Керамира разбудили гномы.
Они ни свет ни заря начали скрести золотоносную руду железными скребками и подняли такой тарарам, что Керамир спросонья едва не обмочился.
Керамир открыл глаза.
Гномов не было.
Вместо них он увидел здоровенную тетку в ярко-рыжем жилете. Тетка, вооруженная большой метлой, с бешеной скоростью возила метлой по земле, чертя каббалистические знаки и явно намереваясь навести на Керамира какое-нибудь проклятие — к примеру, превратить его в осла или в свинью.
Керамир вскочил.
Тетка неумолимо приближалась. Ее метла вычерчивала знак за знаком с такой скоростью, что у Керамира зарябило в глазах.
Керамир заметался. От страха он совершенно утратил способность соображать, и теперь изо всех сил ломился в кирпичную стену, пытаясь выйти на улицу.
Тетка, не останавливаясь ни на секунду, доскребла до Керамиру, проехалась метлой по его ногам, очертив магическую дугу, удостоила его презрительного взгляда и сказала:
— А ну вали отсюда, бичара! Ишь, распрыгался!
Керамир рухнул на колени:
— О несравненная и могущественная повелительница духов! Сжалься над несчастным скитальцем! Волею высших сил я заброшен в этот проклятый город! Простри свое милосердие на обездоленного странника! Не превращай меня в осла! Умоляю!
Тетка от неожиданности выронила метлу:
— Чтоб тебе пусто было! Да ты что, ополоумел, что ли?
Керамир, не вставая с колен, подполз к тетке и вцепился в оранжевый жилет:
— О солнцеликая! Не гневайся, прошу тебя! Смилуйся над нечастным!
Тетка смотрела на него, разинув рот. Наконец дар речи вернулся к ней, и в голосе ее послышалась жалость:
— Да что случилось-то? Может, документы потерял, а?
— О прекраснейшая! Знай, что я — наиглавнейший волшебник Полусреднего мира, Глава Магического Ордена, великий маг и чародей Керамир.
И Керамир рассказал оранжевой тетке историю своих злоключений.
Тетка слушала его, и глаза ее постепенно увеличивались в размерах, пока не достигли диаметра чайных блюдец.
— Да у тебя, я смотрю, совсем крыша поехала! — сказала она.
— Куда поехала? — не понял Керамир.
Вместо ответа тетка достала из кармана серебряную табакерку и принялась тыкать в нее пальцем.
Керамир с интересом наблюдал за ее действиями.
— Але, скорая? — закричала тетка в табакерку. — Срочный вызов!
Керамир был так ошарашен внезапным припадком безумия у тетки, орущей на табакерку, что совершенно не слушал, о чем она говорила. Он очнулся только тогда, когда она спросила:
— Сколько тебе лет?
— Чего? — растерялся Керамир.
— Лет тебе, спрашиваю, сколько? — терпеливо повторила тетка.
— Сто тридцать пять, — растерянно сказал Керамир.
— Говорит, сто тридцать пять, — сказала тетка табакерке. — Ну да, я же вам говорю, совсем с катушек съехал. Ну давайте, жду! — и ткнула пальцем.
— Ну вот, сейчас все уладится, — сказала она добродушно. — Сейчас доктор приедет, пилюлек успокоительных даст…
Керамир покачал головой:
— Бедная женщина! Ты верно, бесноватая! — сказал он печально.
— Чего-чего? — не поняла тетка.
— Говорю, ты сошла с ума. Ты разговариваешь с табакерками. Бедняга!
Тетка ошарашено вытаращилась на него, а Керамир, жалостливо глядя на тетку, продолжил:
— Один мой знакомый алхимик уверял, что при подобной напасти помогает отвар сушеных змеиных голов. Попробуй, может, тебе еще удастся вернуть разум.
Вместо ответа потрясенная тетка молча повертела пальцем у виска.
Керамир, будучи человеком вежливым, немедленно повторил уже знакомый ему жест благожелательного прощания, добавив:
— Не кручинься, несчастная безумица! Уповай на милость судьбы, и надейся на лучшее… Да, а змеиные головы все-таки попробуй!
Тут во двор въехала белая колымага, наподобие той, на которой Керамир въехал в город, но значительно меньше, и с красным рыцарским крестом на лакированном боку. Из колымаги вылезли три опухших горожанина. Среди них был рыцарь: на шее у него болтался рыцарский орден — блестящий конус на черных гладких шнурках. Шнурки заканчивались изогнутыми серебряными дужками с черными оливами на концах. Второй был оруженосцем — в руках у него был дорожный сундук с рыцарским крестом. Третий, видимо, младший слуга, почтительно держался сзади.
— Который тут волшебник? — мрачно спросил рыцарь.
— Вот он, — закричала тетка. — Еще и дразнится! Сама ты говорит, сумасшедшая!
— Ну, папаша, какие проблемы? — спросил рыцарь.
