или, ещё хуже, приеду домой после двенадцати и снова не высплюсь. Жена мне даст чертей — боится, что я за девками бегаю.
Это был односторонний разговор, так как револьвер сзади его не поддерживал.
— А говорят в Варшаве, — снова с отчаянием начал водитель, — будто что-то злое бродит по городу. Даже в «Экспрессе» писали. Ах, эти злые люди, погибели на них нет, и должно же было такое приключиться со мной…
— Сворачивай налево! — послышался голос сзади, и шофёр свернул без слова протеста.
Так они проехали мост Понятовского и утонули в гуще улиц Саськой Кемпы. Шофёр перестал ориентироваться; он автоматически сворачивал и тормозил, пока не услышал за собой короткое: «Стой!» Потом: «Поворачивай, и чтобы тебя сейчас же тут не было!» Его спины всё ещё касался металл, а сзади заскрипела дверца. Шофёр быстро развернулся на довольно широкой улице. Фары «рено» на какой-то миг осветили невысокую фигуру пожилого пана в котелке и с зонтиком. Шофёру пришло на ум, что можно было бы спросить у него, кто выскочил из машины, но он сразу же отверг эту мысль. «Такое чучело спрашивать?» — подумал он про себя, быстро дал газ и помчал в направлении Французской улицы, как никогда счастливый.
Пан с зонтиком быстрыми шагами двинулся к переулку, где остановились две машины. Его отделяло от них примерно двести метров. Вскоре он уже стоял возле калитки из живой изгороди, украшенной железной решёткой; сбоку была табличка с двумя кнопками. Это означало, что калитка открывается только после звонка в одну из двух квартир. Пан в котелке окинул пытливым взглядом красивую виллу: только в верхнем окне выходившем на террасу первого этажа, горел свет. Он шагнул в сторону, поднялся на цыпочки и вытянул руку как можно выше вверх: так и есть — над живой изгородью тянулась колючая проволока! Пан с зонтиком старательно застегнул тужурку, глубже надвинул на голову шляпу и ручкой зонтика зацепился за проволоку. Через несколько секунд он был уже по ту сторону ограды.
Внимательно осмотрев примыкающую к газону стену под террасой, он, к своему удовольствию, нашёл на ней деревянные перекладины для дикого винограда который кое-где тянулся здесь вверх, сбросил ботинки, ещё плотнее надвинул на голову котелок и ступил ногой на водосточную трубу. Первая перекладина сломалась с сухим тихим треском. Однако он уже успел зацепиться ручкой зонтика за надёжный выступ над окном первого этажа и повис на высоте двух метров над землёй. Несколько смешных, но энергичных движений помогли ему снова стать на водосточную трубу: сейчас он выглядел, как цирковой клоун, невероятно комичный, но в то же время прекрасно владеющий собственным телом. Наконец какая-то перекладина выдержала его вес. Пан с зонтиком быстро перебросил ручку своего вспомогательного орудия на железную балюстраду террасы и поднялся наверх.
«Но как потом спуститься вниз?» — тревожно подумал он, тяжело дыша. Его руки и одежда покрылись густой пылью, но он не обращал на это внимания. Осторожно приблизился к окну — оно было плотно закрыто. Но между шторами оставалась щель, сантиметров тридцать шириной. Мягкий тёмно- золотой свет наполнял комнату, приглушённый шум разговоров долетал из окна. Пан с зонтиком не мог расслышать слова. Он видел четырёх мужчин, которые сидели в креслах и высоко поднимали бокалы с шампанским, тогда как пятый стоял посередине и что-то говорил. Пан с зонтиком жадно всматривался в эту картину. Он знал всех присутствующих, во всяком случае, на вид, и пытался уяснить себе степень существующей между ними зависимости; его мозг лихорадочно работал, стараясь угадать, какие невидимые нити связывают этих пятерых.
Неожиданно высокий человек со смуглым лицом повернулся к окну. Пан с зонтиком обмер. По его целлулоидному воротничку покатились капли пота. Высокий подошёл к окну и опустил шторы, которые совсем заглушили звук разговора. Пан с зонтиком снова устроился так, чтобы наблюдать за происходящим в комнате. В узкой полосе золотистого света виднелась уже только фигура высокого мужчины со смуглым мясистым лицом; его выражение говорило о том, что этот человек не терпит, когда ему возражают. В руках он держал развёрнутый «Экспресс вечорни», потрясал им и что-то очень энергично говорил. Умная, хитрая усмешка появилась на лице пана с зонтиком.
