фотоаппаратом, но, что-то родное и любимое угадывалось в его фигуре. Неожиданно краски жизни вернулись к Виче. Болезненная бледность исчезла, и она с облегчением вздохнула: «Нет. Мой час еще не пришел!» Яркая улыбка появилась на ее порозовевшем лице и она вернувшись в прекрасный мир Петергофа.
— Я просто представила, какие штабеля благородных кавалеров валялись бы вокруг нас с Дианкой! — отшутилась Вича… Когда культурная программа была завершена, «американцы» погостили пару дней в новой квартире у Дичиной мамы и под конец отправились на дачу.
Там они провели незабываемую неделю. Пока мужики были на рыбалке, а женщины копались на участке, Вича ускользнула к Матрене.
— Ну что, воительница, насовсем к нам или погостить? — встретила ее старуха, как будто они только вчера расстались.
— Конечно, только погостить, — обиделась запыхавшаяся девушка. — Сейчас подкоплю сил, и снова в бой! Глаза целительницы потеплели: «Ну садись, докладывай».
Матрена внимательно слушала сбивчивый рассказ сестры, то кивая, то покачивая головой. Она видела, что не ошиблась в этой хрупкой и болезненной девчушке.
«Откуда в этом тщедушном тельце столько силы? — со смешанным чувством гордости и боли думала знахарка. — С такой волей, никто не устоит на ее пути».
Возбужденная воспоминаниями заокеанских событий, Вича часто дышала, ее взор горел. Матрена физически ощущала, как сгустки энергии переливаются внутри ее гостьи. К неописуемой радости она вдруг почувствовала среди них еле заметные следы чужеродных флюидов.
— Ты близка к нашей цели! — не вытерпела знахарка, перебив увлеченную рассказчицу. — Ты уже можешь удерживать часть их энергии.
Опешившая Вича смотрела на старуху широко открытыми глазами.
— Но я ведь ничего не делала для этого, — заверила она. — Как это могло случиться? — Дай срок, и ты разберешься. Мы верим в тебя.
Возвращаясь к даче, Вича унюхала аромат шашлыков, разносившийся по округе. Извинившись, что не помогала накрывать на стол, она присоединилась к пиршеству.
— Ты в отпуске, так отдыхай! — отмахнулась от ее извинений Ванда.
— Штрафную! — выкрикнул сосед. — Штрафную, штрафную! — подхватил нестройный хор уже «готовых» рыбаков…
Эта поездка навсегда осталась в памяти одной из тех немногих вспышек счастья, что так редко освещали их нелегкий путь.
Глава 7. Возрождение
Томография мозга была закончена, и скоростной лифт поднимал сложную больную обратно в бокс под номером тринадцать…
* * *
…А Вича поднималась в утреннее Питерское небо — она уже в третий раз летела во вражье логово. Теперь ей обязательно должно было повезти. Не зря же американская пословица гласит, что третья попытка всегда удачная. Конечно, была похожая пословица и на Руси. Ее древние сочинители, наверное, так навозливались Богу, что тот сначала у них раздвоился, а потом уже стал троиться. Но Он не осерчал, а взял, как гласит пословица, да и возлюбил самого Себя рас.
— Куда же этот самовлюбленный делся? — веселилась Вича, глядя на проплывающие под самолетом облака. — Если верить попам, так должен быть где-то здесь, на небесах.
Все ее забавляло и радовало. Эта поездка вернула ей веру в свои силы, которые уже помогли защитить семью сестры. Совсем с другим настроением она летела в Питер всего две недели назад. На душе висел груз ответственности, а карман оттягивали деньги, собранные родственниками для отмазки мужа Яны от суда.
А началось все, как часто бывает, с благородного порыва.
Какой черт понес свояка после ночной смены в проходной двор, он и сам толком не смог объяснить. Кто-то как будто втолкнул его туда. И надо ж было случиться, что именно в это время и именно там один крепко нагулявшийся представитель ближнего зарубежья приставал к такой же нетрезвой девушке. Та отбивалась, как могла, но силы были явно неравны.
— Вай! Коньяк пила, да!? Чего ломаешься? — доносилось из подворотни.
Бартер есть бартер. Так нет, надо было свояку вмешаться.
Одного удара в челюсть хватило, чтобы успокоить охотника до женского тела. Как это обычно водится, спасенная девушка исчезла в предрассветном тумане, а наш герой не успел и пары шагов пройти, как был упакован в невесть откуда взявшийся милицейский газик. По невероятному совпадению, дежурный следователь оказался однофамильцем шамкающего потерпевшего. После беседы с соплеменником из-под его пера вышла ладно скроенная картина происшествия. Сломанная золотая фикса потянула на тяжкие телесные повреждения с крупным материальным и моральным ущербом. Взбешенный таким поворотом дела благородный рыцарь полез в бутылку, что вылилось в жаркую перебранку с блюстителями порядка. Чтобы утихомирить здоровенного бугая, его пришлось убеждать всем отделением. Уговоры закончились для спорщика на полу и сопровождались дружным пинанием лежачего милицейскими ботинками.
В пылу этой беседы следователь не заметил, как на его лодыжке оказалось два кровоточащих отпечатка человеческих зубов. Это стало последней каплей, и судьба злостного нарушителя общественного порядка была предопределена. Адвокат мудро посоветовал решить дело полюбовно, и однофамильцы теперь жили в ожидании честно заработанных американских долларов.
Вича, услышав эту историю, ничуть не удивилась цепи таких случайностей. Похоже черный легион заморских сестер обложил ее со всех сторон.
— Не переживайте, — успокоила она Яну. — Мы деньги найдем.
Нашли, отдали и забыли. Но не тут-то было. Спустя неделю потерпевший вновь стоял под их дверью.
— Я передумал! — нагло заявил он. — Больше давай, а то не заберу заявление из милиции! После дележа со следователем половины суммы пострадавшему показалось мало, и он решил повысить свой гонорар. Никакие уговоры и призывы к совести не помогли. Яна с трудом утащила разгоряченного мужа в комнату. Когда дверь за ними закрылась, Вича устало оперлась на Дичу.
— Будут тебе деньги, — обратилась она сквозь зевоту к вымогателю. — Дай нам неделю.
После ухода неприятного визитера Дича с удивлением посмотрел на жену: — А где же мы их возьмем? — Не переживай. Перефразируя Ходжу Насреддина, за неделю либо законник- падишах умрет, либо потерпевший осел сдохнет.
А осел сдыхать и не собирался. Уверившись в новых финансовых поступлениях, он с еще большим рвением начал прогуливать шальные деньги. В те времена межнациональная рознь еще не достигла своего апогея, и подвыпивший представитель ближнего зарубежья беззаботно болтался по ночному городу.
Но питерское движение скинхедов уже начинало поднимать голову и насчитывало до трех сотен «бритоголовых». Для многомиллионного города это было каплей в море, и мало кто о них знал. Не встречал их и наш вымогатель. Не встречал до того самого вечера, когда нарушил договор. Он так и не понял, почему в ту ночь именно он привлек внимание странно одетых парней.
Среди редких прохожих в белой ночи светились их бритые головы. Обтягивающие джинсы были закатаны и демонстрировали во всей красе высокие армейские ботинки. Один из них выделялся белоснежными шнурками на фоне черных башмаков.
У двоих его сотоварищей шнуровка полыхала революционным кумачом. Сегодняшний вечер был для белошнурочника крещением первой кровью, и он был готов на все, чтобы завтра с гордостью сменить белые шнурки на красные. Скинхеды были одеты в застегнутые под горло кожанки с маленькими воротничками.
И это была не дань моде, а необходимость. Как волкодавам обрезают уши и хвосты, чтобы хищники не могли вцепиться в них во время охоты, так и максимально облегающая одежда помогала бритоголовым быть менее уязвимым в драке.
— Ты заплатил за проход по этой улице? — спросил самый старший из них.
— Это что, твой улица? — не растерялся поддатый вымогатель.
— Научись сначала по-русски говорить! — услышал он в ответ, а вслед за тем огромный колокол зазвенел у него в ухе.
До валились набок, и он увидел перед собой разбитое подвальное окно. В нем сидела кошка и намывала гостей.
Она безучастно наблюдала за тем, как несколько двуногих склонились над существом, которое качалось на четырех лапах, и освобождали его от каких-то шуршащих предметов. Тупые пинки продолжали раскачивать стоящего на карачках мужчину. Он уже не думал об отобранном паспорте и деньгах, спасительное окно — вот что занимало все его мысли. Спугнутая кошка спрыгнула на сырой пол подвала и по-хозяйски встретила гостя, который нырнул вслед за ней. Он плюхнулся головой на склизкий пол и затих.
— Чтобы завтра тебя в городе не было! — проорал в оконный проем белошнурочник и поморщился от пах цо смрада.
Однако он напрасно напрягал свои голосовые связки. Тот, кому предназначалось его обращение, уже давно наслаждался блаженной тишиной…
Восприятие звуков вернулось к нему лишь под утро. На груди у него сладко мурлыкала кошка, на такой славной постели ей давненько не приходилось оттягиваться. Подстилка приподнялась, и недовольная хозяйка подвала спрыгнула на холодный пол. Она недобро мяукнула и презрительно потрясла задними лапами.
— Мяу! — вдруг услышала она в ответ и остолбенела.
Ее ночной гость сидел на полу и глупо улыбался.
— Мяу! — уже громче повторил он и с интересом прислушался к собственному голосу.
Обалдевшая кошка выпрыгнула из подвала, а ей вслед неслось призывное мяуканье на разные лады.
Разбуженный житель бельэтажа с трудом оторвал всклокоченную голову от рваного матраца. Клочья ваты торчали из его ложа и касались грязного пола. Нет, кровать не была такой низкой. Ее просто не было. Видавший виды матрас валялся прямо на полу. Его проснувшийся хозяин что было сил, треснул кулаком по трухлявому паркету.
— В марте не наорались, сволочи! — попытался прокричать он, но тут же со стоном схватился за голову.
— Бум! — донесся снизу только что мяукавший, голос. — Бум, бум! — Похоже, вчера опять насандалились паленой водки, — испуганно пробормотал обитатель бельэтажа и спрятал раскалывающуюся голову под подушку…
Во время проводов Вичи и Дичи свояк светился, как новый пятак. В полученном на днях извещении говорилось, что суд переносится на неопределенный срок ввиду невозможности отыскать потерпевшего.
Двадцать девятый час По возвращении с рентгена, Вичина кровать была застелена свежим бельем. Но ни вкусно пахнувшие, хрустящие простыни, ни активные перекладывания и перемещения не пробудили спящую красавицу. Не интересовал ее и врач с долгожданными результатами томографии мозга.
— Ну, что, доктор? — нетерпеливо спросил Дича. — Вы же сами видели, что она плакала.
— Это, скорее, плохая новость, чем хорошая, — был убийственный ответ. — У Виктории начался отек мозга, вызванный длительным кислородным голоданием. То, что мы наблюдали, было рефлекторной реакцией на нарастающее внутричерепное давление.
«Как же я сам не сообразил, что не может человек плакать одним глазом?» — подавленно думал Дича, входя в ступор.
Обрывки объяснений врача до него едва доносились.
— Если отек станет прогрессировать и разбухший мозг вклинится в затылочное отверстие, то центр, отвечающий за работу сердца, может быть поврежден.
