— Чего ж ты, мать твою, раньше мне об этом не сказал? Господи, ты же просто урод хренов! — Гэри затряс головой, будто не мог поверить, что такое вообще возможно.
— Интервью не выйдет в эфир еще несколько дней, — рискнул вставить слово Пол. — Эн-эн-эн сейчас готовит сюжет о компании «Уильям Стоун и сын». — Потом, стараясь придать голосу побольше решительности, он добавил: — Я выясню, когда они собираются его показать, хорошо?
Пол даже обрадовался, что возник предлог позвонить той красивой женщине, которая днем брала у него интервью. Шарлотта… как ее там? При этой мысли у него потеплело на душе, но тут он услышал презрительное фырканье Гэри: на экране появились данные о биржевом курсе акций компании «Уильям Стоун и сын».
— О, парни в темных очках так и повалят на это секс-шоу! — ухмыльнулся Гэри. — Как там насчет диапазона изменений курса?
— Не понимаю… — Пол изумленно уставился на маклера.
— Естественно! — с горечью усмехнулся Гэри. — Ты ведь ни черта не смыслишь в этих играх. Разве не так?
Пол изучал носки своих ботинок, чтобы не видеть насмешливого выражения на лице Гэри. Он неподвижно сидел рядом с маклером, размышляя, что же надо сказать.
— Дай мне что-нибудь такое, о чем никто больше на рынке не знает, какую-нибудь сплетню — то, что заставит моих клиентов купить несколько акций этой долбаной компании! Слышал про «ценочувствительную» информацию? — Выпалив все это, Гэри откинулся на спинку кресла. На маловыразительном лице маклера было написано отвращение.
Обескураженный, аналитик лихорадочно соображал, но ничего путного в голову не приходило. До него не дошло, что Гэри предлагает нарушить правила, запрещающие использование «внутренней» информации для операций на бирже; что любой маклер, владеющий «порше», поступает так изо дня в день и плюет на механизм саморегулирования, существующий в Сити. И как это еще брокерские конторы заключают сделки в условиях такой конкуренции?
— Вот что, — сказал Гэри уже совсем другим тоном. — Как насчет того, чтобы пойти со мной и ребятами врезать после работы?
Пол подумал, не смеется ли Гэри над ним, но тот смотрел вполне дружелюбно. Аналитик повеселел.
— Отлично! — согласился он, не совсем понимая, что значит «врезать», но готовый пойти, что бы там ни затевалось.
Шарлотту бросило прямо на Стивена, кинооператора из ее команды, когда тот резко нажал на тормоза «пежо-уннверсала». Она почувствовала, как ремень безопасности натянулся, предохранив ее от удара о лобовое стекло, но продолжала писать в блокноте, который лежал у нее на коленях. Шарлотта делала набросок сценария, экономя драгоценные минуты, пока машина неслась по улицам к редакции телекомпании Эн-эн-эн.
Чарльз Рейвенскрофт должен попасть в ее материал, хотя он и не подтвердил и не опроверг тот факт, что «Броди Макклин» участвует в переговорах о слиянии с американским банком. Но, очевидно, потом он сжалился над ней: едва Шарлотта упомянула, что собирается взять у одного из его коллег интервью по поводу компании «Уильям Стоун и сын», он немедленно вызвал аналитика, занимающегося оборонной промышленностью. Журналистка, хорошо знающая, что время дорого, чувствовала, что это время уходит, но когда Пол Робертс вошел в кабинет, она решила отложить следующую встречу: он ей понравился..
После интервью Шарлотта спросила Пола, может ли она использовать его прогнозы, когда будет готовить весь материал целиком. Тот охотно разрешил, и на мгновение Шарлотте показалось, что они поглядывают друг на друга с симпатией. Позже, пока машина торчала в «пробке» на обратном пути в Паддингтон-Бэйсн, Шарлотта спросила себя, не придумала ли она это. Случайные романтические встречи не выпадают на долю таких женщин, как она.
Заверещал радиотелефон, и Шарлотта чуть не застонала. Если сюда звонили из службы новостей, это могло означать, что ее сюжет выбросили ради чего-то «важного», вроде авиакатастрофы. Какой к черту «Броди Макклин», раз у телекомпантий есть красочные кадры, где куски человеческого мяса раскиданы среди искореженных обломков самолета?! Если погибло много людей, это будет «хороший» сюжет. Он будет «прекрасным», если пассажиры были белыми и говорили по-английски. И он будет «просто сногсшибательным», если кто-нибудь, желательно ребенок, останется в живых и сможет рассказать телезрителям, что он испытывал. Ценность репортажа обратно пропорциональна цене человеческой жизни.
Она почувствовала сперва облегчение, а потом слабость, когда до нее дошло, что звонит Джонатан Слоуп, репортер из Би-би-си. Стоило только Шарлотте вспомнить его узкое, похожее на мордочку хорька лицо, обрамленное светлыми, вечно немытыми волосами, и блестящие глаза-бусинки, увеличенные стеклами очков а-ля Джон Леннон, и ее начинало тошнить.
— Шарлотта, интересно, что ты там выдала о прекращении строительства японского автомобильного завода в Уэльсе? Не хочешь же ты, чтобы все думали, будто ты мне подражаешь? — Это был его обычный подход. Он использовал какую-нибудь «профессиональную» тему как предлог, а затем неожиданно приглашал пообедать, словно эта идея только что пришла ему в голову.
В тот единственный раз, когда Шарлотта согласилась, она быстро поняла свою ошибку. Не успели они устроиться за маленьким столиком в уютном ресторанчике в Сохо, как он немедленно прекратил разговоры о работе. Его самоуверенность, прямолинейные вопросы, живет она одна или нет, и то, что он беспрестанно подливал в ее бокал дрянное кьянти, сразу ее насторожили.
Сейчас, слушая Джонатана, Шарлотта вспомнила его пальцы с грязными ногтями, медленно подбирающиеся к ней через стол, будто Тварь — рука из фильма «Семейка Аддамс». Получив отпор, Слоуп повел себя бестактно. В том, что Шарлотта не захотела с ним переспать, каким-то образом оказался виноват не он, а она. Не надо быть такой холодной и такой недотрогой.
Шарлотта высунула голову в окно и увидела в какой-то канаве кучу гниющих овощей. Тучи мух роились над ней. Очень подходящий образ, подумала Шарлотта: она сама и мужчины, которых она привлекает. В довершение ко всем неприятностям к ней опять привязалась мелодия песенки «Ничего, кроме страданий».
— Джонатан, у меня полно работы! — не выдержала наконец Шарлотта.
Возникла пауза.
— С нетерпением буду ждать твоих глубокомысленных исследовании! — сказал он и повесил трубку.
Шарлотта положила радиотелефон на пол. Очень похоже на Джонатана — проехаться насчет ее умственных способностей. Стоило ей что-нибудь раскопать, и он тут же высказывал предположение, будто она «воспользовалась своим женским обаянием», чтобы вытянуть информацию. Почему тогда он продолжает за ней бегать, было загадкой. Такой же неразрешимой, как ее отношение к музыке «Карпентерс». Шарлотта терпеть не могла их песни, но все слова знала наизусть.
— На прошлой неделе у меня была небольшая работенка в Белфасте, — сообщил вдруг кинооператор таким тоном, будто рассказывал о самом приятном эпизоде своего отпуска. Болтая, он продолжал гнать машину с бешеной скоростью, вынуждая людей, собравшихся у края пешеходной дорожки, запрыгивать обратно на тротуар.
Шарлотта, которая и так уже нервничала, что до выхода в эфир сводки новостей осталось совсем мало времени, потеряла всякую надежду дописать сценарий.
— Это по поводу взрыва на Фоллз-роуд? — спросила она, когда машина с визгом рванулась по Истбурн Терис.
— Ага. Полиция нас близко не подпустила, хотя мы сказали, что должны снимать для дневного эфира. Один из репортеров говорит: «Слушай! Мне нужны кадры, хотя бы внешний вид». Но они так и не разрешили. Их главный заявил, что они там все еще что-то ищут. А репортер говорит: «Ну пропусти!» А тот ему: «Слушай, там был мальчонка лет пяти, и мы до сих пор не можем отыскать его голову!»
Когда машина, дернувшись, остановилась у входа в здание Эн-эн-эн, Шарлотта с позеленевшим лицом
