— Не в обиде на нас? — спросил Пал Палыч.
— Что вы! Я когда в КПЗ рассказывал, что и как, мне говорят: «Хана тебе, дядя!» Спасибо, что разобрались.
И он нерешительно двинул вперед правую руку. Знаменский охотно подал свою, стерпел крепкое до хруста пожатие.
Совсем иной человек стоял перед ним посреди кабинета. Будто даже похорошевший, хоть и небритый. Неведомо, надолго ли «иного» хватит, не до первой ли рюмки. Но сейчас он являл поистине неправдоподобное зрелище — то был радостный, довольный жизнью Горобец.
— Уезжать вам пока нельзя. Вот здесь распишитесь: подписка о невыезде до конца следствия.
Горобец поставил красивый автограф.
— И жену-то больше не бейте.
Горобец, уразумев шутку, оскалил в улыбке лошадиные зубы.
— Все, — подытожил Знаменский. — Свободны. Только признайтесь на прощанье по секрету, отчего вы так испугались обыска?
— Аппарат я начал ладить в курятнике… — потупился Горобец, — для самогону.
Тут стремительно вошел Томин, сказал Горобцу: «Погодите», — отозвал Знаменского и зашептал:
— В четверг уехала от матери в двенадцатом часу ночи. Домой вернулась только утром.
Они обменялись взглядом, Пал Палыч понял, чего ждет от него Томин, и ждет справедливо. Но спросил с некоторым усилием, так как спрашивать ему было все-таки неприятно:
— Александр Кондратьевич, вы, помнится, заявили, что у Миловидовой… кто-то есть. Это со зла? Или от кого слышали?
— Нет, не слышал. Больше, конечно, со зла.
У Томина вырвался разочарованный жест, и Горобец воспринял это как упрек.
— Нет, ну я не то чтобы нарочно ее оболгать. Мне так почудилось.
— Почему?
— Да видел ее в Лесных полянах. Поселочек такой тут в стороне, километров тридцать пять. Ехал на автобусе в подшефный совхоз. Гляжу, Алена чапает. У ней там двоюродная сестра с мужем дачу держат. Вот, думаю, баба! Только-только мужик запропал, а она уже бежит!
— Днем видели?
— С утра. Дня за три, что ли, до того, как меня забрали.
— А если она искала мужа — по родственникам, знакомым?
— Да ведь как шла-то, как шла! Невозможно смотреть!
Нехитрый этот аргумент произвел, однако, должное впечатление. Горобца отпустили, а Томин со Знаменским сели и подумали.
Первый пункт намеченного ими плана Томин осуществил, когда привел в горотдел Миловидову.
— Александр Николаич, голубчик, что мне хочет сказать Пал Палыч? — выпытывала она. — Так сердце колотится…
— Не знаю, Алена Дмитриевна, Пал Палыч — человек-загадка, — отделывался Томин. — Простите, ваш муж не был ревнив?
— Я не давала повода.
— Похвально. А киномеханик уволился? Или в отпуск уехал?
— Заболел у него кто-то. Почему вы спрашиваете?
— Тайна следствия, — значительно изрек Томин. А спрашивал просто так почти — чтобы избавиться от ее вопросов.
Вошел Знаменский, нейтрально поздоровался.
— Передаю вас в надежные руки, — бодро сказал Томин. — Паша, я отбыл на разведку.
Разведка стояла вторым пунктом, и целью ее было посещение Лесных полян. Через несколько минут милицейский «козлик» резво катил по подсохшей и уже пылившей дороге через мост, мимо «как за границей» — на шоссе.
Тем временем Пал Палыч разговаривал с Миловидовой, и не просто разговаривал — на столе был раскрыт протокол допроса.
— Сослуживцы вашего мужа утверждают, что на профактиве он был в белой нейлоновой рубашке, — деловито и сухо сообщил Знаменский.
Меж бровей женщины прорезалась морщинка. Припоминает или придумывает, как ответить?.. Морщинка расправилась.
— Правильно. Белую я бросила в грязное, когда Сережа пришел с работы. И дала ему голубенькую.
— Пометим… Дальше. Вы хорошо помните, чем занимались в тот последний день и вечер?
Непривычный тон следователя сбивал Миловидову с толку, заставлял нервничать.
— Мм… Я что-нибудь напутала?
— Вот послушайте… — Он нашел соответствующее место в прежних показаниях: «После этого муж ушел. Я думала, что он вернется, как сказал, через час-полтора, и все время ждала его к ужину». С ваших слов записано верно?
— Д-да.
— Следовательно, в тот вечер вы не пробовали его, например, искать?
— Пал Палыч, я-то всю ночь не ложилась, но люди же спят. К кому пойдешь?..
— Хорошо. Записываю: «После ухода мужа не отлучалась из дому до утра».
Но он еще не писал, еще ждал, оставляя ей возможность опровергнуть ложь. И Миловидова этой возможностью воспользовалась:
— Н-нет, раз вы спрашиваете, значит, что-то не так. Я могла куда-то выходить… Могла забыть за всеми переживаниями.
