безразличием выскакивают, чтобы перекусить. У них, должно быть, есть некий тайный источник получения денег, о котором ему ничего не известно.
Шарлотта смотрела, как Пол изучает карту вин.
— Прямо не знаю. — Он вздохнул. — Для меня все они одинаковы. Как насчет… э-э… «Мускадэ»? — предложил он, выбрав то, о чем когда-то слышал. Он удивился, когда Шарлотта поморщилась.
— Не возражаете, если я взгляну? — спросила она и, прежде чем Пол успел ответить, выхватила карту у него из рук.
— Боюсь, что в винах я мало у то понимаю, — пробормотал Робертс упавшим голосом. У него было очень простодушное выражение лица.
— Я тоже, — сказала Шарлотта, посмотрев в карту вин. — Но я точно знаю, что это преступление — тратить деньги на французскую дрянь по сумасшедшей цене, когда можно заказать какое-нибудь хорошее вино из Нового Света.
Пол понятия не имел, о чем она говорит, но она произнесла это с такой убежденностью, что просто не могла быть неправа.
— Что вам больше нравится: «Шардоннэ», «Совиньон Блан», «Пино Блан», может, «Семийон»?
— Белое вино подойдет? — спросит Пол.
Шарлотта взглянула на его красивое лицо и подумала, как приятно общаться с тем, чьи слова не вызывают ощущения, что вляпываешься в дерьмо.
— Мне хотелось бы сделать материал о Великой Французской Обираловке, — проговорила она, наклоняясь вперед, чтобы Пол мог ее услышать. — Знаете, о том, как они нас надувают, заставляя верить, что они самая цивилизованная нация на свете, что у них великолепная еда и вино, что их живопись, музыка, литература и мода самые лучшие и что самые интеллектуальные кинофильмы снимаются во Франции.
Робертс выглядел озадаченным.
— Понимаете, что я имею в виду? — продолжала Шарлотта ободряюще, надеясь, что Пол рискнет высказать свое мнение. Он промолчал, и Шарлотта заявила еще резче: — Французы — те же арабы, только белые! — По-прежнему никаких проблесков понимания. — В Бельгии еда лучше, итальянцы завоевали мир в области дизайна, из Латинской Америки идет поток потрясающих книг, и мы тоже не так плохи. А эти вонючие лягушатники стригут купоны со своего имиджа, наживаясь на претенциозности.
— У меня такое впечатление, что вы не любите французов. Во Франции с вами случилось что-нибудь ужасное? — усмехнулся Пол.
— Нет. — Шарлотта выглядела удивленной.
— Похоже, вы на них за что-то здорово разозлились, — ухмыльнулся Робертс.
На миг Шарлотта смутилась, а потом пришла в ярость. Ей захотелось стукнуть кулаком по столу и сказать, что она вовсе не злится на французов. Но она призвала на помощь всю свою выдержку и объяснила, что у нее просто собственная точка зрения.
— Могу поспорить, что у вас тоже свой взгляд на веши, — произнесла она, но в ответ на это предположение Робертс только рассеянно посмотрел на нее. — Например, в отношении компаний, которыми вы занимаетесь, — добавила она с отчаянием, чувствуя, что теперь разозлилась по-настоящему. Как его расшевелить, чтобы втянуть в разговор?
Он добродушно пожал плечами.
— Да нет, я довольно ленив. Я из тех, кто позволяет миру существовать, и если он мне не мешает, я ему тоже не мешаю.
— Так чем же вы интересуетесь, Пол? Что для вас важнее всего? — спросила она. Шарлотта Картер завелась, она не понимала, как можно жить по принципу: дешево досталось — легко потерялось.
— Люблю крикет и регби, — ответил Пол, допивая «Кровавую Мэри». — Плюхнусь перед телевизором и с удовольствием смотрю почти все спортивные программы.
Шарлотта почувствовала, что совсем падает духом. Она не могла сказать ничего умного по поводу занятий, которые считала самыми бессмысленными на свете. Но наконец-то от ее расспросов появился толк. В конечном итоге Пол разговорился и рассказывал о своем увлечении разными видами спорта, пока не принесли заказанные блюла. Еда была красиво разложена на черных шестиугольных тарелках, и Шарлотта пришла в восторг, попробовав первый нежный кусочек паштета.
— Чертовски вкусно! — Она даже застонала от удовольствия. — А у вас как?
— Да, неплохо. И вино хорошее. Умело выбрано. — Он поднял бокал. — Теперь мне ясно, что я должен научиться искусству красиво жить. Я ведь типичный холостяк. Даже яйцо сварить не сумею.
— Да бросьте! Держу пари, что вы скромничаете, — протянула Шарлотта, отметив про себя, что он живет один. Шарлотту бесило, что ее собеседник, похоже, не интересуется ничем, кроме спорта и военного оборудования, но зато на него так приятно смотреть, особенно когда у тебя в желудке полбутылки отличного вина. К тому же благодаря своей наивности Пол выигрывал по сравнению с ее бывшими ухажерами.
В прошлом году у нее был парень, который соблазнил ее великолепной едой. Несколько недель они пировали вместе, деля феноменальные расходы пополам, в самых чудесных ресторанах, какие только мог предложить Лондон. Но стоило Шарлотте уступить его обаянию, как выяснилось, что его страсть к еде — просто показуха. Дома он пил оранжад и пожирал дешевые, полные хрящей гамбургеры, которые доставал из морозильника. За исключением тех случаев, когда приглашал на обед друзей, чтобы похвастать своими познаниями в кулинарии, он оказался совершенно равнодушен к любимому развлечению Шарлотты. «Открывая в очередной раз меню, — обычно говорила она, — я чувствую себя так, словно у меня начинается новый роман». Но тут она явно ошиблась. Он прекратил показуху, и она его бросила, усомнившись еще раз в своем благоразумии.
У Шарлотты было достаточно конфликтов в детстве и унизительных ситуаций в юности. Но то, каких мужчин она выбирала, сейчас сильно ее беспокоило. Ей надоедали репортер из конкурирующей телекомпании и зануда Джонатан Слоуп, а симпатичные мужчины из ее профессионального круга не обращали на нее внимания. Больше всего ее расстраивало то, что мужчины, столь же честолюбивые, как и она сама, которые могли бы стать хорошими друзьями и, возможно, мужьями, ее не переносили. Похоже, они искали женщин, способных восторгаться ими. Только этим можно объяснить, почему ей всегда так катастрофически не везло в личной жизни.
Они принялись уже за вторую бутылку калифорнийского вина, когда Шарлотта спросила у Пола, какое впечатление произвел на него Дэвид Стоун.
— Он отличный бизнесмен, — ответил Пол между двумя глотками вина. — И знаете, у него нет шофера. Он сам водит старую «вольво». Это довольно странно, если учесть, что он, должно быть, богат. И еще он носит джинсы. — Видимо, Пола озадачили подобные чудачества.
— Думаю, именно так и ведут себя настоящие богачи. — Шарлотта пожала плечами. — Им не нужно самоутверждаться, а потому не нужно выставлять напоказ свои деньги. Они считают, что новые машины и модные костюмы — это пошлость. — Шарлотта заметила недоумение на лице Пола. — И еще: по- настоящему богатые люди говорят на простом английском языке. Они не стараются слишком профессионально рассказывать о своей работе или укрепить свое положение в обществе тем, что употребляют чересчур сложные выражения, описывая, чем они занимаются. Я имею в виду, когда другие говорят «приобретаю» и «задаю вопрос», они говорят «покупаю» и «спрашиваю».
— Мне кажется, ему не нравятся люди, имеющие отношение к Сити, — задумчиво пробормотал Пол, вспомнив, с какой неохотой Стоун рассказывал о своей работе. Только когда Робертс пообещал хранить тайну, Дэвид показал ему свои лаборатории. Аналитик считал, что он действительно сдержал слово. Во всяком случае, в прессу это не попало.
Двадцать минут спустя они стояли на тротуаре, высматривая маленький желтый огонек свободного такси для Шарлотты. Пол заметил, что для него будет очень необычно первый раз в жизни увидеть себя на экране телевизора, и, поддавшись на миг вспыхнувшему желанию, наполовину объяснимому количеством выпитого вина, Шарлотта спросила, не хочет ли он вечером в воскресенье приехать к ней, чтобы вместе посмотреть программу новостей. Он охотно согласился и усадил ее в такси. Такси быстро затерялось в потоке машин, направлявшихся в сторону Южного Кенсингтона, а Робертс зашагал к Ноттингхилл-Гейт, чтобы на метро добраться домой. Он был чрезвычайно доволен проведенным вечером и самим собой.
Дэвид Стоун запирал на ночь дверь Уэсторп-Холла. Если не считать обычного потрескивания половиц
