Друзья знали эту его странность, раньше подшучивали над ним, а сегодня, в торжественный для него вечер, сделали вид, что не замечают его безалкогольное питье.
Конферансье Оскар Волин непринужденно вел застолье, как эстрадный концерт, представлял выступающих с тостами. Последним пришлось выступать певцу Владимиру Макарову, лауреату третьей премии Всесоюзного телевизионного конкурса.
— Желаю вам счастья, Маша и Савелий! — покачнувшись, с налитыми водкой глазами, проговорил он. — Тебе, Савелий, хочу сказать… А может, не надо? Не знаю. Я ведь почему третью премию получил? Пел песню об узниках гетто. А белорус Вуячич — первую за «Бухенвальдский набат». Вторую премию дали Мулерману — за красивый голос, за актерское мастерство. Я скоро сойду со сцены… Точно!
— Брось бузить! — сказал Миша Кокшенов. — Звание лауреата действительно до конца жизни!
— Звание, — пьяно усмехнулся Макаров, — с моей физиономией и звание не поможет. На меня даже хорошие песни о любви не ложатся; только с приблатненным мотивом: «Опять от меня сбежала последняя электричка». Пою о шахтерах. «Вышел в степь донецкую парень молодой». Зрители хлопают. В общем-то, добрая песня, а по содержанию липовая. Плохо живут шахтеры. Тупеют от тяжелой однообразной работы. Раньше обвалы сваливали на шпионов, а теперь на кого? На евреев, что ли? Я к чему все это говорю, Савелий. Я мордой не вышел. Не Магомаев. Не Гуляев.
— Я тоже — не Ален Делон! — вставил Савелий.
— Но тебя запомнят зрители. Я тебе завидую. И боюсь за тебя. Честное слово, Савелий, Маша, не обижайтесь. У тебя, Савелий, яркая актерская фактура, а у нас таких, как ты, начальство не любит. Набирай популярность, тогда с тобой труднее будет справиться. Я выпил. Может, несвязно говорю, но от души. Ты же добрый человек, Савелий. А о таких люди быстро забывают. Я когда пел песню о гетто, то ни у кого не мог узнать, кто там организовал восстание. Кто создал гетто — знают все. Гитлер! Фашизм! А кто с палками и камнями бросался под немецкие танки — поди узнай у историков, если кто из них в курсе.
— Зло остается навечно в памяти людей. Даже женщины больше любят тех мужчин, кто их обидел, кто заставлял страдать, — заметила Маша.
— Что же мне прикажете делать? Как относиться к жене? — серьезно произнес Савелий, и все рассмеялись, даже перебравший лишнего Владимир Макаров. — Я люблю Машу и поэтому обнимаю Нелю, чтобы страдала Маша. Извини, Оскар, но ради Машиной любви ко мне я даже поцелую твою жену. Тем более что она готовит обеды лучше, чем известные мне в Москве хозяйки.
— О присутствующих не говорят! — встал из-за стола Миша Кокшенов и поцеловал Машу. — Счастья вам и вашему дому. И будем считать, что зло не вечно на земле, и мы не вечны, и все сущее.
— Бог — вечен! — неожиданно для окружающих серьезно вымолвил Савелий, и настолько непререкаемым тоном, что все замолчали.
— С женихом не спорят! — улыбнулся Кокшенов.
Оскар Волин исполнил свои самые удачные шутки, но после слов Савелия о Боге никто на них не отреагировал.
— Я дал тебе слово никогда не играть в кино священнослужителей.
— А кто тебе доверит роль архиепископа? С твоей внешностью! Ведь ты — не Вертинский! — захохотал Кокшенов.
— Я надеюсь, что не доверят, — наконец улыбнулся Савелий.
Маша принесла пышный узорчатый торт.
— Это не торт, а новаторское кулинарно-архитектурное произведение! — констатировал Оскар Волин.
Вскоре гости ушли. Дорогой подарок оставил Ахмед Маликов. Неля успела помочь Маше убрать на кухне посуду.
Савелий приблизил лицо к букету роз.
— Чудесные цветы. Кто их принес?
— Володя Макаров, — ответила Маша.
— Надеюсь, что он простит меня, — сказал Савелий и вместо роз поставил в вазу букет гвоздик.
«Друг мой, Колька!»
На какие средства существует студент, если не подрабатывает? Конкретно — Савелий Крамаров. Пять рублей в месяц присылала ему жена дяди из Львова — тетя Лиза. Она работает бухгалтером, и эта сумма для нее немаленькая, впрочем, как и для Савелия. К тому же он сдает угол студенту своего института. Неприхотливый ни в еде, ни в одежде, Савелий старается впитать в себя новый и интересный для него мир. Его не смущает, что сосед по коммуналке разводит за городом собак и днем готовит на общей кухне варево, вокруг которого летают большие и мерзкие мясные мухи. Савелий увлечен фильмом, где судьба подарила ему интересную роль. Ему, как настоящему артисту, дают возможность ознакомиться со сценарием и его ролью. Фильм называется «Друг мой, Колька!» и навсегда останется в его памяти самым добрым из фильмов, в которых он принимал участие. Савелий знакомится с содержанием сценария, и оно сразу захватывает его, потому что в конце пятидесятых, несмотря на хрущевскую оттепель, оно звучало остро и злободневно. В школе, где старшей пионервожатой работает Лидия Михайловна Иванова, внешне царит благополучие и спокойствие, но за ее апробированными комсомолом планами работы стоят формализм, равнодушие и скука. Спасаясь от уныния, семиклассники организуют тайное общество с девизом: помогать обиженным и слабым, мстить ябедникам, зубрилам и выскочкам. В фильме находит продолжение тема добра Тимура и его команды. Не хочет мириться с внешним благополучием школьной жизни новый вожатый — производственник, шофер Сергей Руденко. Он хочет заинтересовать ребят живым делом. Находит старую автомашину и начинает вместе с ребятами ремонтировать ее, предварительно построив для этого гараж. Ребята учатся езде на машине. Раздосадованная тем, что ребята предпочли ее сухим, формальным планам живое, интересное дело, Иванова желает исключить из школы самого смелого из ребят, поддержавших вожатого-производственника, а именно — Кольку Снегирева. Она пытается представить его детскую шалость как политическое преступление, используя для этого демагогию и запугивание ребят. Но ребята и учителя активно включаются… в борьбу за Сергея Руденко. С Савелием серьезно беседует один из постановщиков фильма, Александр Митта.
Митта: Как ты понимаешь свою роль, Савелий?
Савелий: Смешная роль. Одно прозвище чего стоит — Пимен!
Митта: Но у тебя есть еще фамилия. Ты что, забыл о ней?
Савелий: Забыл. Все говорят Пимен и Пимен. Я привык. Считают, что меня назвали так в честь летописца.
Митта: А на самом деле? Ты кто по фамилии?
Савелий: Ну… Пименов.
Митта: Зачем же ты безропотно отзываешься на кличку?
Савелий: По сценарию. Как там положено.
Митта: Хорошо. Но при этом должен помнить, что ты Пименов. Должен обижаться на кличку, а не радоваться ей. Ведь, в общем-то, несмотря на леность и распущенность, ты честный и добрый парень. Или я ошибаюсь?
Савелий
Митта: Исаев тебя толкает, и ты попадаешь на тачку.
Савелий: Точно. Падаю.
Митта: Но как-то обреченно, даже не пытаясь оказать сопротивление. Пусть ремарок об этом нет в сценарии. Но у тебя есть характер, есть свои принципы.
Савелий: Конечно. Я девчонок не бью.
Митта: Это ты опять говоришь по сценарию, но вяло.
Савелий: Но ребята смеются, говорят, что бить девчонок мне мешает
