– Что? – Голова Карамона дернулась. Хмуря брови, он воззрился на сына. – Что ты сказал? До Палина дошло: сам того не сознавая, он говорил вслух. Маг хотел сначала подготовить отца к тому, о чем собирался вести речь. Но раз уж так вышло, не имело смысла оттягивать нелегкую беседу.
– Я хочу, чтобы ты знал, отец… У меня есть план, который я собираюсь осуществить. Не думаю, что ты его одобришь. – Палин заколебался на мгновение, но затем твердо продолжил:
– В любом случае ты должен знать о моих намерениях… В Башню Вайрета я не пойду…
– Вот это славно, мальчик! – с облегчением воскликнул Карамон. – Мы что-нибудь придумаем. Ради твоего спасения я готов помериться силами с самой Такхизис. Я не позволю эти ублюдкам-рыцарям отнять у меня…
– Отец, прошу тебя! – оборвал Палин. – Я не собираюсь идти в Башню Вайрета, потому что намерен отправиться в Палантас и пробраться в Башню Высшего Волшебства. Я хочу проникнуть в Бездну и попробовать отыскать дядю. У Карамона отвисла челюсть; его изумлению не было границ.
– Мальчик мой, но Рейстлина нет в Бездне. Его жертву принял Паладайн и даровал ему вечное успокоение.
– Отец, ты не можешь утверждать это со всей определенностью.
– Я видел его мертвого так же, как вижу теперь тебя.
– Тебе это снилось… ты сам потом признался. По легенде, Рейстлин – узник Бездны, день за днем истязаемый Такхизис; день за днем он выносит ужасные муки, за которыми следует агония смерти; день за днем все повторяется сначала.
Карамон поднялся с кресла. Он был уверен в своей правоте.
– Я, знаю легенду. Она также гласит, что Стурм Светлый Меч отправился в долгий путь к красной луне… Все это чушь! Рейстлин мертв! Спит вечным сном…
Я запрещаю идти в Палантас. Ты останешься дома. Мы попробуем договориться с Ариаканом. Танис нам поможет…. От Посоха Магиуса исходило тепло, Палин это явственно ощущал. Оно придавало смелости, как после доброго глотка горячего, терпкого вина.
– Просто тебе хочется думать, что Рейстлина нет. Полагать иначе – значит сказать себе, что ты отрекся от него, покинул, бросил… Слова Палина словно камнепад обрушились на отца. Карамон побледнел, дыхание участилось, могучее тело затряслось. Он пытался что-то выговорить… и не мог. Палин закусил губу и крепче сжал посох. Ему самому стало страшно от своих слов. Все произошло помимо его воли, и теперь он не мог вернуть сказанного, равно как не мог вдохнуть жизнь в окоченевшие тела братьев.
– Неужели ты в самом деле так думаешь? – чуть слышно, с дрожью в голосе спросил Карамон.
– Нет, отец. Нет… Прости. Я знаю, ты чем угодно пожертвовал бы ради Рейстлина. Я понимаю, что твое убеждение – это своеобразное лекарство. Ты искренен в своем убеждении… Но все-таки ты можешь ошибаться, отец. Ты можешь ошибаться… Эти слова эхом отозвались в голове Палина; они обрели размеры, форму, цвет настолько явственно, что молодой маг мог видеть, как они полыхают перед ним. Карамон сделал судорожный вдох и потряс головой. Очевидно, он подыскивал контраргументы. «Он хочет отговорить меня, – подумал Палин. – Нельзя ему этого позволить. Меня не так сложно разубедить. В Башне во время Испытания такое случилось. Это было внушение, но страх и ужас я почувствовал взаправду».
– Я все обдумал, отец. Стил Светлый Меч обещал составить мне компанию. Ом отведет меня в Башню… Я встречусь с Даламаром и постараюсь убедить его…
Может, он позволит мне сделать попытку миновать стражей А если нет, то я сам…
Один раз призрак-страж уже пропустил меня.
– Тогда тебе просто пригрезилось! – начал сердиться Карамон. – Это все штучки магов – ты сам знаешь. Тебе потом объяснили…
– А это, отец? – Палин вытянул Посох Магиуса. – Это мне тоже грезится? Или посох вовсе не моего дяди? Карамон как-то робко взглянул на реликвию и промолчал.
– Посох хранился в лаборатории Рейстлина, там же, где находятся Врата в Бездну. Даже Даламар не имеет туда доступ. И тем не менее посох оказался вне стен лаборатории: он у меня. Я попробую в нее пробраться и разыскать дядю. Он научит меня всему, что знает сам. И никто больше не пострадает, не погибнет из-за моего неумения, неспособности в нужный момент прийти на помощь.
– Ты хочешь сам открыть Врата? Но как ты это сделаешь один? Ты что – забыл? Войти во Врата способен только настоящий маг и в сопровождении жреца…
Именно поэтому твоему дяде нужна была госпожа Крисания…
– Я не собираюсь открывать Врата, отец, – задумчиво произнес Палин. – Они будут открыты с другой стороны.
– Рейстлином?! – вскричал Карамон. – Ты думаешь, их отворит для тебя он?!
– Маджере потряс головой. – Темные рыцари требуют невыполнимого. Ты им ничего не должен. Ни о чем не беспокойся, – сурово добавил он, – Я и Танис разберемся с этим Светлым Мечом.
– Я дал слово чести, что не сбегу. Палин был резок. Ты хочешь, чтобы я нарушил его? Ведь ты сам учил меня всегда держать данное слово. Карамон не сводил глаз с сына; на ресницах у него блестели слезы.
– Считаешь себя умником-разумником, Палин? Моими же словами загоняешь меня в угол… В этом ты копия своего дяди. У него это отменно получалось… Он всегда поступал по-своему, даже если при этом доставлял боль другим… Что ж, делай как знаешь. Я не сумел остановить Рейстлина, не смогу остановить и тебя.
С этими словами Карамон вышел. Оставшись один, Палин приуныл. Да, благодаря своей способности соображать чуть быстрее, чем отец и братья, ладно говорить – он часто одерживал над ними верх. В спорах Палин напоминал собаку, которая наскакивает с разных сторон на медведя, привязанного цепью к столбу. Они всегда ему уступали. Палин долго упрашивал братьев – несмотря на их разумные доводы – взять его в Каламан. Он молил, спорил, всячески хитрил. В конце концов они уступили. Когда произошла стычка, братья больше думали о том, как защитить Палина, нежели о себе. И вот их нет… Сердце Палина вновь заныло. Уставившись в одну точку, он вспомнил, как все было.
Ускользнуть, ретироваться – это здраво и благоразумно, когда перед вами целое войско, а вас всего лишь жалкая горстка. Рыцари помнили и о такой возможности. Черные корабли становились на якорь неподалеку от берега, чтобы баркасами высадить первый десант. В небе над флотом кружили синие драконы.
– Если мы покажем спину, нас рассеют и перебьют поодиночке, – старался перекричать шум прибоя предводитель Соламнийцев.
– И куда мы денемся от драконов? – включился в разговор Танин. – Они будут гоняться за нами, пока не переловят одного за другим. Неужели мы дадим повод для насмешек и обвинений в трусости?.. Мое слово – остаться и дать бой.
– Мы остаемся, – в тон брату произнес Палин.
– О тебе речь не идет, – возразил Танин. Ты налегке. Лошадь у тебя резвая.
Здесь тебе не место… Вернешься в Каламан и предупредишь о надвигающейся опасности.
– Что? Мне бросить своих братьев? – возмутился Палин. – И ты думаешь, я мог бы так поступить? Стурм и Танин переглянулись. Стурм покачал головой и перевел взгляд на море – на приближающиеся баркасы, до отказа наполненные непрошенными гостями. Времени было в обрез. Танин подъехал к Палину и взял его за руку.
– Послушай, мы с братом знали, чем рискуем, вступая в рыцарский орден. Но у тебя другое положение…
– Я вас не покину, – упрямствовал Палин. – Вы всегда отсылаете меня домой… что бы ни случилось. На этот раз у вас ничего не выйдет. Танин подался вперед; лицо его побагровело:
