литературная обработка (точно А. Вырубова училась у А. Толстого и П. Щеголева), весьма сомнительная запись происходивших с глазу на глаз интимных бесед Николая с министрами, бьющая через край «политичность» дневника (в особенности во второй книжке) - все это свидетельствует о подделке опубликованного «исторического» документа. Мы не говорим уже об употреблении иногда Вырубовой совершенно современных выражений. Допустим далее, что подлинные авторы дневника раскроют свой «секрет» и объяснят это желанием «обогатить нашу литературу новой формой литературного творчества или «подшутить» над читателем. Но зачем, например, понадобилось авторам изображать Распутина, этого сибирского проходимца, в виде мужицкого идеолога, интересовавшегося пугачевщиной и чуть ли не в деталях чувствовавшего нарастание революции? И кому нужна тогда эта новая попытка дальнейшего развития альковных и прочих сплетен из «Заговора Императрицы» А. Толстого и П. Щеголева? Таков «гвоздь» двух выпущенных альманахов».168
Чтобы урезонить не в меру ретивых борзописцев и положить конец всей этой возмутительной кампании опровержения, которая совершенно неожиданно спутала все карты товарищей Зиновия Самуиловича, Абрама Григорьевича, Михаила Алексеевича и всех, кто стоял за их спиной, редакция альманаха «Минувшие дни» срочно помещает в «Красной газете» статью, в которой не столько пытается аргументированно доказать свою правоту, поскольку возразить-то, в общем-то, нечего, сколько предупреждает о возможных последствиях и недвусмысленно советует не совать нос не в свои дела. Намек получился довольно прозрачный и должен был остудить пыл незадачливых оппонентов.
Чтобы не быть голословным, приведем эту статью полностью («Красная газета», издание Ленинградского Совета Рабочих и Крестьянских Депутатов, вечерний выпуск. Четверг, 15 марта, 1928 г. Статья «По поводу Дневника Вырубовой»):
«Журнал «Минувшие дни» печатает попавший в распоряжение редакции дневник «Вырубовой». Этот дневник представляет большой интерес, так как освещает с чрезвычайной обстоятельностью закулисную сторону самодержавия в период разложения монархии.
К сожалению, этот документ не подвергся своевременно авторитетной экспертизе. Только теперь специальная комиссия центроархива изучает его.
Однако это обстоятельство (опубликование дневника помимо центроархива) ничем не может оправдать тех поспешных и весьма рискованных утверждений, которые допущены отдельными товарищами (т. Горин в «Правде», т.т. Покровский, Волин и др. в «Вечерней Москве»), поторопившимися назвать «Дневник» - самой настоящей «фальшивкой»; весьма решительно выступают некоторые работники ценроархива (не потому ли, что редакция обошла его вначале?). Еще менее понятно, зачем «Вечерней Москве» понадобилось поместить, до выводов комиссии, интервью по этому поводу под тенденциозным заголовком «Фальшивка под видом исторического документа» и говорить о подлоге.
Доказательства подлинности этого документа, представленные редакцией, еще не разобраны. Комиссия документ не изучила. Чем, кроме погони за сенсацией [вот уж действительно с больной головы на здоровую - сост.], можно при таких условиях обьяснить выступление «Вечерней Москвы»?
А что касается товарищей, давших свои интервью до изучения соответствующих материалов, на основе личных впечатлений, то они рискуют оказаться в неприятном положении.
Редакция альманаха «Минувшие дни'».169
Смысл статьи можно сравнить с грозным окриком хозяина на свою бестолково и невпопад тявкающую шавку или с ударом бича бдительного надсмотрщика, когда нерасторопный раб стал громко сетовать на бессмысленность своей работы, забывая о том, что он всего лишь раб, а не рабовладелец, лучше знающий, что рабам полезно знать и делать, а что нет.
Тем не менее, положительный результат этого спонтанного возмущения снизу все-таки имел место. Во всяком случае, планы всемирового тиражирования возмутительной лжи с помощью берлинского издательства «Петрополис верлаг» были сорваны. Тому, что это произошло, мы обязаны честной, принципиальной позиции сотрудников Центроархива, а также представителей советской исторической науки и литературы. Отдадим им за это должное, а заодно и перечислим имена этих людей, которые указаны в небольшой статье-комментарии. В этой статье говорится, что «заподозрили подделку Демьян Бедный, М.Н. Покровский, В.В. Максаков, Б.М. Волин, М.А. Цявловский… Решающее значение для признания «Дневника» подделкой имела научная экспертиза его текста, проведенная Александром Александровичем Сергеевым, с 1925 по 1935 год занимавшим пост ответственного секретаря журнала «Красный архив». Здесь же мы узнаем о том, что «в феврале 1928 года А.А. Вырубова поместила в эмигрантской газете «Возрождение» заявление, что публикуемый в журнале «Минувшие дни» дневник не имеет к ней решительно никакого отношения и что она в жизни не вела дневников».170
Однако подлинность «дневника» продолжали отстаивать редакция «Минувших дней», а также издававшая альманах ленинградская «Красная газета». Ее позицию, как следует из статьи, разделял и С.Е. Крыжановский. Тем не менее «в результате поднятой против журнала кампании… журнал был закрыт». Но тут на защиту лжедневника решительно стал Максим Горький. По его настоянию три экземпляра лжедневника были переданы верховным руководителям партии и советского правительства: И.В. Сталину, Н.И. Бухарину и А.И. Рыкову, в несомненной надежде, что вожди трудового народа по достоинству оценят значение предлагаемого чтива, как уникального документа, обличающего ненавистную эпоху русского царизма. Но вопреки всем злокозненным усилиям произошло обратное: «Ничего из хлопот его [М. Горького] не вышло». Альманах был закрыт окончательно, а лжедневник более не печатался в Советском Союзе. Кто именно из советских руководителей вынес действительно мудрое решение и что повлияло на это можно только догадываться, но несомненно лишь одно: случившееся можно расценивать как явное чудо. Остается только восславить Господа, в очередной раз посрамившего клеветников, и воскликнуть вслед за псалмопевцем Царем Давидом: «Немы да будут устны льстивыя, глаголющыя на праведнаго беззаконие, гордынею и уничижением» (Пс. 30, 19).
Памятуя о той положительной роли, которую сыграл В.И. Сталин в русской истории (имеется ввиду прежде всего уничтожение так называемой «ленинской гвардии», т.е. профессиональных разрушителей России и непосредственных убийц Царской Семьи, что и позволило в дальнейшем, как всем хорошо известно, ослабить гонения на Церковь, победить в Великой Отечественной войне и укрепить внешнее могущество советского государства) можно предположить, что и в данном случае именно Сталину положил на сердце Господь прекратить это постыдное, грязное и слишком очевидное в своей неправоте дело.
По нашему глубокому убеждению, силы, стоящие за публикаторами лжедневника, и те политические фигуры, против которых было направлено острие внутрипартийной борьбы Сталина, были представлены одними и теми же людьми. А именно теми, кто был кровно заинтересован в сокрытии правды от русского народа. Их цели резко расходились с чаяниями тех русских партийных идеалистов, которые верили в утопию построения новой России без Бога и без Царя на основе ложно понимаемой социальной справедливости и народоправия. Цель же большевиков-ленинцев, таинственных обитателей запломбированного вагона и их последователей заключалась как раз в обратном - не в созидании, а в окончательном разрушении исторической России и даже памяти о ней, а также в уничтожении не только русской идеологии, но и всего русского народа как носителя этой идеологии, как народа, способного вновь встать на исконно русский путь верности Богу, Царю и Отечеству, что означало бы полный крах их богоборческих планов.
Воздействием этих могущественных сил в советской партийной номенклатуре и органах ЧК можно объяснить тот факт, что вопрос об авторстве и подложности «дневника» остался открытым. Его просто замяли, а документы комиссии уничтожили. В архиве сохранились только кое-какие газетные материалы по этому вопросу. Ни отчета комиссии, ни окончательных выводов и заключений не обнаружено. Можно лишь предположить, что на комиссию Центроархива было оказано соответствующее давление - возможно, с привлечением специальных мер партийно-следственного характера, как было принято во времена большевистских репрессий, которые почему-то получили название «сталинских» (возможно, потому что таким образом легче всю ответственность свалить на одного ненавистного им человека, которому отвели роль козла отпущения). Как бы то ни было, но, как говаривали в то непростое время, «гайки были затянуты туго».
Но кто же был загадочным автором лжедневника? Этот вопрос не праздный, так как авторитет тех, о ком пойдет речь, является препятствием для многих на пути к истине.
Когда план многосложной и секретной операции под кодовым названием «Дневник» был детально разработан и утвержден на высшем руководственном уровне, осталось подобрать надежных исполнителей. В связи с архиважностью дела решено было объединить усилия историков и литераторов. Так сказать, на исторически безупречную канву событий наложить мастерский талант пролетарского писателя, и… как говорится, комар носу не подточит.
Как утверждает А. Кочетов, выбор пал на ученого, филолога и историка Павла Елисеевича Щеголева, а также писателя Алексея Николаевича Толстого. В рассматриваемом нами архивном материале прямых подтверждений этому факту не удалось обнаружить. Тем не менее многочисленные косвенные свидетельства, которые будут рассмотрены далее, настолько убедительны, что, с нашей точки зрения, иного мнения быть не может. Вот, что пишет по этому поводу Кочетов:
«Похоже, литературную сторону (стилизацию и т.д.) взял на себя, будучи великолепным художником слова, А.Н. Толстой, а фактическую разработал П.Е. Щеголев, которому в его работе помогло одно немаловажное обстоятельство.
