– Маринка, привет! – окликаю я ее. – Тебе солнца не хватает, что ли?
– Ой, Тома, здравствуй! Сто лет тебя не видела. Как ты?
– Да все так же. – Я пожимаю плечами. – Как у тебя? Как девочки?
Взгляд Марины теплеет, губы растягиваются в довольной улыбке гордой матери.
– Разрисовали письменный стол, который я им отослала. Ужас. Бить же некому. Бабушка старая, не может за ними уследить. Ничего, се зон закончится, поеду домой, устрою им!
Я смеюсь, зная, что Марина никогда не тронет и пальцем своих обожаемых девочек – слишком виноватой она чувствует себя из-за того, что оставляет дочерей на несколько месяцев в году со своей старой матерью.
– Слушай, Марин, а Эльдара нет?
– Нет, он в Анталию уехал.
– А когда будет?
– Не знаю. Может, вечером, а может, и завтра. – Марина вдруг оживляется: – О, слу шай, Тамар, а чего у вас там случилось? С мужиком-то?
Я коротко взмахиваю ладонью:
– Перегрелся на солнце, перепил, переку рил. Сердце.
Поняв, что этот разговор я поддерживать не буду, Марина проглатывает следующий вопрос, уже вертевшийся на языке.
– Понятно, – тянет она. – А ты когда в Москву летишь?
– Завтра. Тебе чего-нибудь привезти?
– Да, Томочка! Можешь посмотреть в дьюти-фри термальную воду «Биотерм»? У меня закончилась, а я без нее не могу: кожа сохнет, просто жуть!
– Так ты на солнце больше сиди! Марин, я не обещаю, но постараюсь. Ладно, я пойду поработаю. Хороших тебе продаж.
– Тебе тоже.
По пути на ресепшен я звоню Зауру и спрашиваю, есть ли у него свободная машина часов до пяти вечера.
– Да, «тойота» есть. А кому? – интересуется он.
– Мне. Дашь?
– Ну-у-у… Сорок, нормально?
– Нормально, – вздыхаю я, думая, что Ильхаму машина обошлась бы дешевле, а то и вовсе бесплатно. – Подгонишь сейчас к отелю? Я выйду.
Расплатившись за машину и взяв у Заура ключ, я подхожу к лобби-бару, за стеклянными дверями которого виднеется спина Бебека. Он сидит, обхватив ладонями голову и уставившись в пустые бланки, лежащие перед ним на столе.
– Леш, у меня аспирин есть, хочешь? – спрашиваю я с сочувствием. Заспанный, в мятой форме и с мятым же лицом, он выглядит отвратительно.
– Мне бы лучше цианистого калия, – си пит он.
Дверь за моей спиной хлопает, и, обернувшись, я вижу Оксану, нерешительно остановившуюся на входе.
– Оксана, через пару часов подходите на ресепшен, хорошо? – говорю я ей. – Поедем.
– Спасибо большое, – улыбается она, но тут же стирает улыбку, словно вспомнив о причине предстоящей поездки.
Я иду из бара следом за ней, чтобы взять из своего сейфа в офисе аспирин.
Когда выхожу из офиса с лекарством в руках, я замедляю шаг, заинтересовавшись светлокожей, хорошо одетой турецкой семьей, от которой веет стамбульской образованностью и достатком. Вдруг я вижу среди мужчин морщинистого старика, с таким же лицом, как на портрете, который висит над ячейками для ключей, и вздрагиваю: «Хозяин отеля!» Мы ему, конечно, не подчиняемся, но я пугаюсь автоматически, разом вспомнив все рассказы отельного персонала о его жесткости.
Вернувшись в лобби-бар, я окликаю застывшую в полусне за столом фигуру:
– Бебек! Давай я отчет тебе напишу. У тебя все равно ничего сейчас не сойдется.
Он поднимает на меня глаза в красных прожилках и без слов отдает бумаги. Я достаю из кармана рубашки пластиковую бутылочку с американским аспирином и ставлю ее перед ним:
– На, ешь.
Ильхам приезжает из аэропорта в начале двенадцатого, когда мы с Бебеком уже поджидаем его на ресепшене. Следом за разноцветной толпой туристов появляются белл-бои с багажом, а за ними заходит Ильхам. С усталым, пустым лицом он берет со стойки карточки и начинает объяснять, как их следует заполнять. Он говорит почему-то очень тихо, и туристы его не слышат и не слушают, суетятся, переставляя сумки и пакеты у ног, некоторые закуривают, другие уже наливают себе чай из стоящего в углу аппарата.
Подойдя к нему, я забираю из его рук карточки и спрашиваю шепотом обозленной жены:
– Тоже, что ли, пил вчера? Он слабо кивает, и я подталкиваю его к Бебеку, стоящему у дверей в атриум:
– Идите. Я расселю.
Бебек достает из кармана бутылочку с таблетками и молча протягивает ее Ильхаму. Я оглашаю ресепшен криком:
– Уважаемые гости!
Закончив с новыми туристами и ответив на вопросы нескольких старых, я нахожу Ильхама с Бебеком в игровой комнате. Они беззвучно трясутся в смехе, сжимая в руках большие бокалы с пивом.
– Почему-то мне захотелось сказать вам, что в отель сегодня приехал хозяин, – объяв ляю я, остановившись у дверей.
Лицо Ильхама серьезнеет, он поднимает голову:
– Правда?
– Правда. Слушайте, мальчики, я уеду часов до пяти, ладно? Если Мехмет приедет за деньгами раньше, отдадите ему мои. Я предупредила на ресепшене, они дадут вам ключ от моего сейфа.
Ильхам открывает рот и закрывает его, не произнеся ни слова. Он допивает пиво и ставит стакан на стол. Бебек откидывается на спинку стула:
– Еще будешь?
– Давай. Что еще делать?
Кажется, работа достала нас всех окончательно.
Переодевшись в ложмане, я подъезжаю к отелю, где Оксана уже ждет меня, неловко присев на невысокий парапет, словно боится испачкать или помять цветастую юбку до пят. Я открываю ей дверь машины. Она садится и, окинув взглядом салон, шепчет едва слышно:
– Мы на этой же машине ездили с Вадиком в Анталию. – Она всхлипывает. – Вот тут на чехле пятнышко. Он ел шоколадное мороже ное…
Я поворачиваюсь к ней и вижу слезы, мокрые дорожки текут по ее щекам и повисают каплями на подбородке.
– Извините, – тихо говорю я. – Вы хотите поехать?
Она кивает, зажимая всхлип кулаком.
Плачет Оксана долго. Забывшись, она пришептывает, постанывает и подвывает по-бабьи, с силой прижимая ладони к лицу. В ее слезах и жалость к себе, и злость, и страх.
Я молчу, смотрю на дорогу. Машина забирается все выше и выше, дорога становится все более извилистой. Навстречу мне попадаются перегруженные, опасно кренящиеся на поворотах камионы, из-за спины высвистывают дорогие машины с неместными номерами. Я закуриваю, и дым привлекает внимание Оксаны.
Она затихает, я тут же протягиваю ей пачку и замечаю, что она дрожит.
– Давайте остановимся, выпьем воды, посмотрим на горы? – предлагаю я.
– Здесь? – с недоумением спрашивает Оксана, указывая подбородком на лес, окаймляющий дорогу с обеих сторон.
– Нет. Смотрите.
Машина поворачивает, и справа, далеко-далеко внизу, неожиданно раскидывается залитая солнцем долина, поделенная на квадратики угодий. Тут и там попадаются блоки теплиц и свечки мечетей. Воздух сухой, ленивый ветер едва колышет его.
Я заезжаю на посыпанную щебенкой стоянку небольшого кафе, где обычно останавливаются туристические автобусы. Сейчас стоянка пуста – автобусы проехали здесь несколько часов назад, и навстречу нам никто не спешит. Я покупаю в лавке сигареты и воду, беру из стеклянного шкафа бублик с кунжутом, и мы усаживаемся за пластиковый стол, стоящий у края пропасти. У подошедшей немолодой усатой женщины я прошу чай себе и кофе Оксане.
– Какой воздух здесь… – тихо говорит Ок сана, глядя на долину. Ее лицо покраснело и припухло, а глаза стали заметно уже.
– Оксана, вы ели что-нибудь? Она кивает:
– Да, я вчера ела.
– Попробуйте бублик, очень вкусный, – говорю я, протягивая ей половинку. На стол падают желтые зернышки кунжута.
Она послушно берет хлеб, откусывает и принимается жевать, механически двигая че люстями и явно не чувствуя вкуса.
Скоро начинается самый сложный для водителя и самый красивый для пассажира участок дороги. На каждом повороте я плотнее перехватываю руль вспотевшими ладонями, представляя, как машина соскальзывает с наклонной дороги в лазурную лагуну, которых тут несчетное множество и которые всегда вызывают восторг у туристов своей нереальной рекламоподобной красотой. Мой водительский опыт небогат, а по этой дороге я и вовсе никогда не ездила на водительском месте, и сейчас я корю себя за то, что осмелилась сесть за руль арендованной машины, да еще и взять с собой пассажира. Я бросаю миллисекундный взгляд на Оксану – она клюет носом, словно борется из последних сил со сном. «Да, вот она лучшая похвала мастерству водителя – спящий пассажир», – думаю я и задерживаю дыхание, въезжая в очередную петлю поворота. Когда-то отсюда свалился в пропасть автобус с немецкими туристами. Я почти готова молиться.
Когда салон наполняется свежим запахом моря и дорога становится широкой и ровной, Оксана открывает глаза и потягивается.
– Где мы? – спрашивает она и выставляет руку с раскрытой ладонью в окно, навстречу ветру.
– Скоро приедем в Демре, к храму. Порывы ветра с моря ударяют в машину, раскачивают ее, и я поднимаю стекло повыше. Теперь прохладная струя назойливо бьет мне в висок, прилизывает волосы.
На другой стороне дороги сплошная стена из теплиц, пыльных, с надорванной пленкой и треснувшими стеклами, – вот они кормильцы туристов, отельные поставщики огурцов с помидорами. За теплицами зеленеют апельсиновые рощи. По обочинам, громко стрекоча, несутся мопеды с мальчишками-водителями и седоками в растоптанных, пыльных шлепанцах. Меня наконец охватывает спокойствие – передо мной разматывается послушная, прямая и ровная дорога, воздух привычно пахнет морским йодом.
– А почему храм Святого Николая в Турции? – нарушает молчание Оксана.
– Ну, здесь же не всегда была Турция. Эта территория раньше называлась Ликией, и в четвертом веке святой Николай служил здесь епископом.
– А почему он стал святым?
