для обычного зрения, но в vis-диапазоне я видела, что сила скопилась возле ран и потихоньку тает.
Время летело. Шон не захотел уходить – слишком много внимания привлекли бы рваный костюм и кровь, а накладывать гламор на одежду у него не было сил. Он тихонько возился, не отвлекая меня, помылся и, кажется, стирал одежду. Я же впрыскивала силу в моего волка, и с каждой минутой мне все тяжелее становилось удерживать концентрацию. Слишком я устала и истощилась этой ночью, и поэтому тяжело было сосредотачиваться – это как если бы человека не кормили сутки, а потом заставили решать задачи на смекалку.
Поняв, что угроза жизни миновала, я позволила себе отключиться прямо там, сидя на полу возле кресла.
Из беспамятства я вынырнула на зеленом утреннем лугу, роса была холодной и бодрящей, солнечные лучи еще не грели…
«Лиан, радость моя. Солнышко.» Раннее утро вдруг стало поздним, лучики солнца жаркими, а травы запахли.
«И я тебя люблю, матушка».
Не раскрывая глаз, я нащупала его и прижала к себе. Вдруг на нашем лугу оказался хаски с хитрющей мордой, он лежал в травах и поглядывал на нас с сожалением и завистью.
«Ну, иди сюда, чего дичишься» – позвала я. Пес подошел, и его запах смешался с запахом трав, а живое тепло приятно согрело ноги.
В таком странном полусне прошло несколько минут, было хорошо и спокойно, вдруг долетели запахи пряностей с еле уловимой ноткой мускуса. Шон… Но запах трав усилился и отогнал чуждые ароматы
«Лиан – собственник», – мелькнула мысль.
«Да. Не отдам». – Солнце припекало, а луговые травы пахли просто одуряюще. Хаски облизнул нос и чуть отошел от нас, свалившись на бок в дремотной неге.
«Всех отогнал», – без осуждения констатировала я.
«Да».
В какой-то момент я захотела потянуться и проснулась. Рядышком, прижавшись ко мне, сидел дремлющий Лиан, чуть отодвинувшись лежал Тони, он прижимался бедром к моим ногам, и я чувствовала его тепло. Волк спал глубоким восстанавливающим сном, и это было просто прекрасно.
Лиан проснулся и заглянул в глаза
– «Ты все время кого-то лечишь».
Я рассмеялась
– «Белые всё время кого-то лечат, такова их судьба».
– «Ты не жалеешь? Что вынуждена лечить?»
– «Нет. Я лечила людей… до тебя».
– «Это хорошо. Хорошо, что не жалеешь».
11
В дверях показался Шон, он неслышно подошел к двери и присел на корточки на пороге. Из одежды на нем были только обрезанные ниже коленей брюки, и я могла видеть укусы на икрах и раны на руках.
– Почему ты не входишь? – удивленно спросила я. Инкуб молча кивнул на надувшегося Лиана, я непонимающе посмотрела на флерса, широко раскрывшего крылья, а потом переключилась на vis-зрение. Флерс создал тонкую, похожую на мыльный пузырь сферу из своей силы и перегораживал ею вход в комнату. Шон без проблем мог преодолеть ее, порвать – слишком тонкой и слабой была преграда, но не делал из вежливости и лояльности.
– «Перестань».
Он расстроено дернул носиком, но послушался и схлопнул крылья, а вместе с ними и сферу.
– «Инкубы плохие».
– «Я в курсе».
– «Тогда почему ты его не прогонишь?»
– «А почему я не прогнала тебя, Лиан?»
– «Ты меня прогнала».
– «Прогнала. И ты чуть не умер. Думаешь, Шону будет легче, чем тебе тогда, если я его прогоню?»
Лиан «завис», обдумывая мои слова. Шон тем временем вошел в комнату, осмотрел и ощупал Тони.
– С ним все будет хорошо. Он поправится, – сообщил он. Я и сама это знала, но согласно кивнула.
– «Ты думаешь, он убьет себя, если ты его прогонишь?» – вышел из ступора Лиан.
– «Не знаю. Но ему будет очень-очень плохо».
– Ты убьешь себя, если Пати тебя прогонит? – вдруг спросил Лиан Шона, в упор глядя на него. Мы с инкубом застыли от неожиданности, а потом переглянулись.
