придет, никуда не денется, и солнце поднимется и встанет в зените. Будет и у нас свой полдень.
Тем интереснее как коротали свою ночь другие, как они разжигали костер, что они туда подбрасывали, какие сказки они рассказывали друг другу, как они называли созвездия на своем черном небе, как удавалось им во тьме определять стороны света.
У всех государств и у всех народов, в этих государствах живущих, есть своя правда, своя история, есть свой Миф, есть память. Память эта лукава, народы преуменьшают свои поражения и преувеличивают свои победы, это понятно, все люди одинаковы, дело только в степени искренности, дело в том, что зачастую мы нравимся себе не только победителями, случается и так, что мы гордимся тем, как вели себя в ситуации проигрыша.
В истории Англии есть два периода, являющиеся предметом национальной гордости. Гордости искренней, той гордости, что искусственно не взрастишь. То, чем англичане гордятся – это английская победа и английское поражение. Победа – это так называемая Викторианская эпоха и гордость в данном случае понятна каждому жителю Земли, ну как же – Англия вскарабкалась на вершину мира, Англия отстроила величайшую Империю, Англия 'нагнула' всех и осталась стоять одна, стоять, надменно выпрямившись. Гордость 'викторианством' это гордость свершением – 'мы смогли!' На фундаменте, заложенном в ту эпоху, Англии удалось простоять почти всю первую половину страшного XX века. Но не меньшую гордость испытывают англичане и в отношении периода 'Второй Мировой', если быть точнее, то периода с 1939 и по 1952 год, хотя, казалось бы, чем же там гордиться, ведь эти тринадцать лет это период унижения поражением, это период, когда Англия отступила по всем фронтам. Англия потеряла свою Империю, в Англии произошла фактически смена социального строя, реформировано было само государство, причем реформировано в самих своих основах, реформировано в каждой черточке, черт бы с ним, с 'социальным строем', но был сменен самый строй жизни, не только мир вокруг Англии стал другим, но и в самой Англии все стало другим тоже.
Но вот англичане остались англичанами. Как им это удалось? Как им, проиграв все, удалось не проиграть себя?
Давайте попристальнее приглядимся к хозяину и к управляющему, к тем, кто обстоятельствами был принужден к распродаже имущества и отдал все, все-все, отдал и фабрику и городской дом, но при этом, отдавая все, и сделал тоже все, 'лег костьми', чтобы не отдавать старую дедовскую усадьбу, приглядимся к тем, кто не позволил вырубить английский 'вишневый сад', хотя, казалось бы, какой в нем прок. Приглядимся к монарху и к социалисту.
'В истории Англии были короли, которых народ боялся, были такие, которых народ уважал, но только к Георгу VI народ относился не только с уважением, но еще и с искренней любовью.' Как такое могло быть? Ведь Георг VI это король, принявший корону после кризиса с отречением, когда престиж монархии в Англии упал ниже нижайшего, Георг VI это король, при котором исчезла Британская Империя, Георг VI это король, при котором Англия голодала, голодала в самом прямом смысле, и вдруг – такое. Любовь! Англия любила своего короля, застенчивого, мягкого человека с затрудненной речью. Что это, знаменитая английская эксцентричность? Нет, это знаменитая английская прагматичность. Ну и еще просто человеческая благодарность, она всюду одна и та же.
Итак, монарх.
Человек родился в королевской семье, но к престолу его не готовили. Человек этот к власти не только не стремился, но власти и не хотел. Человек попал на трон вопреки своему желанию, 'так вышло'. Человек этот спокоен и скрытен, но при этом упрям. У этого человека – умная и сильная мать. У этого человека сильная и властная жена. Ничего не напоминает?
Что для правителя главное? Не для управляющего, а для правителя? Для управляющего это качество является само собой разумеющимся, иначе какой же из него управляющий, но вот как насчет правителя? Что делает правителя правителем в наших глазах?
Я могу вам сказать. Правителя правителем делает долг. То, как он этот долг понимает. Долг перед государством, а тем самым долг перед каждым из нас, долг перед нами всеми, что означает долг перед Богом. Не будет государства – не будет и нас. То, как понимает свой долг правитель, и заставляет нас уважать его или относиться к нему с пренебрежением, заставляет нас его любить или ненавидеть. Правитель взваливает на себя колоссальную, непредставимую для своих подданных, но угадываемую ими ответственность.