— Прохлада тебе, о благородный рыцарь, — ответил Керамир снисходительно. Глава Волшебного Ордена мог позволить себе подобную снисходительность по отношению к рыцарю, хотя и приехавшему в довольно приличной карете с гербом, но все же рыцарю, а не вельможе или волшебнику.
В Полусреднем мире Керамиру часто приходилось встречать рыцарей.
Вообще, надо сказать, что о рыцарях Полусреднего мира ходит большое количество ничем не обоснованных сплетен. Некогда эти славные мужи совершили несметное количество подвигов, упекли в мрачные подземелья полторы сотни злых королей, спасли шестьдесят одного принца, две тысячи сто семнадцать принцесс и не поддающееся учету количество прелестных девственниц. По сложившейся в давние времена поговорке, настоящий рыцарь должен был обязательно посадить в темницу короля, разрушить замок, и освободить девственницу. Студеной зимой и знойным летом рыцари странствовали по дорогам и распевали рулады, пугая фальшивым пением лесное зверье, восславляя добродетели и бичуя пороки. О них слагали гимны, им посвящали поэмы и рыцарские романы. Но со временем количество неосвобожденных девственниц сильно уменьшилось, поэтому рыцари принялись освобождать вначале вдов и одиноких тоскующих женщин, а потом и всех желающих. Последнее нередко приводило к конфликтам, ибо случалось, что почтенная матрона, соблазненная проезжим рыцарем, бросив семью и престарелого мужа, отправлялась на поиски острых ощущений.
Понуро перемещался такой соискатель по пыльным дорогам Семимедья на тощем осле, волоча за собой тупое копье. При въезде в деревню рыцари высматривали девственниц в слабой надежде освободить их. Невежественные крестьянки, не желавшие отдавать дочерей на освобождение рыцарю-недотепе, прятали их по погребам и чуланам.
Обычно имущество рыцаря состояло лишь из громкого титула, реже к нему добавлялось две-три сотни реалов, а уж богатых рыцарей можно было вообще пересчитать по пальцам. Впрочем, последние — обрюзгшие и обленившиеся бюргеры с солидным брюшком, не влезавшим ни в какие доспехи, — по дорогам не шлялись и приключений не искали, предпочитая всем подвигам хороший обед в родовом замке.
В целом же отношение к рыцарям было скорее жалостливым, чем агрессивным, и нередко на проселочной дороге можно было видеть, как какая-нибудь крестьянка совала рыцарю вареные картофелины:
— Покушай, болезный! Ишь, как отощал-то, бедняга… Кожа да кости!
Потому Керамир держал себя с рыцарем довольно высокомерно. Он посмотрел на рыцаря сверху вниз и спросил:
— Что угодно тебе, о благородный рыцарь? Учти, я спешу, и могу уделить тебе только три минуты.
— Мне угодно, — ответил рыцарь, — чтобы ты поехал со мной.
— Куда? — спросил Керамир напыщенно.
— В рыцарский замок, — ответил тот, усмехаясь.
Керамир решил, что рыцарь приглашает его на обед. В соответствии с этикетом Глава Волшебного Ордена мог наносить два-три визита в неделю представителям лучших семейств города. Знатным горожанам это давало повод для бахвальства, а Керамиру — возможность время от времени наедаться досыта.
— Ну, если ты так просишь… — пожал плечами Керамир. — Но учти, особе моего сана приличествуют особые почести. Я могу есть только с фарфоровых тарелок серебряными вилками. Приборы должны быть из цельного серебра. Если ручки будут костяные — я немедленно уйду.
Разумеется, Керамир лукавил. Он не ел со вчерашнего дня, и согласился бы есть не только с фарфора серебряными вилками, но даже из корыта руками, лишь бы накормили. Но правила этикета требовали соблюсти все приличия.
Рыцарь оказался покладистым:
— Договорились, — сказал он. — Как для тебя, так даже золотые достанем.
Удовлетворенный Керамир полез в карету.
Рыцарь оказался не из захудалых. По крайней мере, замок у него был огромным.
Керамира весьма торжественно вывели под руки из кареты, проводили в большой светлый покой и усадили на лавку.
Вскоре к нему вышел человек в длинном белом балахоне, вроде тех, что в Семимедье носят жрецы.
— Ты жрец? — спросил Керамир довольно бесцеремонно. Он не любил жрецов.
Жрецы составляли особую категорию жителей Семимедья.
В противовес волшебникам, занятым преимущественно высокими материями, как-то: поисками философского камня, изобретением универсального заклятья и бесконечными склоками друг с другом, жрецы имели вполне приземленные желания. Они хотели сытно есть, много пить и делать массу приятных вещей с храмовыми девственницами, назначенными в жертву богам.
И они находили в лице богов верных союзников и единомышленников.
Пантеон Полусреднего мира был представлен тремя десятками мелочных, сварливых и злопамятных божков, большую часть времени проводивших в дележе жертвоприношений.
