настоящий момент контакт надежно удерживается; мы находимся на удалении одной мили от лодки, идущей северным курсом на скорости около пяти узлов.
Информация слегка настораживает.
– Какая здесь глубина?
– Под килем девяносто метров.
– Значит, останавливаться лодка пока не намерена?
– Видимо, нет.
– А сколько до большой глубины?
Не оборачиваясь, Скрябин переадресовывает вопрос штурману.
– Десять миль, – рапортует тот.
Черт! Два часа малым ходом.
– Нужен второй залп «эрбэушкой», – ищу я поддержки у генерала. – Иначе мы их упустим.
– С какой стати мы их упустим? – хорохорится капитан первого ранга.
– Давай-ка, Скрябин, заряжай свою «катюшу», – соглашается с моим доводом старый фээсбэшник. – А то ведь вместе с моей головушкой полетят и ваши…
После уточнения координат лодки и точки прицеливания происходит второй залп – дюжина реактивных глубинных бомб одна за другой срываются с кормовой части корабля и уходят ввысь.
Ждем результатов…
– Характер шумов не изменился, – докладывают акустики спустя несколько минут, – лодка идет прежним курсом.
– Твое предложение в силе? – подозрительно щурится старик.
– Разумеется.
Он придвигается вплотную.
– Неужто Анна Аркадьевна так понравилась?
– Ничего особенного. Видали мы и лучше.
– Ты, когда врешь, хотя бы моргай почаще. Женщина-то она видная и породистая. Я таких за версту чую. Эх… как там говорил один из героев Толстого? «Если бы я был не я, а был бы красивее, моложе, талантливее…» Ладно. Что там у тебя дальше по плану?..
Обращаюсь к Скрябину:
– Прошу сместить точку прицеливания ближе к лодке и дать третий залп.
Тот отдает соответствующие команды, и после автоматической перезарядки пакета стволов в серое небо уходит очередная дюжина извергающих пламя реактивных глубинных бомб.
– Товарищ командир, – звучит знакомый голос акустика, – шумы стихли.
Скрябин тотчас командует:
– Зафиксировать координаты точки потери контакта и доложить.
– Ну вот, – сползает с кресла Сергей Сергеевич, – полдела сделано. Акт второй, герои те же. Действуй…
* * *
Шесть утра. Низкое солнце закрыто слоем облачности, с северо-запада налетают порывы холодного пронизывающего ветра, море слегка штормит.
Все оставшиеся пловцы из «Фрегата» торчат на юте. Босс сидит в сторонке и с беспокойством наблюдает за сборами.
Комбинезоны надевают четверо: Жук, Золотухин, Фурцев и я. Командиром спуска назначен самый опытный из тех, что останутся на палубе БПК. Парни помогают нам нацепить подвесные системы, упаковать в герметичные карманы аккумуляторы для системы активного обогрева и закрепить на груди дыхательные аппараты с последними комплектами баллонов и регенеративных патронов.
Да, комплектов у нас больше нет. А посему данная попытка вызволить Анну Воронец с ее детищем – командным блоком управления маневрированием третьей ступени – является первой и последней. В случае провала нашей затеи Сергей Сергеевич не моргнув глазом отдаст приказ уничтожить лодку. В этом я не усомнюсь даже в самом благостном и оптимистичном сне про Золушку.
Итак, мы готовы спуститься в надувную шлюпку.
Последние штрихи. Старшему лейтенанту Фурцеву вручают бухту стального восьмимиллиметрового троса с замками карабинного типа на концах. Я по традиции сую в левый рукав сигнальный патрон и треплю холку Босса, когда ко мне подходит пыхающий сигаретой шеф.
– Как себя чувствуешь?
– Вообще-то ничего. Но на теплом черноморском песочке чувствовал себя намного лучше.
– Понимаю… Ладно, не горюй. При положительном исходе операции торжественно обещаю три недели полноценного отпуска.
– Вы специально говорите об этом так тихо, чтоб не было свидетелей?
Он посмеивается. А потом щурится, будто от дыма, а на самом деле от распирающей хитрости:
– Рана над левой лопаткой не побаливает?
И откуда шеф все знает? Рана побаливает, но признаваться в этом не время.
– Рука работает – это главное.
Он молча оглядывает размытый из-за неважной видимости горизонт и серьезно спрашивает:
– Думаешь, получится?
– Должно получиться.
– Уверен?
– На девяносто два процента.
– А восемь куда подевал?
– Вычел на погрешность видимости из-за фитопланктона.
Старик жмет на прощание руку.
Взяв оружие, мы спускаемся в шлюпку, где нас поджидает молодой капитан-лейтенант в новой для себя должности «командира спуска».
Приступаем к погружению без проверки связи.
Задача номер один: найти лежащую на морском дне лодку. Задача не из легких, так как самые точные координаты, выданные акустиками, предполагают погрешность технического характера, помноженную на субъективность восприятия реальности сидящего перед экраном матроса, старшины или мичмана. Во сколько десятков или сотен метров выльется результат перемножения – узнаем позже. Если узнаем вообще… А пока, по мере приближения ко дну, приходится жалеть о потерянной навигационно-поисковой панели и мысленно костерить начальство за жадность и нежелание обеспечить нас резервным снаряжением.
Фонари давно включены. Мы у дна. Глубина по прибору, что на одном ремешке с часами, составляет девяносто четыре метра. Уклон в сторону океана не заметен, но он есть – мне это точно известно.
Молчим. Ни одной фразы, ни одного слова в адрес «Ротонды». Соответственно «Ротонда» не тревожит нас. Более того – режим радиомолчания распространяется и на общение между пловцами. Все команды исключительно визуально. Это не каприз. Это следствие моей воспаленной подозрительности. Меня на самом деле настораживают крайне неожиданные и хорошо спланированные нападения чужих, их необычайно слаженные действия. Потому и пришлось на последнем инструктаже запретить использование гидроакустической связи. Разумеется, кроме особых случаев.
Делимся на две пары и расходимся в стороны. Прочесывать дно мы будем параллельными галсами в пределах визуальной видимости друг друга. Только так, и не иначе. Потеряемся – перещелкают нас аки вальдшнепов на охоте.
Приступаем к поиску.
* * *
Повезло ли с грамотными акустиками, сумевшими определить точные координаты, или просто подфартило – не знаю, но субмарину мы разыскали быстро. Глазастому Фурцеву не помешала ее узреть даже тяжелая бухта стального троса.
Пока Игорь сигналит фонарем Жуку и Золотухину, я осторожно подплываю к телу подводной лодки. По общепринятой классификации она считается малой. Вероятно, так и есть; вероятно, где-то у пирса в