После отречения Эдварда VIII его мать, вдова Георга V, написала ему письмо. Среди прочего там были и такие слова '…ты так ничего и не понял, ты не захотел принести народу жертву несопоставимо меньшую, чем та жертва, которую в недавней войне народ принес короне.' В письме этом только два слова были написаны с заглавных букв, слово 'Народ' и слово 'Корона'. После отречения и превращения короля Эдварда VIII в герцога Виндзорского мать отказывалась его видеть. Он сложил с себя обязанность служить государству, он предпочел долгу так называемую личную жизнь, он не прошел испытания, он не выдержал искушения. Он не годился в короли.
И вот корона оказалась на голове его брата, который ни сном, ни духом. Который не только и думать не думал о престоле, но который еще и сам себя считал совершенно непригодным для исполнения высшей в государстве роли. Но человек полагает, а Бог располагает, и свято место пусто не бывает, и вот уже у Англии новый король, ну что ты тут делать будешь. А делать ведь что-то надо. Прежде чем начать что-то делать, мы обычно произносим несколько слов, так легче начинать, произнес несколько слов и Георг VI и сказал он следующее: 'Я не знаю, что у меня получится, но в одном вы можете быть уверены, я буду делать все, что в моих силах.' Свое слово он сдержал, он и в самом деле делал все, что он мог. Он ставил долг превыше всего, он был не похож на своего брата.
На него можно было положиться. Поначалу истэблишмент встретил его настороженно, 'общество' нового короля совсем не знало. Оно страшилось неизвестности и сомнения эти были озвучены лордом Бивербруком – 'что бы из себя ни представлял Эдвард, но мы его знали, со всеми его достоинствами и недостатками, мы знали, чего мы можем от него ждать, а теперь нам придется выстраивать отношения заново.' Поскольку новый король всю свою сознательную жизнь сторонился 'внимания толпы', то очень легко было поверить в тут же начавшие распространяться слухи, а слухи эти были не очень лестными, утверждалось, например, что новый король mentally and physically ill, то-есть 'умственно и физически неполноценен', в день коронации с утра по Лондону дуновением пронеслось – 'у Георга эпилептический припадок', следствием слуха стал обвал на лондонской бирже. Заинтересованы в этих слухах были Германия и Америка, так что источником их могли быть либо немцы, либо американцы, а может быть и те, и другие разом. Но жалеть Семью не стоит, она тоже была не лыком шита и понимала, что война это всегда война, даже если она и ведется при помощи слов. После встречи герцога и герцогини Виндзорских с Гитлером по Европе пополз слушок о том, что Уоллис на самом деле – гермафродит. Источник слуха остался неизвестным, но если вспомнить о том, что первой связала вместе слова 'Уоллис' и 'публичный дом' очень хорошо знавшая, что такое долг Королева Мать, то догадаться кто отлил словесную пулю 'дум-дум' несложно.
Сомнения в способностях Георга развеялись очень быстро, да и неудивительно, у него было целых два союзника и каких союзника! На его стороне были Церковь и жена. Что такое Церковь, понятно всем, а что такое хорошая жена понятно не только всем, но еще и каждому. Роль Церкви переоценить трудно, насколько Архиепископ Кентерберийский ненавидел Эдварда VIII, настолько же он стремился оказать поддержку новому королю. В день первого радиообращения Георга VI к нации Архиепископ выступил с проповедью, а потом рассказал радиослушателям о том, что у короля трудности с речью, это выглядело как разумный шаг – после того, как страна привыкла к частым выступлениям Эдварда VIII, в самом буквальном смысле заливавшегося соловьем, то у слушателей возникло бы по меньшей мере недоумение от обращения Георга, говорившего без выражения и делавшего долгие паузы между фразами. Однако разумность разумностью, но Архиепископ вложил в свою речь и личное – он сумел подобрать такие слова, он так проникновенно рассказал о том, как король переживает по поводу своего недостатка, как он борется с ним, что у людей, еще даже не услышавших Георга, уже возникло к нему чувство симпатии. Великое дело, когда Церковь на вашей стороне. Ну, а жена… С женой Георгу повезло. Такое иногда случается
Считается, что мир принадлежит мужчинам, даже и песня такая есть – It's a Man's, Man's, Man's World, поет эту песню, конечно же, мужчина, хорошо поет, с чувством. Однако, не успев поведать развесившим уши любителям музыки на что он способен, расхваставшийся мужчина наш, самоутвердившись, переходит от лирики к суровой правде жизни и неожиданно признается нам и самому себе, что мир 'wouldn't be nothing without a woman'. Еще бы! Можно подумать, что мы без него этого не знали. Адам вон ребра не пожалел, а скажи ему тогда: 'Мало ребра, два давай!', так он и два бы отдал, да еще и третье в придачу, куда ж Адаму без бабы-то? Куда мужику без Евы?
Король, каким бы удивительным это кое-кому ни показалось, тоже мужчина и ему тоже нужна женщина, королю нужна королева. Возьмем колоду карт, раскинем и тут же обнаружим, что королю червовому идет в пару королева червей, а королю пиковому – королева пик. Масти разные, но каждому королю – по королеве, без королевы нет королевства. Нет дома.
Но дальше начинаются сложности, дело в том, что хоть король и королева тоже люди, тоже человеки, но в то же время они люди и человеки не совсем те же, что и мы, и если даже и у нас порой случается брак по расчету, то между королями и королевами такие браки не исключение, а норма. Королевский брак входит составной частичкой в понятие 'долг', король женится, а королева выходит замуж не по любви, а по расчету, только расчет у них не наш с вами, расчет не маленький, там речь идет об интересах государства и ладно бы одного. Ну, а брак по расчету это дело такое – сыграв очень красивую королевскую свадьбу, король и королева начинают жить отдельными жизнями, каждый своей, на троне сидят вместе, а спят врозь. Бывает, что даже и дети у них у каждого – свои. А те, что считаются общими – вроде бы братья и сестры, а друг на друга не похожи. Ни внешне, ни по повадкам. Но при этом принцы и принцессы, а как же. Никуда не денешься, Семья. Долг – штука серьезная, стерпится – слюбится.
Но в любом правиле бывают исключения. Бывают исключения и в королевских браках по расчету, редко, но случаются счастливые королевские семьи, семьи настоящие, совсем как у нас с вами. Теплые семьи. Не карточные, а человеческие. Вот такая семья была у Георга. И стала семья семьей милостью королевы. Матери нынешней английской королевы Елизаветы II, тоже Елизаветы. Вступая в брак, она очень долго колебалась, будущий король Георг делал ей предложение три раза, время подумать у нее было и она его даром не теряла, она все обдумала, она все взвесила. В конце концов согласившись, она знала, на что она идет, она вошла в Семью с широко открытыми глазами, она вполне отдавала себе отчет в том, какая жизнь ее ждет и она была к ней готова. (Какой разительный контраст с принцессой Дайаной, которая представляла себе жизнь во дворце как мультфильм наяву и вела себя тоже так же – как героиня какой-нибудь 'Золушки'.)
Георг получил не только любящую жену, но и политического союзника, причем союзника завидного, Гитлер называл королеву Елизавету 'самой опасной женщиной в Европе'. И его мнение имело под собой все основания, Елизавета была умной, острой на язык, не теряющейся в любой ситуации женщиной. Это на бытовом уровне, но и этого хватило для того, чтобы мгновенно перебросить мостик между новеньким, с пылу с жару королем, и опасавшимся неизвестности 'обществом'. Стоило Елизавете 'выйти в свет' и все облегченно вздохнули: 'Она – наша, она – одна из нас.' Что да, то да, на Уоллис Симпсон Елизавета была непохожа.
Но главное было в другом, Елизавета была гением того, что нынче принято называть 'пиаром', она тонко чувствовала не так даже отдельных людей (хотя и это тоже), как 'массу', 'толпу' и умела любое событие вывернуть себе на пользу. 'Себе' означало – королю. В нужные моменты она ловко отходила в тень и все лавры доставались мужу. Она очень хорошо понимала, что такое 'долг'. Она понимала, что без короля нет и королевы, она понимала, что жена женою, а муж – мужем, она понимала, что мужчина на троне – это мужчина в квадрате и она возводила королевское достоинство в следующую степень, она была неглупа, Елизавета Бауэс-Лайон, младшая дочь графа Стрэтморского, вышедшая когда-то замуж за неприметного заику.
В чем состоит работа монарха? 99.99% людей полагают, что работа короля завидна до степени тоже королевской, не жизнь, а малина – балы, приемы, 'красная дорожка', гимн, почетный караул, подпись под, любая баба, любая прихоть, кого захотел – к ногтю, в Березово, кого захотел – так и вообще того-с, на эшафот, кого-то – в отставку, кому-то – звезду на грудь, в общем, сплошной 'Орден Подвязки', завидуй, смерд, завидуй завистью смертной, обзавидуйся, гад.
Но на самом деле жизни королевской завидовать не стоит. Король себе не принадежит, он принадлежит народу. И если король делает с народом то, что народ позволит с собою делать, то вот народ делает с королем то, что захочет. И вот за это, за народное 'хотение' и идет извечная борьба между тем, кто властью обладает и тем, кто власти вожделеет. Если власть не
