Это Саша понял и убежденно ответил:
— Советская власть — крепкая!
Саша побежал за бельем, а Ярассима пошел к бане подбросить дров в каменку. Все его мысли были о Саше… Парень мечтает попасть домой. Хорошо было бы, если бы осенью… Только вряд ли их к осени отпустят. Тревожно было на душе у старика. Но Устениэ он не стал ничего говорить.
— Тебе бы, старая, тоже бы не грех научиться балакать по-русски, — сказал он Устениэ, вернувшись из бани. — Я научу тебя. Это совсем не трудно. Слова только надо запомнить. Некоторые слова у них совсем как у нас.
— Это я уже сама заметила, — и Устениэ вздохнула. — Далече у Саши отец да мать. Знают ли хоть, где их сынок скитается?..
— Не будь тут всяких бандитов, давно бы уже Саша был дома, с отцом да матерью жил бы да невесту себе приглядывал.
— Дитя он еще. Куда ему невесту приглядывать?
— Не скажи. А сколько годков мне было, когда я сваху послал к тебе?
— Ох-ой! Да то же было в мирное время.
Ярассима и Устениэ погрузились в воспоминания, замолчали. Но молчание не казалось им тягостным. Далеко-далеко унеслись их мысли, во времена давно ушедшие и милые сердцу. Прошлое казалось им красивым, словно были в их молодости одни лишь праздники с играми да плясками, песнями да сказками. А ведь и в те времена случались и голодные годы, и нужда была, и болезни были, и смерти были. А как пойдешь, бывало, за лосем, сколько верст немереных отмахаешь по лесу на лыжах, пока сохатого добудешь. А работа — придешь и с ног валишься. Эх, молодость, молодость, как легка нога и как горяча кровь была в те годы… А впрочем, и старому человеку на этом свете жить неплохо. Глядишь, еще день прошел. Старики неторопливо похлебали свежей ухи, сходили в баню… Похлестаться мягким свежим веничком — одно блаженство. Попариться, потом, посидеть на травке около бани, остудиться и опять попариться.
Когда старики вернулись из бани, Саша уже ждал их в избе. Самовар пыхтел на столе, а рядом с ним лежала горсточка настоящего чая. Саша, наверно, последний свой чай принес. Парень он молодой, неопытный, по доброте душевной последнее отдаст, себе ничего не оставит. Устениэ пошептала боженьке, чтобы тот берег парня да помог скорей ему вернуться к родимой матушке и батюшке, потом стала ворчать на Сашу, отчитывать его, что в этом мире нельзя быть таким транжирой. Хотя парень и не понимал по- карельски, он догадался, за что хозяйка ворчит на него. Он засмеялся и побежал в баню.
Пару в бане было уже немного, но для такого любителя попариться, как Саша, вполне достаточно. Саша залез на полок, хорошо пропотел, потом выскочил на берег и бултыхнулся в воду. Далеко отплывать он не стал: из головы все время не выходила винтовка, которую он оставил в предбаннике. За годы службы Саша так привык к своей винтовке, что она была у него всегда под рукой. В случае чего, и сейчас он успеет добежать до нее…
Озеро было спокойное, ласково светило солнце. Но ведь в природе спокойствие порой бывает обманчивым. Погода может вдруг перемениться…
Вернувшись в баню, Саша начал мыться.
Ярассима и Устениэ попили чай и ждали Сашу из бани.
Ярассима выглянул в окно, и сердце у него забилось часто-часто. К избе шел какой-то незнакомый человек. Невысокого роста, в плечах широкий. Одет по-карельски: сапоги, черный пиджак, картуз. Судя по виду, карел. Шел человек оглядываясь, словно искал кого-то или бежал от кого-то. Шаг у него был неровный, спотыкающийся, как у пьяного…
— Ну, попались мы! — вырвалось у Ярассимы. Он уже не сомневался, что не с добром идет к ним этот человек.
