заветные мечты. Сейчас, правда, не то время, но меня не оставляет мысль об одном частном учреждении.
— Что, что? — не на шутку заинтересовался пан с зонтиком.
— Мысль об одном частном учреждении, — серьёзно повторил Вильга. — Видите ли, пан, у меня нет ни жены, ни детей, ни даже дальней родни. Но у меня есть некоторые средства, и потому я бы хотел сделать что-нибудь такое, чтобы оставить по себе память. Итак, я собираюсь основать частный автомобильный музей, чтобы почтить саму идею автомобилизма, и это я напишу в своём завещании. — Тут Вильга кашлянул, тронутый собственными словами. — Вы, пан, наверное, заметили моё волнение при виде вашей машины. Теперь вам будет понятно, почему я так разволновался? Ваша машина — идеальный экспонат номер один. И я предлагаю вам такую вещь: вы получите от меня хорошую современную машину в обмен на ваш кабриолет. Вам не придётся постоянно заботиться о ремонте, запасных частях, непрерывной починке. Ну как? Согласны?
На лице пана с зонтиком отразилась меткая меланхолия.
— Это не так-то просто, — вежливо, но решительно возразил он, — я очень люблю свою машину.
— Прекрасно вас понимаю, — шепнул Вильга, — и не настаиваю. Но надеюсь, что когда вы хорошо продумаете мотивы, которыми я руководствуюсь, то в конце концов дадите своё согласие.
— Возможно, — дружелюбно кивнул пан с зонтиком, — и поэтому мы будем поддерживать постоянный контакт. Да?
— Конечно, — поспешно сказал Вильга. — А что там у вас требует ремонта?
— Кажется, что-то с коробкой скоростей… — неуверенно ответил его собеседник.
— Всё отремонтируем, — сердечно заверил его Вильга. — Будьте спокойны.
В эту минуту в дверь постучали, и вошёл почтальон. Обычный варшавский почтальон в расстёгнутом тёмно-синем мундире с почтовым гербом, в шапке, сдвинутой на затылок, и с большой брезентово-кожаной сумкой. У него были длинные усы неопределённого цвета и светло-бежевые сандалии, которые совсем не шли к мундиру, но зато позволяли ему ежедневно проходить много километров по ступенькам. Почтальон вынул из сумки газетную бандероль и протянул Вильге:
— Подписка, уважаемый пан директор, новый номер «Сцепления».
Вильга взял газету, вынул из кармана пять злотых и протянул почтальону, потом неожиданно обратился к нему:
— Как вас зовут, добрый человек?
Почтальон явно был поражён.
— Пайонк, — ответил он машинально. — Пайонк Антоний.
— Вот рюмка коньяку, — с каким-то болезненным возбуждением предложил Вильга. — Выпейте, Пайонк; вам, наверное, не часто случается пить такой коньяк, а?
— Точно! — согласился Пайонк. — Люди сейчас как-то меньше держат дома водку. Получит первую зарплату, выпьет себе и всё. Ваше здоровье, пан директор!
Он выпил, обтёр рукавом губы и добавил:
— Хорошая водка, мягкая. На каких-то травах, что ли?
Вильга посмотрел на него со снисходительным презрением.
— Коньяк, — ответил он, — «Мартель». Три звёздочки. Так просто не достанете. Ну спасибо.
Почтальон взял шапку и вышел. Через минуту поднялся и пан с зонтиком.
— Значит, пан инженер, я зайду через несколько дней. Хорошо?
— Всегда рад вас видеть, — ответил Вильга.
Пан с зонтиком с достоинством поклонился и вышел.
— Пацюк! — крикнул Вильга.
Зашёл Пацюк с сигаретой в уголке рта, вытирая руки тряпкой.
— А ну, беги посмотри, что там с коробкой скоростей в том экспонате внизу, — распорядился Вильга.
Пацюк вышел, но через десять минут вернулся и сообщил:
— Коробка старая, изношенная, но ещё поработает. Столько лет старик на машине ковылял и ещё поковыляет.
Лицо Вильги снова стало безразличным и бесцветным.
— А поэтому, — приказал он, — насыпь в неё песка или чего-нибудь там ещё, чтобы она раз и навсегда перестала работать, понял?
4
……………………………………………………
……………………………………………………
Прошёл не один час, пока наконец Меринос потребовал счёт. Официант, почтительно поклонившись, подал ему на тарелочке листок бумаги. Меринос взглянул на него, вынул несколько банкнотов и заплатил, не проверяя. Потом встал, старательно свернул «Экспресс вечорни» и положил в карман. За ним двинулся Вильга, потом Метеор с Зильберштейном и Крушина. В главном зале к ним обратились все взгляды: эти пятеро привлекали к себе всеобщее внимание. Отовсюду доносился шёпот:
— Какие-то иностранцы? Частная инициатива? Вон тот, первый, — профессор, я его знаю. Тот молодой — киноактёр. Наверное, с ними ещё литераторы…
От маленького столика в глубине зала, на котором стояла чашка с чёрным кофе, отделилась неприметная фигура в старомодном костюме. Человек быстро пробежал через зал, ворвался в гардероб, выхватил из рук гардеробщика зонтик и котелок, сунул ему пятьдесят грошей и, не дожидаясь проклятий за такие мизерные чаевые, сбежал по лестнице на улицу. Филипп Меринос как раз в это время садился вместе с Крушиной в «вандерер», а Зильберштейн, Метеор и Вильга закрывали за собой дверцу тёмного «мерседеса». Пан в котелке отчаянно замахал зонтиком, озабоченно озираясь вокруг. Машины уехали.
— И именно сегодня, — прошипел пан с зонтиком в бессильной ярости, — именно сегодня дёрнуло меня оставить там машину!
Такси нигде не было видно. Возле тротуара стоял маленький «рено», в котором развозили газеты; задняя дверца машины была открыта, последняя пачка газет полетела на тротуар.
Через минуту шофёр с одутловатым бледным лицом, в мятой рубашке цвета хаки, захлопнул заднюю дверцу и сел за руль. «Рено», смешной и напоминающий коробку, настоящий комод на небольших резвых колёсиках, быстро покатил к выходу из Рынка и помчался по улице Пивной. Возле поворота на Замковую площадь перед его радиатором вспыхнули красным светом фары двух машин, которые не торопясь ехали по улице.
— Поезжай прямо вперёд, — внезапно услышал сзади шофёр, — и сворачивай только тогда, когда я тебе скажу!
Одновременно он ощутил между лопатками что-то холодное и твёрдое, что могло быть металлическим карандашом, трубкой или ключом, но в такой ситуации всегда бывает только дулом револьвера.
Рубашка прилипла к спине шофёра, мокрой от пота; машина запетляла во все стороны. Но через минуту шофёр опомнился, убедившись, что ничего плохого с ним пока не случилось, и осторожно поехал напрямик. Сзади он ощущал металлическую угрозу, но постепенно стал к ней привыкать; давал газ и вёл машину, как автомат, почти не понимая, куда едет.
— Быстрее! — услышал он взволнованный, сдавленный голос.
Шофёр подчинился приказу.
— Медленнее! — услышал он. «Рено» замедлил ход.
Наконец водитель настолько освоился со своим положением, что даже заговорил:
— И нужно же было такому случиться именно со мной. Такое у меня счастье! Пристукнешь меня, брат,