– Не знаю, – выдавил Шон.
– Ты можешь навредить ей, – с вызовом произнес флерс.
– Теоретически – да. Практически – нет. Я не сделаю ничего, что навредило бы Пати, – твердо произнес инкуб.
– «До поры до времени», – горько отозвался Лиан и вышел из комнаты. Шон понял, что флерс что-то сказал по ментальной связи, но не понял, что.
– Пати, верь мне, – начал он.
– Успокойся, Шон, – оборвала я его. – Я верю, я знаю, что когда мы кормимся, тебе куда больше, чем мне, хочется послать осторожность за пределы всего сущего и искупаться в силе.
Он замер, глядя на меня.
– Но я этого не делаю, – нейтрально произнес он.
– Да, – просто согласилась я.
– Я умею сдерживаться, я не хочу тебя потерять. Мне с тобой даже лучше, чем с Элейни, а попав к ней, я был просто счастлив.
Я грустно рассмеялась.
– Разве ты не знаешь, что нельзя упоминать, а тем более сравнивать бывшую девушку с теперешней.
Он не понял шутки, расстроился и стал просить прощения, я просто зажала ему рот. Ох уж эти тонко чувствующие нервные divinitas, что Шон, что Лиан – они стоят друг друга. Не то что Тони – простой и с чувством юмора, понятный и понятливый. Я с грустью перевела на него взгляд… Теперь еще и с Седриком разбираться.
– Ты уверен, что это волки Седрика?
– На них был его запах.
Я удивленно вскинула бровь.
– Ну, Тони и тот второй в ночь боя… У меня была возможность запомнить, как они пахнут. А как вообще пахнут волки, я знаю – приходилось с ними сталкиваться.
– Интересно, и в чем отличие?
– Примешивается северный морской ветер, как будто его стая живет на скалистом берегу. И сам лорд Седрик так пахнет – холодным осенним берегом моря и волком.
– Хм… Интересно… А я?
Он пожал плечами.
– Летом. Солнцем. Дубом или виноградником… Цветами или лугом. А еще сладостью с тысячами оттенков вкуса, – его глаза сверкнули, как у наркомана, заговорившего о дозе. – Эти привкусы еле читаются на языке…
– Ты хочешь распробовать их, но сдерживаешься.
– Да.
– Это похоже на наркотик?
– Нет… Не думаю… Это жажда, – он улыбнулся, пытаясь погасить и приуменьшить смысл слов.
– Жажда… Суккуб убила весеннего divinitas, который доверял ей, по словам Лиана, и тот долго и мучительно умирал.
– Сорвалась. Это бывает. Увы.
– Ты ведь не сорвешься, а, Шон?
Он отрицательно замотал головой.
– Нет. Я слишком стар и опытен. Я не сорвусь, госпожа. Не с вами уж точно. Но…
– Что?
– Ограничение «пережить кормление меня без ущерба для жизни человека» оказалось… очень неудобным.
– Ты что, убивал людей?
– Иногда. Ведь это часть моего естества. Но это было нечасто. Примерно раз в год.
Еще один пункт об инкубах и суккубах.
– Вампам надо убивать, инкубам надо убивать, волкам надо убивать… Кому не надо? – флегматично поинтересовалась я у пустоты.
– Все убивают, только условия разные.
– Да?
– Даже флерс, если очень голоден, может убить цветок, хоть до этого кормил его. Это просто круговорот. Ничто не может жить вечно, смерть все равно придет, и иногда ее должны принести мы. Иногда правильно, чтобы чья-то жизнь досталась нам, нелюдям.
– Да, только вот люди наверняка так не считают.
– Угу. Потому и верят в Единого или чаще делают вид, что верят.
Я хотела что-то ответить, но вдруг меня обожгло воспоминание: Костя, Герб МакФлоренс, еще пару человек – их жизни забрала я, потому что они попросили об этом напрямую или косвенно. А мои мужья, которых я благополучно выбросила из головы – они даже не просили, я распорядилась их жизнями на свое усмотрение. И то, что я тогда была еще слишком молода и не в полном разуме, мало меня извиняет.
Кто я такая, чтобы осуждать Шона? Наверняка он не убивал пышущую здоровьем единственную любимую дочку или молодую мать… Или все же…?
– А как ты узнавал, чью жизнь отобрать?
