Сара снова выдержала паузу.
— Вы в самом деле понятия не имеете, о чем я говорю?
Вотапек несколько раз моргнул.
— Ни малейшего. — И поднес стакан к губам.
Сара следила за его движениями: по-прежнему скованные, но не более, чем раньше. Она давным-давно научилась замечать малейшие признаки обмана: едва уловимый сдвиг в движении глаз, в подборе слов, даже в наклоне тела. Но в Вотапеке не заметен ни один из разоблачительных знаков. Выходит, он и правда ничего не знал о двух ее стычках с Эйзенрейхом.
— Мне трудно в это поверить, — произнесла она, неожиданно куда более осторожно.
— Во что вы верите, меня не касается. Равно как и ваша личная жизнь.
— Значит, вы привезли меня сюда…
— Я уже сказал, зачем вас сюда доставил, — вновь перебил он. Взгляд, устремленный на нее, стал еще пристальнее, в голосе зазвучало нетерпение: — Меня интересует мисс Крох. Я опять спрошу: как вы ее разыскали?
Сара пыталась постичь смысл сказанного в последние три минуты. Флоренция, Пескаторе, Нью-Йорк… Все это ему ни о чем не говорит? Может, он…
Человек в темном углу шевельнулся, Сара уловила движение: расправил плечи. У него сильный торс, мощная шея, хотя голова, похоже, маловата для такой крупной фигуры. До странности невозмутимый, он стоял в сторонке, не обращая внимания на игру в кошки-мышки, которая велась у него на глазах. Идеальный послушник, подумала она. Идеальное орудие.
Сара снова перевела взгляд на хозяина, тянувшегося губами к стакану. И тут инстинкт и факт, объединившись, дали ей ошеломляющий ответ: Вотапек ничем не отличается от человека в темном углу. В этот миг Сара разглядела мир Эйзенрейха, каким он был, каким ему надлежало быть: задуманным так, что каждый человек обособлен и тем защищен. Тиг, Седжвик и Вотапек. Каждый из них сам по себе, каждый из них в неведении. Вотапек не знал про Нью-Йорк или Флоренцию, потому что ему не положено знать. Этим заправлял кто-то другой.
Вот она, слабина, какой можно воспользоваться.
— Тут вам придется быть немного точнее, — произнесла она куда более беззаботно, чем минуту назад.
Ферик приканчивал уже третий пакетик крендельков, на откидном столике перед ним стояла банка пива, пальцы сердито терзали беззащитный целлофановый пакет.
— Остальное немного сложнее, — сказал Ксандр, отправляя в рот кусочек сыра.
— Значит, упрощайте. — Ферик послюнил пальцы и собрал крошки со столика. — Любой способен усложнить что угодно, доктор. Признак истинного гения в том, чтобы представлять сложное простым. — Он сделал глоток.
— Не исключаю. Только я никакой…
— Признак гения, — прибавил Ферик, — а не гений как таковой.
Ксандр улыбнулся. Через шесть минут он, очень постаравшись, обобщил:
— Теория умная. Монах не занимается шайкой политических заговорщиков, он говорит о массовой манипуляции тремя определяющими сферами внутри государства: политической, экономической и общественной. Учитывая, насколько верно понимает он структуру государства, все выходит далеко за рамки обычного обмана.
— Сферами? Не улавливаю.
— Монах по-новому осмысливает то, как складываются государства, — пояснил Ксандр. — В шестнадцатом веке государство рассматривалось с точки зрения его политической роли. Эйзенрейх расширяет это представление и включает в него на равных основаниях две другие сферы. Эта идея на самом деле не получала развития еще три сотни лет. Но даже тогда, то есть в наше время, идея управления сферами большинству людей недоступна. Открытие Эйзенрейха в том, что он осознает: чтобы управлять государством, его руководству следует управлять каждой из сфер обособленно. Один человек на одну сферу. И к понятию «обособленно» монах относится очень серьезно. Управителей, по сути, не заботит происходящее в других сферах. Теоретически они пребывают в блаженном неведении друг о друге.
— Но это только вызовет путаницу, — заметил Ферик.
— Вот оно-то и делает теорию такой умной, — улыбнулся Ксандр.
Новый Орлеан. 4 марта, 11.35
Отталкиваясь от подводного пилястра, юный боец Эйзенрейха (снаряжение аквалангиста пришло на смену комбинезону, в котором он чуть больше недели назад щеголял в аэропорту Даллеса) проплыл к дальней оконечности пирса и приладил взрывчатку к плоской балке. Так же как и к тридцати восьми другим упаковкам, размещенным по всему подбрюшью промышленного причала, он приладил сбоку маленький черный коробок: загорелся зеленый огонек, потом желтый. Секунду спустя детонатор у него на поясе замигал красным. Контакт обеспечен, частота установлена. Он посмотрел на показатель запаса воздуха: шестнадцать минут. Полно времени, чтобы установить оставшиеся четыре устройства и настроить их частоты. Пловец развернулся и нырнул в глубину, взяв курс на следующий пирс.