— Кто же это? — Сердце у Устениэ тоже сжалось, но ей хотелось, чтобы старик сказал что-то такое, от чего отлегло бы на душе. — Кого же это бог, послал?
— Не бог его послал, а черт его несет! — буркнул Ярассима.
Человек вошел в избу, поздоровался по-карельски, даже перекрестился.
Ярассима всматривался в гостя. Тревога его нарастала.
— Мир тебе, добрый человек! — ответил он на приветствие гостя.
— Мир, говоришь? — Гость покачнулся и тяжело, по-пьяному сел на лавку. — Где же этот мир, а? Я третий год ищу его и не нахожу.
— А разве ты не с миром пришел?
— Скоро ты, старик, узнаешь, с каким миром мы пришли! С таким миром, что… Красные в деревне есть?
— Есть, есть, — зашептал Ярассима. — Беги скорей. В деревне полно войска.
— Врешь, старик! Три солдата было. Двое ушли, один остался. Вот и все твое войско.
— Откуда нам все знать? Бают, будто в каждой избе попрятались солдаты. И пушки у них, и пулеметы всякие.
— Поглядим, где они прячутся. — Пришелец заглянул в подполье. — Ну и пушек здесь, и пулеметов… Попался ты, старик. Чего врешь?
— Откуда нам знать? Люди говорят. А ты чей будешь, откуда?
— Я-то? — Человек вдруг протрезвел. — Вот увидишь в лесу волка, спроси, откуда он. У собаки есть дом, а у волка нет дома.
— А ты, часом, не оттуда… не с Тахкониеми?
— С чего это ты взял?
— Да… вот говорят о тебе.
— Кто?
— Народ, люди.
— Ну и что они говорят?
— Всякое… Люди всё знают.
— Так, так. Стало быть, всё знают. А ты, старик, знаешь, что тот, кто больше знает, тот меньше живет. Понял?
— Да я ведь…
— То-то. Так что ты ничего не знаешь. Я пошел. Хочу вашу баню поглядеть.
— А-вой-вой! — воскликнула Устениэ. Ярассима сердито взглянул на нее, и она осеклась.
— Нечего тебе ходить в баню! — сказал Ярассима. — В нашей бане печь завалилась, сами моемся в чужой.
— Ну-ну, — пришелец похлопал старика по плечу. — Опять врешь. Из бани пар валит, а ты мне — печь завалилась. Ну что?
Ярассима встал в дверях, но пришелец легко оттолкнул его и вышел.
— Убьет он Сашу! — заголосила Устениэ. — Убьет… У него леворверт под пиджаком.
Ярассима выхватил из-под лавки топор и… На берегу грохнул выстрел. Хотя Ярассима почти не помнил себя, все же он понимал, что ничем уже помочь не сможет. Затем раздалось еще несколько выстрелов.
Саша кончал одеваться, когда услышал, что кто-то подходит к бане. Дверь бани выходила к озеру, шаги донеслись со двора. Хотя Саша и подумал, что это, наверное, бежит за ним Ярассима, все же невольно схватил винтовку. Но выйти он не успел. В дверях выросла чья-то фигура… Не успел Саша поднять винтовку, как она была выбита из его рук ударом ноги и, выстрелив, отлетела в сторону. Перед Сашей мелькнуло чужое небритое лицо, злые глаза… Он метнулся за винтовкой, но его опередили. Бандит ногой отбросил винтовку в сторону, потом поднял ее и, махнув револьвером, приказал по-русски:
— Выходи.
От злости, отчаяния и стыда Саша не помнил себя, но какая-то сила, какой-то инстинкт самосохранения заставил его подчиниться.
— Туда!
Бандит показал револьвером на амбар, за которым начинался ольшаник.
— Стой!
Саша повернулся лицом к бандиту.. Вот и пришел его час… Он кусал губы. Позор, какой позор! Но