— Ясно, — тихонько сказал он самому себе. — Это совершенно ясно.
Мысли его выстроились в чёткий логический ряд.
«Нужно ещё достать сегодняшний “Экспресс”», — подумал он и стал спускаться вниз. Это оказалось не таким простым делом. Сильно оцарапав лицо, сломав два ногтя и разодрав на локте тужурку, он через некоторое время всё же снова очутился на улице.
Когда пробка из открытой Робертом Крушиной бутылки стрельнула прямо в голову Лёвы Зильберштейна, тот даже не очень обиделся.
— Что поделаешь? — потёр Лёва ушибленное место. — Принцем Уэльским этот Бобусь никогда не будет. Откуда ему знать, как обращаются с шампанским?
— Панове, — провозгласил тост Меринос, поднимая бокал с шумным золотистым вином, — пью за наши успехи!.
— Нужно ли нам вставать? — спросил с холодной усмешкой Вильга.
— Сто лет, сто лет, — начал хорошо знакомый с именинными обычаями Метеор.
— Заткни глотку, — твёрдо бросил Меринос, и все поняли, что речь пойдёт о серьёзных вещах.
— Довольно развлекаться, — заявил Меринос и повёл вокруг тёмными глазами.
Фигуры в креслах съёжились от этого голоса и взгляда.
— Начинаем нормальное рабочее совещание, — с иронией проговорил Меринос. — Я знаю, кто убил Мехцинского, — бросил он внезапно, и в комнате установилась напряжённая тишина. — Тот, кто пристукнул Морица, очень злой человек, — небрежно продолжал Меринос, и от его небрежности у слушателей побежали мурашки по спине. — Очень злой человек, если он тот, кого я имею в виду. Я ещё не вполне уверен, но всё на свете возможно. А этот тип действительно очень злой, и с каждым из нас может случиться то же, что с Мехцинскнм.
Какую-то минуту было абсолютно тихо.
— Ну, я не подведу, — хмуро буркнул Крушина.
Меринос продолжал:
— Всё это не означает, что мы, панове, расходимся по домам. Мы, прошу внимания, только начинаем. Раз уж война — пусть будет война, тем более, что дела складываются неплохо. Во всяком случае, милиция на нашей стороне.
В глазах Зильберштейна, смотревшего на Мериноса, светилось восхищение.
«Имеет голову на плечах, — подумал он, — ничего не скажешь!»
Меринос развернул полосу «Экспресса».
— Сюпка своё дело сделал, он заслуживает награды. Вот тут сегодня есть статья, из которой видно, что милиция уже разыскивает того типа. Того, кто пристукнул Морица. И мы должны помочь в этом милиции. Мои дорогие, — голос Мериноса стал медовым, — ещё немного усилий, и всё образуется. В этом месяце должно состояться одно зрелище, на котором мы, так себе, у полегоньку, заработаем полмиллиона злотых, а может, и больше. Может, и миллиончик, если повезёт.
— Сколько? — взвизгнул Метеор; в ту же секунду он забыл о страхе.
Крушина застонал с испугу — страшно было даже подумать о такой сумме.
— Скажи им, Лёва, — усмехнулся Меринос.
— Скажите сами, пан председатель, — хриплым голосом откликнулся Зильберштейн, но не выдержал и крикнул:
— Через десять дней состоится футбольный матч Польша — Венгрия!
— Что? Где? — воскликнул Метеор.
— Ты с ума сошёл! — крикнул Крушина.
— Тут? В Варшаве? — безразлично спросил Вильга. Его правое веко, однако, начало быстро мигать, что свидетельствовало о сильном волнении.
— Тут, в Варшаве, — спокойно кивнул Меринос, — и этот матч у нас в кармане. Никто о нём не будет знать ещё с неделю, а нам уже всё известно, благодаря коллеге Зильберштейну. Мы с ним уже разработали план всей кампании. Знаем, каким будет принцип распределения, сколько билетов получит Центральный Совет профсоюзов, кто там у них сидит в комиссии, имеем уже в этой комиссии своего человека, знаем, что через типографию нам на этот раз ничего не перепадёт, изучили весь механизм перевозки билетов. Одним
