что-то очень взволнованно, а потом резко пошел прочь. А что она такого сказала?..
Между тем наступала полночь, и Одри размышляла: не сбежать ли ей, раз уж ее сравнили с Золушкой, ровно в двенадцать? И даже сапога своего на память им не оставить! Она уже не на шутку рассердилась на Джона. И на Тома. И вообще – на всех.
В саду нарастала эйфория: только что стих салют и новые музыканты настраивали свои джазовые инструменты. Их посадили на уютную маленькую веранду, там было тепло, и вечеринка обещала продолжаться еще долго. Публика безумствовала, распаляясь алкоголем и остротой переживаний, многие уже разбились на пары и обнимались, ожидая танцев. Наконец наступил тот долгожданный момент, когда субординация полностью рухнула!
Одри крадучись вышла во двор. Она хотела найти Джуди и попросить ее вместе уехать отсюда, если у той, конечно, не случилось неожиданного романа. Да, лучше уехать, пока она окончательно не распалилась шампанским и не наделала глупостей с Томом. Опасное состояние уже подступало. Остановившись на крыльце, она стала высматривать подругу. Так и есть! Джуди самозабвенно целовалась с одним из банкиров, и, кажется, оба находили все происходящее очень приятным. Одри вздохнула. В голове немного шумело, хотелось совершить что-то этакое, из ряда вон выходящее. В это время раздался пронзительный вой включенного микрофона, оркестр, между тем, начал играть негромкую мелодию.
– Дамы и господа! Кхе-кхе… Я хочу пригласить на танец одну девушку, а она грустит и не желает сегодня танцевать. – Том слово в слово повторял сказанное во время знаменитого заплыва на катере. – Одри! Пожалуйста, не отказывай мне во внимании, я прошу при всех!
– Черт бы тебя побрал! – радостно бормотала она, спускаясь с крыльца и приближаясь к ровной площадке, где уже двигалось несколько пар, в том числе и Джуди с банкиром.
Они начали медленный вальс. Даже не вальс. Просто это был повод обнять друг друга… или причина, какая разница! Руки Тома снова дрожали. Он молчал и во все глаза смотрел на свою подругу. Одри отводила взгляд.
– Хорошая моя… – Том не выдержал и зарылся носом в черные длинные волосы, которые теперь прикрывали его любимую шею. – Я скучал по тебе, особенно после той ночи…
– Том, давай помолчим.
– Ты так не похожа на бледных северных женщин… У тебя смуглое тело – все целиком, до последнего кусочка…
– Том!
– Я привел Ингрид, чтобы разозлить тебя.
– Это уже слишком! Ты сам с собой разговариваешь? – Она хотела уже обидеться, но в это время заметила, что на них с негодованием смотрят Стив и Бойд. Помолчать не получалось. – Твои друзья по-прежнему считают, что я могу ранить твое юное неопытное сердце?
– Они считают, что ты способна оставить меня «без крыши». И они правы. Одри!..
– Им-то какое дело?
– Мы дружили семьями.
– Ужасно! – Одри изо всех сил старалась не задать главный вопрос: разводятся они… ох, ну как же там ее зовут-то!.. или нет? Шампанское придавало смелости. Но путало мысли…
– Теперь наша дружба развалилась, как, собственно, и моя семья… Одри, я не хочу говорить о неприятных вещах. Я хочу говорить о тебе. О нас. О лете. Здесь так холодно, а там было так хорошо.
– Да, боюсь, что осеннее время будет вызывать во мне неприятные ассоциации.
– Это из-за той осени?
– Это не важно, из-за чего! – Она уже ругала себя за откровенность.
– Одри. – Том задышал ей в лицо, нос – к носу. – Одри, я… снова теряю голову. Одри, – его руки стали жадно блуждать у нее по спине, – поедем ко мне? Я давно живу один, поедем! Давай будем вместе, всегда вместе! Мне плевать на все, я готов бросить все ради тебя!
– Том! Остановись, не надо меня раздевать.
Но он не владел собой:
– Поехали, Одри! Я так хочу тебя, ты самый сильный на свете наркотик, ты сводишь меня с ума-а-а! – Том блаженно опустил руку под вырез ее платья на спине. – Мне всегда нравилась только ты. Но я боялся тебя, Одри. Я и сейчас боюсь.
– Ты мне уже говорил. – Она закрыла глаза.
– А ты – мне.
На них уже многие смотрели с любопытством, потому что мелодия танца дважды заканчивалась и начиналась заново, а они продолжали медленно вращаться, тесно прижавшись друг к другу, и не замечали вокруг ничего. Эти двое вели странный диалог, касаясь друг друга губами, и это было словно красивый и длинный поцелуй… Она хотела, чтобы время остановилось, и оно остановилось. Больше не стало огней вокруг, и музыка куда-то уплыла, они стояли, замерев в настоящем, глубоком поцелуе, а вокруг было море, южные сумерки и целая ночь впереди. Их лучшая и единственная ночь…
Слова Тома, сказанные фальшивым голосом, заставили ее очнуться.
– Одри. Я тебя люблю, по-моему!
– Том, ты пьян.
– Ты едешь сегодня ко мне? Мы повторим Израиль.
– А потом будет утро. И ты вызовешь мне такси, и больше никогда не вспомнишь о том, что мы были друзьями. Я превращусь в одну из твоих женщин для удовольствий.
– Одри, ты же знаешь, что это не так!
– Так, Том. Именно потому, что я знаю.
Он вдруг замер, глядя на нее.
– Так, да?! – закричал он, делая шаг назад. На них стали оборачиваться. Джуди на всякий случай оторвалась от банкира и подошла поближе. – Так?!! Ну и не верь, пожалуйста! – Он отступал, продолжая чуть ли не со слезами смотреть на нее. – Ну и не надо!.. Ну и уходи! – И решительно направился в сторону столов с напитками.
– Какая муха его укусила? – озадаченно спросила Джуди.
– Я.
– Ну как ты его кусала, все видели. А почему твой смертельный яд подействовал не сразу?
– Он сказал, что любит меня.
– Не верь.
– Я и не верю.
– А он?
– Обиделся. Ты же слышала. – Одри схватила с проплывающего мимо подноса еще бокал шампанского.
– Тебе не хватит? А то ты имеешь все шансы тоже признаться ему в любви.
– Имею. Но не буду.
Через огромные окна был прекрасно виден холл, где Том опрокидывал в себя один за другим маленькие стаканчики виски.
– Да-а. Мальчик переживает.
– Ничего, – Одри отвернулась от окна, – ему полезно.
– Он еще не приглашал тебя на работу? – Джуди помахала у нее перед лицом визиткой Тома с разноцветной птичкой, изображенной в уголке.
– Нет! Но у меня есть кое-что получше. Смотри мастер-класс! – Одри достала из сумочки три десятка визиток, врученных ей сегодня, и веером развернула их перед Джуди. – Слабо?
– Слабо, – восхищенно ответила та. – И что – все хотят с тобой работать?
– Больше половины – спать. Но это тоже приятно.
– У тебя высокий рейтинг. Можешь приложить сюда и эту. – Джуди протянула ей визитку Тома.
– Она твоя.
– А твои дожидаются у меня на рабочем столе, он же просил передать, когда тебя не было. Так что бери. Теперь можно посчитать, сколько человек хотят с тобой спать, а сколько работать.
– А Тома мы куда причислим?
– В первые ряды конечно!.. О-о! Какие тут фамилии попадаются! – Джуди воровато оглядывалась по сторонам. – И что он тебе нашептывал?.. Вот это да!
…Полчаса спустя, Одри садилась в такси, в то время как ее подруга – в длиннющий лимузин банкира. В голове шумело, положение Джуди вызывало легкую физиологическую зависть… Она почти уже закрыла дверцу, когда раздался знакомый голос:
– Ты вот на сцене с микрофоном сказала, что мы можем задавать тебе любые вопросы! – Том стоял с трудом, опираясь на крышу ее такси, чувствовалось, что он сильно перебрал.
– Я говорила об Израиле.
– Не важно. Слово – не воробей. Так значит, я могу задать тебе любой вопрос?
– Задавай быстрей, и я поехала!
– Одри, – прошептал он таинственно, наклоняясь к ней, – скажи: ты уже любишь меня, как в том ноябре?.. Или мне нужно еще постараться, чтобы воскресить твои чувства?
– Что-о?
Том расплылся в широкой детской улыбке:
– Пока, сладкая моя! Не торопись с ответом!
7
Все последующие дни Одри Селтон, лучшая переводчица своей фирмы, провела в праздных размышлениях. Начальство подарило ей несколько выходных, чтобы она могла «очухаться и прийти в себя», но сидеть дома оказалось невыносимо.
Придя в офис с двумя тортами и шампанским, чтобы отпраздновать возвращение, она лениво раздавала интервью об израильской жизни. Прекрасную половину человечества почему-то интересовала служба в женской армии и телесные достоинства арабов (все были уверены, что ей хорошо известно то и другое). Мужчины допытывались, где в Израиле можно подзаработать, если они поедут в следующий сезон по контракту. Она не стала об этом рассказывать. Обещала же – не распространяться… К тому же сейчас нужно думать о будущем, а не о прошлом. В душе у нее постепенно созревал некий план, или, скорее, пока решение: ей отчетливо стало ясно, что в личной жизни и карьере надо что-то менять.
Хорошо Бриджит: живет с любимым мужем, занимается тем, чем хочет, красива и счастлива в свои пятьдесят три. В том, что она счастлива, не оставалось никаких сомнений, стоило только взглянуть в глаза этой женщине… Немногим в мире, может быть, единицам из тысяч, судьба дарит возможность встречать преклонный возраст именно так: счастливой, красивой, любимой и состоявшейся. У Бриджит было двое взрослых сыновей и уже намечались внуки. Одри вдруг прикинула, во сколько лет та могла родить своих мальчишек. Получалось, что не так уж и рано. Первого она, судя по всему, родила в таком же, как у Одри, возрасте: двадцати семи-двадцати восьми лет.
Она вздохнула. Нет, настоящее счастье просто так не приходит… Говорили, что Бриджит отбила своего Майлза у какой-то светской львицы, наделав тем самым много шума. Но с тех