Он не принял в расчет неожиданный вал прибоя, волна, поднятая судном, прошедшим где-то поверху, швырнула его на щербатую кромку пирса. Первым пострадал баллон с воздухом: тут же в воде эхом разнесся скрежещущий визг пробоины. Еще секунда, и вторая волна припечатала его к бетону и стали — и опять вся сила удара пришлась по дыхательному аппарату. Скрежет теперь обратился в булькающий стон: воздух терялся мгновенно. Куда хуже было то, что от выброса поверхность воды забурлила пузырями, что могло сразу же привлечь внимание кого угодно.
Впрочем, выбора у него не было. Придется всплывать.
Сбросив акваланг с плеч, пловец смотрел, как тот тонул, вскоре следом отправился мешок, который он держал в руках, четыре взрывных комплекта бесцельно уходили в глубину. Затем он обратил лицо к поверхности. Отражение одинокой фигуры рябью колыхалось в воде. У него остался один выход: слой воздуха под пирсом. Скользя меж балок, он всплыл, без звука прорвав водную гладь. Затаил дыхание. Прислушался. Придется дожидаться темноты, а потом выбираться.
— Нет, — откликнулся Вотапек не менее беззаботно. — Мне хотелось бы знать, как вы нашли Элисон. Хотелось бы также знать, почему вы несли всю эту чепуху про то, что я направляю вас переговорить с ней. Естественно, Элисон вам поверила.
— На вас я сослалась, — сказала Сара, наливая себе лимонад, — потому что знала: это единственное, что убедит ее повидаться со мной.
— А как вы это узнали?
Сара поставила графин на место.
— Мне платят за то, чтобы знать, мистер Вотапек.
— Понимаю, — произнес он. — И кто вам платит за то, чтобы знать о подобных вещах? — Он поставил свой стакан на столик. — Наше правительство?
Сара позволила себе улыбку, отрицательно поводя головой:
— Правительство не может себе позволить прибегнуть к моим услугам.
— «Не может себе позволить»… — Вотапек заговорил с нажимом. — Как вы достали этот номер телефона?
— Как? — произнесла Сара мягко, понимая, что пришло время поманить проблеском правды. — Нашла в списке, — продолжила она, поставив свой стакан на столик рядом с его, — в списке, где были имена четырнадцати детей, десять из которых умерли. — Сара помолчала. — На самом деле умерли двенадцать. Последние двое погибли совсем недавно. — Взглянула на него в упор. — Но об этом вы знали, мистер Вотапек?
Он ответил куда более настороженно:
— Вы опять заставляете меня признаться в неведении, мисс Картер.
— Уверена, это не так, мистер Вотапек.
Тот помолчал, прежде чем заговорить:
— Ясно, что с правительством вы все же связаны, иначе откуда бы у вас эти сведения?
— Не будьте наивны. Вы считаете, что в Вашингтоне хоть кто-то имеет представление, кто такие Грант и Эггарт? Или какое отношение ко всему этому имеет вице-президент? — Сара вновь умолкла, чтобы убедиться, как озабоченность пробивается в его взгляде. — Если бы там об этом знали, мы бы с вами не вели этот разговор.
Вотапек стиснул зубы.
— Те досье… были закрыты.
— Верно, — подтвердила она, — только они ведь не единственный источник информации, так? — В голове у нее стал складываться план атаки. Не дав ему ответить, она добавила: — В досье никогда не упоминались ни Брейнбрук в Колорадо, ни Уинамет в Техасе, и все же нам обоим известно, что эти площадки намного интереснее, чем Темпстен в штате Нью-Йорк. — Она подождала, пока сказанное ею дойдет до сознания собеседника. — Откуда у меня этот номер телефона, мистер Вотапек? Думаю, об этом вы уже знаете.
Он посмотрел на нее долгим взглядом:
— Этих сведений вам бы никто не дал.
— Тогда как вы объясните, что они у меня есть?
Вотапек раскрыл было рот, но умолк.
— Пусть это вас не беспокоит, — сказала Сара, горя желанием выяснить, насколько он обособлен. — Что вас должно беспокоить, — добавила она, достав из сумочки видеокассету Элисон, — так вот это.
И опять Вотапек ничего не сказал.
— Это запись, которая разъясняет, отчего столь интересны Брейнбрук, Уинамет и другие площадки. Запись, мистер Вотапек, где прослежена весьма поучительная история. Вам она знакома? — Сара дождалась его кивка. — Есть люди, которые хотят знать, почему у Элисон Крох оказалась копия записи.
Вотапек недоуменно раскрыл глаза, лицо его исказила гримаса — он не мог и не хотел верить ее словам.
— Эта запись, — говорила Сара, убирая кассету в сумочку, — вообще не должна была попасть в руки мисс Крох. У нее никогда не должно было быть доступа к материалам с грифом «Только для руководителя». — Она выдержала паузу. — В какой-то степени все это выглядит весьма слюняво и сентиментально.
— В какой-то… — Его взгляд метнулся к ней. — Эта запись держалась в тайне. Не могу понять, как… — Вотапек осекся. — Вы чью точку зрения имели в виду?
