Пятнадцатилетний коньяк, названный Королевским, украсил празднество по случаю годовщины коронации короля Олафа Семнадцатого. Его величество изволил самолично отведать названный в его честь напиток, и пришел в такой восторг, что с церемонии его пришлось уносить на руках. С этого дня изобретатель был обязан ежедневно поставлять к королевскому столу три хрустальных графина с королевским коньяком, за что ему были дарованы графский титул, освобождение от всех налогов и право первым скупать весь виноград в королевстве для изготовления божественного напитка.
— Теперь эта сволочь живет в собственном замке, — сказал волшебник и сплюнул. — А я сегодня потерял последнего покупателя. И теперь у меня не осталось ни единого гроша. Прошу тебя, горожанин, заколи меня кинжалом или дай мне веревку, чтобы повеситься! У меня не осталось больше сил терпеть издевательства над благородным искусством волшебства!
Вован почувствовал в волшебнике родственную душу. Он тоже когда-то начинал мошенником, впаривая гражданам поддельные акции и даже основал два трастовых общества.
Он сочувственно посмотрел на волшебника и крикнул Цапгкорну:
— Э, халдей, как там тебя, ходи сюда! Бухла нам давай, быстро! И закусь неси!
Вполне довольный новым посетителем Цапгкорн принес большую пыльную бутылку. Глаза волшебника увлажнились:
— Да хранит тебя Плутмес, добрый горожанин!
Вован с волшебником выпили на брудершафт и Вован перешел к делу:
— Зырь сюда, хобот! Хорош гужеваться! Бабло надо косить!
И видя полное недоумение на лице волшебника, счел необходимым объяснить:
— Понты колотить не будем! Надо синих пробить. Кто тут у вас в законе?
— Понты колотить… Синих пробить… — недоуменно повторил волшебник. — В законе? В смысле, кто издает наши законы?
— Во, блин, тупой! В авторитете кто, спрашиваю?
— В авторитете? Кого больше всех уважают?
— Ну, ты тормоз! Вор главный у вас кто?
— Ах, вот что! Кто у нас главный вор? Губернатор, конечно!
— Во, ништяк! Кого еще знаешь?
— Да многие воруют… Само собой, король, министры, придворные, жрецы да мало ли воров вокруг!
— Ну вот! А говорил, не знаешь! Забьем стрелку, перетрем с пацанами…
— Кого забьем? — не понял волшебник. — И зачем тереть пацанов? Ты хочешь наняться банщиком?
Видя, что для продуктивного общения волшебнику придется пройти трехмесячные языковые курсы, Вован махнул рукой и занялся шантильи из конины, а повеселевший волшебник приложился к кружке.
— А вдруг нас не пустят к губернатору? — вдруг обеспокоился волшебник.
— Кого? Меня не пустят? Да ты че, баклан! Я там всех козлов завалю! Я сегодня шестерых положил! Без понтов! Один, в натуре!
Тут волшебный меч, который все это время молчал, наконец не выдержал.
— И ничего не один! — раздалось из-под стола. — Если бы я не бросился под ноги двум… нет, трем разбойникам, тебя бы порвали как тряпку! Да если хочешь знать, ты вообще остался жив только благодаря мне!
— Что это? — подпрыгнул волшебник. Хмель его мгновенно выветрился.
Вован замялся. Что-то подсказывало ему, что не стоит акцентировать внимание волшебника на мече. Тем не менее он вынужден был достать меч из-под стола, хотя вынимать его из ножен не торопился.
— Да это же волшебный меч! — воскликнул пораженный волшебник, жадно разглядывая узорчатые ножны. — Где ты его взял?
— Где взял, там уже нет! — грубовато ответил Вован. Настроение у него портилось все больше.
Меч, внимательно прислушивавшийся к диалогу, заволновался в ножнах.
— Там волшебник! — сказал он возбужденно. — Ты должен показать меня ему! Я так давно мечтал быть представленным волшебнику. Это замечательный поворот в моей карьере. О, волшебники! Они совершают всякие чудесные вещи, они сказочно богаты. Они могут делать золото прямо из воздуха. Ему ничего не стоит сотворить для меня золотые ножны с драгоценными камнями! И эфес! Умоляю обратить внимание на эфес! Он крайне нуждается в бриллиантовой окантовке! О, мой волшебник!.. Я буду неотразим!!!
Меч попытался полезть из ножен, но неудачно. Тогда он принялся хныкать и поскуливать в ножнах, требуя немедленно представить его волшебнику.