— Ясно, — сказал Пал Палыч. — Как вы объясняете, что Миловидов спокойно пошел к Горобцу, хотя после профактива тот бросался на него с кулаками?
Уже «Миловидов», а не «ваш муж»! В чем дело?! Перемена в следователе все больше тревожила женщину, хотя за ответом в карман она не лезла, правдоподобные ответы запасены были, кажется, на любой случай.
— Вероятно, он думал уговорить Горобца честно признаться. Сережа был такой идеалист!
Знаменский с каменным лицом занес ее слова в протокол. Она беспокойно следила за авторучкой, быстро и разборчиво выписывавшей строку: «…так как, по мнению жены, был идеалистом».
В равнодушии следователя Миловидова чувствовала неведомую опасность, нечто надвигающееся. Нельзя дольше делать вид, будто не замечаешь, что тебя допрашивают, и с подозрением.
— Пал Палыч, вам нездоровится? Или что-то случилось?
Да, случилось, мог бы ответить Знаменский. Обидно и неприятно убеждаться в ошибке. Не столько даже обидно, что как несмышленыша обвели вокруг пальца, обидно, что верил и сострадал женщине, которая того недостойна, конечно, степень вины пока не ясна, но образ чистой, безмерно горюющей вдовы — насквозь фальшив.
— Да нет, ничего, — отозвался Пал Палыч с горчинкой.
— Но Томин определенно дал мне понять, что есть новости, — схитрила Миловидова.
— Вы говорите неправду.
— Пусть неправду! Да, неправду, потому что вы что-то скрываете! Вы сегодня другой… Пал Палыч, мне очень нужна поддержка, я на пределе, а вы… Вот я плачу, а у вас глаза холодные. Почему вам меня не жалко?!
Ладно, карты на стол. Нет настроения подлавливать ее с разными экивоками.
— Алена Дмитриевна, где вы провели ночь со среды на четверг?
Вот оно — то, что надвигалось. Миловидову накрыло волной страха. Если сейчас ошибиться, потом не выплывешь. С минуту она рыдала уже по-настоящему, искренне и некрасиво.
Пал Палыч ждал.
Она кое-как задавила рыдания, высморкалась и заговорила очень медленно, следя за реакцией Знаменского:
— Я поехала ночевать к маме… после опознания рубашки перестала ждать Сережу… Это была ужасная ночь… самая тяжелая… Мне не хотелось никого видеть и разговаривать… и я от мамы ушла… Но я не вернулась домой… до утра бродила, не знаю где.
Знаменский дрогнул бровями: неглупо. Вроде и придраться не к чему. Он записывал — она облегченно передыхала: выкрутилась!
— Еще вопрос. Горобец отрицает, что звонил вашему мужу и приглашал его. Придется устроить очную ставку. В какое время завтра вам удобнее?
Очная ставка была Пал Палычу не нужна, просто он избрал такой способ непринужденно сообщить об освобождении арестованного.
— Да хоть сейчас, — возразила Миловидова. — Пусть его только приведут.
— Горобец дома. Я пошлю повестку.
— То есть как… Вы его отпустили?! Вы отпустили Горобца? Вот в чем суть!.. — Миловидова спохватилась и поспешила замаскировать растерянность возмущением: — Такого бандита! Чтобы он дальше ходил убивал? Не понимаю, как вы могли! Зачем вы его выпустили?!
— За недостаточностью улик.
— Недостаточность? Да мне фабричный юрист сказал: «Нерасторжимая цепь улик!..» Вам надо тело найти, да? Но ведь бывает же — не находят, а все равно судят за убийство!
В дверь заглянула Кибрит:
— Можно, Пал Палыч?
— Разумеется.
Зина не стала бы мешать допросу, если бы не имела новостей, непосредственно этого допроса касающихся.
— Опять не удастся проверить методику мультгрупп, — сказала она. — Прочти, телефонограмма из Москвы.
— Ай да сюрприз в коробочке! — воскликнул он, прочтя листок. — Присядь, сама объяснишь. — Знаменскому понадобились секунды три-четыре, чтобы переварить новость и вернуться к прерванному разговору: — Да, действительно бывают так называемые «убийства без трупа». Но в данном случае сам факт убийства нельзя считать установленным.
— Что?.. Я на вас удивляюсь… Человека же нет!
— Закон предусматривает подобные ситуации. Когда розыск не приносит результатов, дело передается, так сказать, гражданскому ведомству. Через год исчезнувшее лицо может быть признано безвестно отсутствующим, а через три года суд по гражданским делам может признать его умершим.
— С ума сойти… Зачем вы эти ужасы рассказываете? Ведь на рубашке была Сережина кровь, вы экспертизу делали!
— Простите, я вам о результатах экспертизы не докладывал. Откуда вы получили сведения?
Видя, что следователь уже в открытую уличает ее, Миловидова вскипела:
