и ожесточенно играют в настольный теннис долговязые подростки.
Выходя из отеля, я замечаю на лестнице мужской силуэт, задравший голову в продырявленное звездами небо, и узнаю в нем Быстрова. В руке он держит бутылку. Я поспешно отворачиваюсь и отступаю в темноту, к невысокому бортику, за которым начинается узкая дорога, упирающаяся в пляж соседнего отеля. На нее я и спрыгиваю, решив, что идти спать еще рано.
На пляже никого. Редкий случай, ведь он не огорожен и никем не охраняется. Может, дело в полной луне? Сейчас она не только выстилает всегдашнюю серебристую дорожку на море, но и заливает своим светом неровные ряды шезлонгов. Видно даже насыпанный на них песок. Я сдуваю песчинки с одного, стоящего почти у самой воды, и забираюсь на него с ногами. Уложив щеку на подобранные к груди колени, я смотрю на пирс «Голден Бич», тоже высветленный луной. По нему прогуливаются пары, и я неожиданно для себя понимаю, что завидую им и хочу оказаться на их месте. Оторваться от постоянной работы, чтобы провести неделю у моря, а потом вернуться к рутине с загаром, фотографиями и рассказами для друзей. Я морщусь, пытаясь выдавить слезы жалости к себе, но они не идут.
В монотонный шелест моря вклинивается пьяный женский смех.
– Куда это ты меня привел? – громко спрашивает его обладательница и икает. Я осторожно выглядываю из-за спинки шезлонга и вижу Ильхама – он запускает руки под тугую белую майку прижимающейся к нему спиной девушки. Девушка заводит назад руки, пытаясь обхватить голову Ильхама, но, качнувшись, вдруг падает на песок и увлекает его за собой. Громко хлопает, разложившись, шезлонг, который Ильхам зацепил в падении ногой.
Не дожидаясь продолжения, я встаю и, проходя мимо них, бросаю едко:
–
Перед столиком кафе, за которым я располагаюсь, вернувшись с пляжа, спустя десять минут появляется Ильхам, запыхавшийся и злой.
– Послушай, Тамара, какое тебе дело? – с раздражением спрашивает он, становясь на против меня и обхватывая пальцами плетеную спинку стула.
Я лениво выпускаю дым в сторону и туда же говорю:
– А ты хотел бы, чтобы я любовалась на эту пьяную страсть? Шезлонги ведь даже не выдержали.
– А что, нельзя было просто уйти?! – Ильхам обходит стул и садится, пошатнув хлипкий пластиковый стол. – Спугнула мне бабу.
Я морщусь:
– Одной меньше, одной больше… Супа заказать?
– Давай.
Я ухожу вымыть руки, заказываю по пути суп из баранины (пачу) себе и суп из рубца (ишкембе), Ильхаму, и, когда возвращаюсь к столу, на нем уже стоят две чашки кофе и корзинка с белым свежим хлебом, порезанным крупными ломтями. Ильхам курит, опустив голову. Он стряхивает пепел на пол и, подняв на меня покрасневшие глаза, говорит:
– Я всегда про тебя думаю. Ты знаешь?
– Догадываюсь.
Он выпрямляет спину и кладет руку с сигаретой на стол. К нам подходит хозяин кафе и, отодвинув пепельницу и чашки, ставит перед нами тарелки. Поблагодарив его, я тут же беру ложку и вылавливаю из густого супа кусок говядины, распадающийся на нежные волокна.
– Я хочу быть с тобой. Хочу поехать после сезона в Европу, – отвечает Ильхам, дождавшись, когда хозяин отойдет от стола. – Что думаешь?
– О тебе? – спрашиваю я, оттягивая момент, когда мне придется все же сказать Ильхаму, что мне с ним не по пути. – Или вообще?
– О Европе, – хмыкает он.
– Ну, это все сложно. Во-первых, деньги…
– Деньги у меня есть, – прерывает меня Ильхам.
Я наклоняюсь к тарелке за очередным куском мяса:
– Слушай, а как же суп вот, Ильхам? В Европе такого нет.
– Турки везде живут, – тут же отзывается он.
– Ну, если ехать в Европу к туркам…
– Да не об этом же я говорю, Тамара! – злится он. – Я с тобой хочу. Ты понимаешь?
– Понимаю… – Я, наконец поднимаю на него глаза. – Ильхам, у нас с тобой и так очень серьезные отношения: мы делим левые деньги. Какая степень доверия, а? Любовникам такое и не снилось.
Мне очень жаль, что Ильхам завел этот разговор, который может испортить наши отличные деловые отношения. Он походя заигрывал со мной в начале сезона, не от чувств, а по привычке, и тогда я сказала ему, что, даже когда оправлюсь от разорвавшейся недавно связи, в новую соваться не стану – во всяком случае, не на этом рабочем месте и только не с гидом. Ильхам благополучно переключился на туристок, но вот опять зачем-то вернулся к этой идее. Надоела пьяная доступность?
Я приподнимаю лежащий на столе телефон, смотрю время:
– В ложман идешь? Почти три уже.
– Нет, не иду.
– И правильно, твоя икающая козочка, может, еще не совсем остыла и ждет тебя на пляже, голая и встревоженная. Или на дискотеке еще остались неразобрыши…
Я отодвигаю тарелку и кладу на стол несколько купюр.
– Не забывай пользоваться презервативом.
06.07, ВОСКРЕСЕНЬЕ
Вадим очнулся от пьяного беспамятства на пляже. Открыл глаза и увидел, что лежит на покрытом утренней влагой шезлонге у самого моря. Шезлонг перекосился, зарывшись одним своим боком в мелкую гальку, и открывшему глаза Вадиму лежать сразу стало жестко и неудобно. Он стащил ноги с белого пластика и сел, похлопывая рассеянно по карманам и нащупывая в них очертания телефона и бумажника. Нащупалась и мятая пачка сигарет неизвестной ему марки, из которой он тут же выудил одну, кривую и сморщенную. Затянулся глубоко и с удовольствием, словно и не было в его жизни десяти лет без табака, и пьяно растопырил перед глазами левую ладонь, как будто хотел прочитать по ней события ушедшей ночи. Ему достаточно быстро удалось размотать эту незатейливую цепочку и вспомнить, почему он провел ночь – вернее, ее предутреннюю часть – на пляже. Ему было противно ложиться в испоганенную турком постель в номере.
Со стороны отеля до Вадима донеслись звон тарелок и отрывистые выкрики на турецком. Повертев головой, он увидел, что на пляже уже появились с полотенцами и сумками первые отдыхающие, и тяжело поднялся с шезлонга. Он провел рукой по мятым, несвежим шортам, отбросил сигарету и медленно побрел к ресторану.
Завтракал Вадим редко, обычно его желудок просыпался лишь к обеду и тогда уже не засыпал до самого позднего вечера, требуя то сочного мяса, то соленых огурцов, то сложных салатов, заправленных майонезом. Но стоило ему разбавить кровь алкоголем, как его аппетит становился безудержным и круглосуточным, и никакие неприятности не могли его умерить.
Войдя в ресторан, он взял в руки большую, еще теплую после мойки тарелку и, переходя от подноса к подносу, собрал себе завтрак – яйца, сосиски, сыр, брынза, хлеб, свежие огурцы, помидоры, масло, оливки, пирожки с творогом, посыпанные кунжутными семечками. Он устроился за столом у входа и стал жадно поглощать свой завтрак, склоняясь низко над тарелкой и не пользуясь ножом. От еды его не отвлекали ни гул ресторана, усиливающий головную боль, ни сама боль, пульсирующая все требовательнее в висках. Поэтому и на звонок телефона, назойливо струящийся из заднего кармана, он отреагировал лишь тогда, когда женщина за соседним столом раздраженно воскликнула:
– Мужчина, у вас же телефон звонит!
Он достал телефон, с прищуром посмотрел на незнакомый номер и ответил на звонок строго:
– Слушаю!
Звонящим оказался Игорь, партнер по бизнесу.
– Наш друг все-таки попался, – без предисловий произнес Игорь. – Я бы тебе посоветовал сидеть пока там, где ты сидишь.
– Когда? – хрипло спросил Вадим.
– Вчера. Я сегодня улетаю. Разберемся потом, пусть уляжется.
– Да подожди! Не паникуй. У нас же все чисто.
– Все, Вадим. Я ничего обсуждать не буду. Подождем. Мне не звони, – отрывисто ответил Игорь, и в ухо Вадиму запульсировали короткие гудки.
Вадим медленно отнял телефон от уха и, положив его на стол, продолжил завтрак. Теперь он ел неторопливо, тщательно пережевывая пищу и запивая ее слабым, неароматным кофе из мелкой чашки. По сторонам он по-прежнему не смотрел.
Доев, Вадим встал с сытой неторопливостью и вышел под солнце, к бассейну. Постоял у его бортика, глядя на перебрасывающихся мячом худых мальчишек с острыми локтями и морщась от их визга и смеха. Солнце вдруг показалось Вадиму нестерпимым, он отступил в тень, к сложенному прямым углом шезлонгу, на который и опустился, хрустнув коленями. Вытащил из пачки последнюю сигарету и бросил скомканную пачку в глиняный горшок, заполненный до краев мелкими камешками. Закурил.
С первой затяжкой кольнуло сердце, со вто рой съежило лопатку и окатило тело холодным потом. Вадим удивленно посмотрел на сигаре ту, зажатую в левой руке, и захотел выбросить ее, дымящуюся ровными и красивыми кольца ми, в горшок, но рука его не послушалась, по висла вялой тряпкой, как несвежее полотенце в ванной.
Шум вокруг и палящее солнце стали таять, в уши поползла вата. Она набилась душно в голову и сильно надавила на глаза. Испугавшись, Вадим вздохнул глубоко-глубоко, но выдохнуть уже не успел – боль дернула волной его тело, сжала горло и убила.
Шестилетний Виталик уцепился за поручни и, скользнув вверх, ловко выпрыгнул из бассейна за мячиком, подкатившимся к ногам толстого дядьки, неловко припавшего боком к спинке пляжного кресла. Виталик стремительно подхватил мяч, пока тот не закончил свой бег, и повернулся, чтобы закинуть его в бассейн. Выпрямляясь, он задел спиной ногу дядьки, и тот неожиданно повалился на бок тяжелым кулем.
– Мама! Тут дядя упал! – закричал Виталик, бросаясь на другую сторону бассейна. – Смо три!
Галина оторвалась от книги и посмотрела туда, куда показывал пальцем сын.
– Стой тут, Виталик, – строго наказала она и направилась к мужчине, лежащему боком на шезлонге с неестественно вывернутой рукой, под которой валялась на плитках дымящаяся сигарета.
Она наклонилась и, заметив мертвенную синеву его лица, тихонько позвала:
– Мужчина-а-а! У вас что-то болит?
Не получив ответа, Галина коснулась его ноги и сразу поняла, что мужчина мертв, хотя раньше ей никогда не приходилось сталкиваться с трупами.
– Мам, он пьяный, да? – закричал Виталик издалека.
– Да, сынок, пьяный. Пойдем на пляж. – Она повесила на плечико сына полотенце и вручила ему книгу и пакет. – Беги, место нам займи! Я сейчас.
Галина подошла к бару и сказала подошедшему к ней бармену:
– Там мужчина умер. Позовите когонибудь.
Бармен вопросительно вздернул брови.
