своих руках, – просто и незатейливо.
– Да-да, – отзывается он. – И еще совсем неудобно. Эти ножи настолько безобидны, что даже не справляются со своими прямыми обя занностями. Вам виски подлить? Капельку?
Я протягиваю ему стакан:
– Да, капельку. И что было дальше?
– Дальше я пошел в номер, а посыльный понес впереди меня мой чемодан. Когда дошли, он занес чемодан в комнату, я дал ему на чай и сразу пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок после всех этих поездок по Белеку. Потом захотел переодеться, но не смог открыть чемодан. – Он выдерживает паузу, повернувшись ко мне. – Потому что это был чемодан такой же, как мой, но только не мой! Я кинулся на ресепшен, но там уже никого не было, ни постояльцев, ни багажа. – Он взмахивает рукой. – Я объяснил ребятам на ресепшен, что случилось. Они созвали всех посыльных, и один из них вспомнил, что у русской женщины, которая минут двадцать назад укатила в аэропорт, был такой же чемодан, как у меня. Ну, или у меня, как у нее.
– И что же вы? Помчались в аэропорт? На такси? – шучу я.
– Ну да! – восклицает он совершенно серьезно. – А что мне оставалось делать?
– Догнали?
– Не успел, представляете? Пока доехал, пока прорвался через толпу на входе в аэропорт… Ужас, я на такси в тот день потратил целое состояние.
– Анекдот какой-то, – недоверчиво говорю я.
В самих-то неурядицах нет ничего необычного, но вот их концентрация на одного туриста!
– Ну, так анекдоты ведь из жизни появляются, – отзывается он. – Наверное, у меня с кармой что-то такое было, как вы думаете? Столько всего навалилось! В общем, в отеле потом нашли московский адрес и телефон этой женщины в регистрационной карточке, но связаться с ней удалось только на следующий день. Я к тому времени, конечно, уже обзавелся новым гардеробом. С обувью вот только не повезло. – Он выдвигает ногу из-под кресла и смотрит вниз. – У меня пятидесятый размер.
– Ужас. Вам с ней и в Москве, наверное, не везет?
– Ваша правда. Только поездки в Германию и спасают.
Закончив с едой, он накрывает прозрачной крышкой лоток, в котором остались нетронутыми булка, квадратик масла и заветренный кусочек сыра, и отодвигает его чуть в сторону, чтобы освободить на столике место для чашки кофе, выданной стюардессой.
– А чемодан мне женщина открыть разре шила, когда я ей позвонил. Сказала, что могу пользоваться тем, что мне подойдет. Мне, ко нечно, кроме зубной пасты и детектива Акунина, ничего не подошло. И знаете, код оказался наипростейшим: три ноля! Думаю, – тянет мой собеседник, – большинство путешествующих не меняют код после покупки чемодана. На верняка половина так и летает с тремя нолями, установленными производителем. Остается надеяться, что воры полные дураки. Что, ко нечно, вряд ли.
Я краснею – на моем чемодане именно такой код. Надо срочно найти инструкцию и поменять ноли хотя бы на свой день и месяц рождения и то затейливее.
– А некоторые даже не вытаскивают из замка красную ниточку, – поспешно вставляю я, надеясь, что Евгений не заметил моего сму щения. – Знаете, между цифрами пропущена?
Такая пластмассовая, тонкая?
Он кивает:
– Да-да. Видел и такое, кстати.
– Ну, а что же с вашим чемоданом? – интересуюсь я.
– А сейчас я вот должен встретится в Шереметьево с этой женщиной и обменяться чемоданами… – Он мечтательно улыбается. – Очень хочется на нее посмотреть. Сроднился как-то… И по ее вещам она показалась мне очень интересной.
– Да, забавный отдых у вас получился. Я даже не знаю, уместно ли спросить, понравилась ли вам Турция. После всего этого…
– Отдых презабавный, да. Знаете, меня потом еще забыли в ювелирном магазине на обзорной экскурсии по Анталии. Но тут уж я не удивился. Привык…
Я автоматически выпрямляюсь в кресле:
– Кто проводил экскурсию? Как звали гида?
Чертовы кокартники, как они лицензии получают, если не могут даже людей посчитать?! Он рассеянно качает головой:
– Не знаю. Честно говоря, не запомнил. А что? У вас тоже такое было?
– Нет-нет, – спохватываюсь я, вспомнив, что я для него туристка. – Просто интересно. Я… тоже на эту экскурсию ездила.
– Ну, экскурсией это все же назвать нельзя, – мягко возражает Евгений. – Ведь большая ее часть посвящена магазинам.
Я молча отворачиваюсь к иллюминатору. Он прав, что тут скажешь? Мы обзорку и сами не любим – от нее вечные жалобы, – но продавать обязаны ради комиссионных от магазинов для «Арейона».
– А вот Южная Турция мне понравилась. Если отвлечься от туристического бизнеса, который везде, в общем-то, одинаков, нахрапист, то побережье замечательное. Чистое море, очень вкусный воздух, удобный город – я по Анталии погулял, когда вырвался из того магазина. И турки принимают европейцев хорошо, в других мусульманских странах я такого не видел.
Вскоре между кресел в очередной, уже последний за полет, раз появляется тележка стюардесс, теперь загруженная парфюмерией и украшениями. Я отлучаюсь в туалет, пока она не докатилась до нашего ряда и не закрыла проход, а когда возвращаюсь, пассажиров уже просят пристегнуть ремни и объявляют скорое прибытие в аэропорт «Шереметьево».
Пропустив меня к окну, Евгений убирает полупустую бутылку виски в сумку и застывает, вытянув ноги и положив руки на подлокотники.
Мимо нас проходит стюардесса и с улыбкой, которая кажется мне достаточно теплой, наклоняет голову к нашим креслам, проверяя ремни.
Я прикрываю глаза, думая о том, что совершенно не умею работать в сфере обслуживания – природной приветливостью я, кажется, не обладаю, а актерского дара изображать ее весь день мне не хватает. Мысли мои сворачивают на накатанную колею: перебирая свои знания и возможности, включая и самые никудышные, я размышляю, каким еще трудом и в какой стран, могу я зарабатывать на жизнь. Отвлекаюсь я только тогда, когда самолет клюет носом, врываясь в облака. За ними открываются подмосковные леса с квадратами дачных поселков.
На паспортном контроле – обычное столпотворение. Пассажиры перебегают из очереди в очередь, втискиваются со словами «мне занимали» друг перед другом и, нетерпеливо похлопывая паспортами по ладоням, стремятся к будкам с неулыбчивыми пограничницами.
– Господи, да ни в одной же стране такого нет! Зачем нас проверять, когда мы домой-то возвращаемся?! – громко восклицает, ни к ко му не обращаясь, полнорукая женщина в со седней очереди.
Ее тут же поддерживает стоящий сзади мужчина:
– Может, их поблагодарить, что вообще пу скают?
Я поправляю на плече ремешок сумки и приближаюсь еще на один шаг к затоптанной, полуистершейся красной линии, с которой лениво сгоняет пассажиров проходящая вдоль кабинок девушка-сержант в плохо подогнанной форме.
Наконец я забираю свой паспорт, получивший еще один штамп, с высокой стойки – сколько, интересно, миллионов паспортов клали на нее? – и, толкнув рамку, оказываюсь в другой толпе: свой багаж ждут пассажиры трех рейсов. В глаза бросается запущенность Шереметьево – аэропорта, бывшего когда-то главными воротами страны. Не видно ни одного служащего – ни уборщиц, ни клерков, лишь рассматривает свои ногти продавщица в киоске а-ля дьюти-фри с по-московски безумными ценами.
Медленно проталкиваясь к выходу, я замечаю в толпе Оксану и нерешительно приближаюсь к ней:
– Оксана, добрый день!
Она поворачивается и с удивлением огля дывает меня:
– А ты… Ты что здесь делаешь? Я пожимаю плечами:
– По делам в Москву прилетела.
– А, понятно, – отвечает она и отворачивается к дернувшейся и зашелестевшей медленно ленте транспортера.
– У вас все в порядке?
– Да, там кто-то из страховой компании встречает. Все нормально.
– Ну, до свидания, – говорю я и, не зная, что еще можно сказать, тихо добавляю: – Берегите себя.
Она рассеянно кивает, не отрывая взгляда от транспортера, на котором уже появились первые сумки. Я выхожу через «зеленый коридор» в зал прилетов. Ко мне тут же приближаются мужчины непрезентабельного вида, приговаривающие:
– Такси. Девушка, такси. Такси недорого. Такси, куда ехать?
Не переставая отвечать: «Нет, спасибо. Не надо. Нет, меня встречают. Спасибо», я пробираюсь к выходу и скоро вдыхаю жаркий московский воздух.
Таксисты на несколько минут оставляют меня в покое, и я выкуриваю сигарету у стеклянных дверей, то и дело разъезжающихся в стороны, чувствуя нарастающее воодушевление.
Выходной. Наконец-то у меня выходной.
Я доезжаю на дребезжащей маршрутке до метро и спускаюсь к поездам, с интересом поглядывая по сторонам. В метро жарко. Вокруг меня торопливо снуют полураздетые – или полуодетые – горожане. Мужчины утирают платками лица и шеи, покрытые потом, и шумно выдыхают. Женщины обмахиваются журналами и аккуратно промокают указательным пальцем участок над верхней губой.
Так и не придумав, чем заняться в первую очередь, я выхожу на «Тверской», покупаю в переходе бутылку минеральной воды и устраиваюсь на скамейке за памятником Пушкину. Я меняю карточку в своем телефоне на местную и звоню в офис «Арейона», где мне сообщают, что, хотя мест на завтра и нет, мне все же лучше подъехать к утреннему рейсу в Шереметьево – может, удастся улететь, если кто-нибудь из туристов не появится.
Потом я набираю номер подруги, у которой обычно ночую в свои ежемесячные приезды в Москву. Подруга радостным голосом сообщает мне, что она сейчас в Испании и вернется домой через три дня. Не вдаваясь в подробности, телефонное обсуждение которых дорого обойдется и ей, и мне, я желаю ей хорошего отдыха и выключаю телефон. Некоторое время я неподвижно сижу на скамейке, наблюдая за суетой вокруг, потом, рассудив, что проблемы надо решать по мере их поступления, встаю и отправляюсь в магазин женского белья на Садовом кольце.
Я медленно бреду по широкому тротуару, разглядывая витрины и останавливаясь около некоторых из них. Кожа быстро становится липкой, а лицу так жарко, словно я сижу у каминной решетки. Жаром пышет не только от дороги, по которой медленно ползут машины но и от прогревшихся стен высоких домов. Прошедшая мимо женщина окутывает меня облаком душных духов. На тротуарах, даже не прячась в тень, сидят нищие в затертых до сальной корки восточных халатах, а их дети бегают меж прохожих, клянчат, пытаясь заглянуть в их лица, тыкая в свои открытые рты пальцами и касаясь их чистой одежды смуглыми грязными ладошками. Прохожие отмахиваются, отскакивают, огрызаются, прикрываются сумками и пакетами от тянущихся к ним рук.
В магазине белья, прохладном и почти без покупателей, я, оглушенная выбором, провожу очень много времени. Примеряю даже непрактичное в сочетании с белой рубашкой и синтетической форменной юбкой яркое цветное и кружевное белье, задерживаюсь у полок с майками, чулками и колготками и даже поглядываю на теплые пижамы и банные халаты, представляя собственный шкаф, в котором все это есть. После гардероба мне приходит в голову мысль о собственной кровати, потом о кухне, утвари и посуде в ней, и тогда я тороплюсь к кассе и расплачиваюсь за целый ворох бюстгальтеров, пару цветных комплектов и хлопковых облегающих маек. Купальник я после некоторых колебаний все же откладываю в сторону.
Сложив покупки в сумку, я выхожу на улицу и замечаю, что ряды машин на широкой дороге передо мной погустели, а в сторону метро потянулись потоки офисных служащих. Я