— Покажи! — настаивал волшебник с другой стороны ножен.
Вован вытащил меч, но из рук его не выпускал.
Меч разочарованно оглядел волшебника.
— Пожалуй, это не совсем то, что я себе представлял, — сказал он наконец. — Думаю, пока не стоит торопиться со сменой места работы.
Волшебник склонился над мечом.
— Так, так, так, — бормотал он. — Эльфийская ковка. Тут и рунические письмена есть.
— Есть, — сказал меч недовольно. — Да не про вашу честь.
— Отдай его мне! — сказал волшебник.
— Ну, ты, грабки-то прибери! — обозлился Вован отодвигая руку с мечом. — Меча захотел, падла! А ты отбери, попробуй!
— Волшебный меч нельзя отобрать, — вмешался меч. — Его нельзя отобрать, украсть, продать. Его можно только выиграть в честном поединке.
— Или подарить, — сказал волшебник.
— Или подарить, — неохотно подтвердил меч. — Но выиграть его в честном поединке у тебя он не может. В поединке с рыцарем может участвовать только рыцарь. А он, — меч презрительно скосился на волшебника, — никакой не рыцарь, так, пьянь подзаборная.
— Ну, ты, эльфийское дерьмо, не забывайся! — проворчал волшебник, но было видно, что он уязвлен.
Торжествующий Вован спрятал меч в ножны, и пиршество продолжилось.
В ознаменование рождения новой преступной организации была распита еще одна бутылка, и друзья вышли из таверны сильно покачиваясь.
На дворе было темно, хоть глаз выколи. В темноте Вован не заметил какой-то темный мешок, лежащий под крыльцом, и наступил на него.
— Ай-ай-ай! — завопил мешок, отскакивая с жалобным визгом.
Вован, не удержавшись, сверзился и покатился с крыльца следом за мешком.
Некоторое время он беспомощно барахтался в густой грязи, оглашая окрестности отборной руганью на всех изученных за последнее время языках.
Во время одного из наиболее сложных лексических оборотов мешок, который до сих пор лежал неподвижно, тихо поскуливая, вдруг вскочил и с радостным воплем подбежал к Вовану.
Полоса света из окна упала на мешок, и удивленный Вован узнал Нунстрадамуса.
— О, мой господин, какое счастье! Как я рад! Вы живы! Я так ждал! Я все время надеялся и верил (сейчас ему даже казалось, что это правда)! О, какое счастье!
— Это повод! — пьяно заорал волшебник. — Это надо отметить!
И друзья вернулись в таверну.
Цапгкорн, который как раз сваливал остатки шантильи в помойное ведро, несказанно обрадовался этому решению, и принялся торопливо выкладывать шантильи обратно на тарелки.
Вован был счастлив. Глядя, как оракул хватает руками с тарелки остатки конины и торопливо запихивает в беззубый рот, а волшебник гигантскими глотками опустошает очередную кружку, он наконец почувствовал себя среди своих.
— Бригада! — любовно сказал Вован, глядя на новых друзей.
Волшебник наполнил кружку:
— За дружбу… как это… без понтов!
Через час взошедшая над таверной луна озарила живописную картину: по направлению к постоялому двору пошатываясь брел Вован. На одном его плече громко храпел пьяный волшебник, а на другом стонал обожравшийся до бесчувствия пророк.
Глава 19
СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ, ЧУЖОЙ СРЕДИ СВОИХ
Проснулся Керамир от того, что кто-то бесцеремонно теребил его за плечо:
— Проснитесь! Слышите! Проснитесь!
— Кто осмелился потревожить покой великого волшебника?! — пробормотал спросонья Керамир, с трудом разлепляя глаза.
Выяснилось, что покой великого волшебника осмелился потревожить тощий лысый субъект в форменном сюртуке с большим кожаным кошелем в руках. Убедившись, что Керамир проснулся, субъект оставил его плечо в покое и энергично спросил:
— Какое у вас место?
Керамир, которого этот вопрос несколько озадачил, тем не менее решил держаться с лысым вежливо.
— Место Главы Ордена Волшебников и Некромантов, — с достоинством ответил он.
Лысый опешил.
— Я спрашиваю, на какое место у вас билет! — визгливо закричал он. — Как вы сюда попали? У вас есть билет? Предъявите его!
Керамир растерялся.
— Да какой станции у вас билет? — надрывался лысый.
— До какой… чего у меня… чего? — переспросил Керамир.
— Куда вы едете?