Известно, что в марте 1917 года Временным правительством была учреждена Верховная чрезвычайная комиссия «для расследования противозаконных по должности действий бывших министров, главноуправляющих и других должностных лиц», председателем которой назначили присяжного поверенного Н.К. Муравьева… А со времени создания Особой комиссии по расследованию деятельности Департамента полиции ее председатель П.Е. Щеголев также входил в Чрезвычайную следственную комиссию… Позже П.Е. Щеголев подготовил к печати семитомник «Падение царского режима. Стенографический отчет допросов и показаний…». Многое, очень многое было известно П.Е. Щеголеву как члену Чрезвычайной следственной комиссии Временного правительства и председателю особой комиссии. Никто, пожалуй, лучше него не ориентировался в вопросах о последних годах правления Николая II. Так что работа над «Дневником» Вырубовой для П.Е. Щеголева особого труда не представляла».171
Итак, как следует из приведенной цитаты, Щеголев профессионально разбирался в интересующем заказчиков вопросе. И как мы увидим дальше, существуют свидетельства современников рассматриваемых событий, которые косвенно подтверждают то, что сообщником Щеголева оказался великий пролетарский писатель, он же восходящее светило молодой советской литературы - Алексей Николаевич Толстой. Им в помощь был придан целый штат помощниц - очень способных женщин в области переписывания, перепечатывания, а также скрупулезной правки текста в соответствии с жесткими идеологическими нормами новой советской морали, которую коротко можно выразить так: хорошо все то, что укладывается в прокрустово ложе партийной догмы. А все то, что этому не соответствовало, следовало подровнять, подрасстрелять, подликвидировать, в лучшем случае подправить, если речь шла о живом авторском тексте, будь то письмо, воспоминания или иное литературное произведение, которое освещало события не в духе составителей «Краткого курса истории ВКП(б)».
В результате плодотворного сотрудничества Щеголева и Толстого к концу 1927 года пролетарское издательство «Прибой» приняло отредактированную рукопись «дневника» к набору. Историком Щеголевым были подготовлены исторические справки, данные в тексте в виде сносок. Труд получился весьма солидный.
Все же следует сказать, для соблюдения строгости научных рамок, что фамилии Толстого и Щеголева в связи с авторством лжедневника мы называем в достаточной степени условно, поскольку (вынуждены это признать) мы не располагаем прямыми доказательствами их авторства.
Но это не меняет существа дела, и, как будет раскрыто ниже, их сопричастность к этому преступлению не вызывает никаких сомнений.
Прежде всего вспомним, что литературный критик П. Горин высказывается вполне определенно не только по поводу поддельности «дневника», но и по поводу его авторства. И хотя имена А.Н. Толстого и П.Е. Щеголева упоминаются лишь в плане сравнительного анализа ранее напечатанных произведений с «дневником», намек настолько прозрачный, что эта форма сравнительного анализа воспринимается как фактическое утверждение, что истинными авторами являются именно они. И все же откуда такая уверенность (отметим, что и мы разделяем ее)? Прежде всего, в очерке проводится параллель между «дневником» и «Заговором императрицы» - пьесой в пяти действиях, написанной А.Н. Толстым в соавторстве с П.Е. Щеголевым (это-то обстоятельство общеизвестно и никем не оспаривается). То есть, указывается на полное совпадение этих произведений и в литературном, и в идейном планах. Пьеса, как пишет литературовед В. Баранов, «демонстрирует перерождение механизма царской государственности. Она выражает идею неизбежности крушения любой абсолютистской власти, оторванной от «почвы», интересов страны и народа. «Распутинщина» - последняя фаза такого перерождения, выражающая с фарсовой заостренностью гниение и маразм и т.д.».172
Следовательно, эта тема давно интересовала товарищей А. Толстого и П. Щеголева. Более того, они глубоко вошли в нее и совершили, так сказать, пробу пера, написав историческое произведение на документальном материале. Достаточно сказать, что пролог пьесы является точным воспроизведением (по крайней мере, в начале) протокола допроса Анны Вырубовой чрезвычайной следственной комиссией в Петропавловском каземате. Чтобы быть точными, заметим, что в конце пролога авторы все же позволили себе отклониться от «безупречной исторической канвы» с тем, чтобы приемами литературного гротеска и творческого вымысла лучше раскрыть глубоко волнующую их тему заговора. Именно поэтому
