девушки доносились обрывки какого-то приглушенного разговора. Мужские голоса становились все сильнее, и так же сильнее становилась боль.
Вместе с болью вернулось сознание. Вича услышала испуганный голос Дичи: — Что с тобой?! — Очень больно! — Где? — Слева. Не может же это быть инфарктом!? Нет, это был не инфаркт. В тот вечер у нее впервые в жизни порвалось легкое. До этого дня они не подозревали, что при Вичиной болезни бывает еще и такая напасть. Рентген подтвердил неутешительный диагноз, и вместо поездки в Питер они оказались в больнице…
В то время, как Дича заново переживал те далекие события, что-то очень теплое и родное промелькнуло в его сознании и исчезло. Ему показалось, что он упустил что-то важное, то, что сможет им помочь, и это не давало ему покоя. Дича раз за разом прокручивал горькие воспоминания тех дней, выискивая светлые моменты. Грустная улыбка коснулась его лица, когда он вспомнил их импровизированные постирушки. В то время у Вичи в легких обнаружили агрессивные бактерии, и ее перевели в отдельную палату. Больница не могла подвергать риску других пациентов, иммунитет которых был ослаблен их собственными болезнями. А поскольку Вичины микробы были еще и устойчивы ко многим антибиотикам, она представляла собой ходячее бактериологическое оружие. Но, как говорится, нет худа без добра. Благодаря отдельной палате Дича мог беспрепятственно быть с женой круглые сутки. В те короткие часы, когда он прибегал домой, стирать было некогда. Чтобы выйти из положения, Дича закрывался в их палатном туалете и тайком стирал белье в раковине. С наступлением вечернего моциона Вича надевала марлевую повязку, и они устраивали променад по коридору.
Улучив момент, когда никто на них не смотрел, они, веселясь, прошмыгивали мимо сестринского поста к выходу из отделения. По длинному переходу они попадали в здание, где находилась Дичина лаборатория. Там, в пустынной кухне, они заворачивали влажное белье в бумажные полотенца и сушили его в микроволновой печи. Хорошо, что его коллеги не знали, что в этой микроволновке готовилось ночью. Если бы им даже и сказали, то они все равно бы не поверили. Да и кому в голову могло бы прийти такое? — Без всякого сомнения наш менталитет сильно отличается от американского, — говорил он Виче на обратном пути в палату.
И действительно, в любой ситуации русский человек надеется только на себя. Не зря же проводимые тесты на выживание показали, что американцы, в своем большинстве, ждут помощи извне. Из нескольких предложенных предметов первой необходимости они обычно выбирают рацию, сигнальные ракеты и дымовые шашки. Тогда как россияне запасаются спичками, консервами и картой с компасом. Вича молча соглашалась. Она чувствовала себя за Дичей как за каменной стеной и любила его еще крепче.
«Конечно, такие моменты скрашивали ее жизнь в больнице, — с теплотой думал Дича. — Но это было совсем не то, что он искал».
Что-то очень важное лишь на миг всплыло из дальних уголков его памяти. Но вот что? Дича с напряжением пытался выудить из сознания ускользнувшую мысль. Но чем сильнее он старался, тем труднее становилось вспомнить. Наконец, он сдался и прибег к старому трюку. Секрет его заключался в том, что нужно было переключиться на другую тему. Тогда потерянная мысль обидится, что ее перестали искать, и сама вернется. Дича закрыл глаза и начал вспоминать их первую вылазку на балтиморский залив, предоставив поиск упущенной мысли своей подкорке.
Это была их первая встреча с частичкой Атлантики. Легкий привкус соли в воде не оставлял никаких сомнений в близости океана. К их удивлению пляж был забит неграми, которых сюда привезли автобусами из Балтимора. Так что анекдотический афоризм о загорающем негре здесь терял всякий смысл. Негры реально загорали. И не просто загорали, а аккуратно мазались кремом, чтобы загар ложился ровно. Они злорадно смотрели на белое меньшинство, которое, по большому счету, и обеспечивало их пребывание на этом пляже. Внушительная часть налогов, собираемая штатом, уходила на заигрывание с чернокожим населением. Работать они не хотели и годами сидели на шее у государства, прикрываясь протестами против расовой дискриминации. Но этого им показалось мало. Узнав, что Германия начала выплачивать приличную денежную компенсацию жителям оккупированных в годы войны территорий, негритянские лидеры стали требовать компенсацию за рабство.
— Вы лишили нас родины! — кричали они на своих митингах. — Кто заплатит за это? Как ни странно, желающие нашлись. Многочисленная группа богатеев страны объединилась и выступила со встречным предложением.
— Мы выплатим вам компенсацию, — провозгласили они. — И, более того, мы оплатим все расходы по возвращению вас на историческую родину.
После такого заявления страсти сразу же улеглись. Да и кто захочет уехать из этого капиталистического коммунизма в Африку, пусть и с деньгами? В какой стране мира тебя будут вот так собирать по трущобам и вывозить к морю на халяву? Может, и существовала такая страна, но Виче с Дичей до этого не было никакого дела. Они просто наслаждались редкой возможностью побыть вместе, да еще и на теплом заливе. Они как дети радостно плескались в воде, осыпая друг друга радужными брызгами.
— Ой! Тут какая-то сопля! — не переставая смеяться, закричала Вича.
