– Да, адмирал, понимаю. И уверяю вас, для меня это непростое решение. Но я покину «Кардифф» только со всей командой – и никак иначе.
Следующие полчаса мы переливали из пустого в порожнее. Горовиц настойчиво уговаривал меня принять его предложение, а я с не меньшей настойчивостью отказывался. Наконец, убедившись в моей непоколебимости, адмирал снова вздохнул, взял печать и медленно, демонстрируя всем своим видом крайнее неодобрение, проштамповал оставшиеся рапорты.
– Только не вздумайте благодарить меня, – сварливо произнёс он, едва я раскрыл рот, собираясь заверить его, что наша команда оправдает оказанное доверие. – Такое решение приняла коллегия штаба с перевесом всего в один голос. И этот голос был не мой. Лично я выступал за то, чтобы отклонить ваш рапорт, если вы станете упираться из-за этих пятерых. Но я оказался в меньшинстве.
Горовиц придвинул к себе компьютерную консоль и проставил резолюции на электронных оригиналах наших рапортов. А бумажные копии вручил мне, добавив к ним тонкую папку и только что распечатанный приказ о зачислении всей команды «Кардиффа» в состав Исследовательского Департамента.
– Вот, держите. Можете поместить в рамочки и повесить в своих каютах. Гм-м, в своих
Мы вместе вышли из кабинета и приёмной, поднялись на девятый ярус и направились к причальному сектору «F», где обычно швартовались исследовательские корабли. Сжимая в руках драгоценную папку с нашими рапортами и приказом о назначении, я время от времени искоса поглядывал на блестящую лысину адмирала, находившуюся на уровне моей груди. По какой-то непонятной причине он почти никогда не носил фуражку, хотя, по моему мнению, в ней выглядел бы более внушительно.
На полпути мы разминулись с двумя офицерами в светло-голубой форме Военно-Космических Сил Федерации. Оба были армейскими капитанами (то есть, по флотским меркам, лейтенантами) и при нашем приближении взяли под козырёк, приветствуя старших по званию. Хотя, можно не сомневаться, они с гораздо большим удовольствием запихнули бы нас в ближайший шлюз и вышвырнули в открытый космос. Если на свете и существовало что-нибудь чернее абсолютно чёрного тела, то это был цвет зависти, которую испытывали космонавты к нам, астронавтам. Не было никого, кто ненавидел бы нас так яростно и самозабвенно, как люди, бороздившие просторы Солнечной системы, но лишённые возможности слетать хотя бы к ближайшей звезде.
Вполне естественно, что из-за такого отношения к нам мы не жаловали космонавтов, однако не питали к ним ответной ненависти, а скорее жалели их. В конце концов, они были нашими братьями по профессии, которым просто не повезло родиться резистентными. При поступлении в космические училища, как военные, так и гражданские, абитуриенты проходили жесточайший отбор, и космонавтами становились лишь самые лучшие из них – с незаурядными умственными способностями и идеальным здоровьем, сильные, выносливые, психически устойчивые, обладающие молниеносной реакцией, несокрушимой силой воли и ещё многими другими достоинствами. Средний космонавт превосходил среднего астронавта по всем параметрам, кроме одного-единственного – сопротивляемости к гипердрайву…
В секторе «F» находилось пять причалов, и только один из них специально предназначался для исследовательских судов. Этого вполне хватало, поскольку корабли Департамента были редкими гостями в околоземном пространстве. Возвращаясь из очередной дальней экспедиции, они задерживались в Солнечной системе лишь для того, чтобы отчитаться о проделанной работе, передать материалы исследований и собранные образцы – в основном минерального и биологического происхождения, после чего следовали в порты постоянного базирования. Таковыми являлись четыре самые развитые звёздные колонии – Цефея, Таура, Эсперанса и Сагитария, которые могли обеспечить техническое обслуживание кораблей, включая их ремонт. Там члены экипажей проводили свои отпуска и обычно прямиком оттуда отправлялись в новые экспедиции.
К некоторой моей досаде, в секторе «F» не оказалось ни одного астронавта, который стал бы свидетелем моего триумфа, а был лишь пост охраны из двух рядовых и одного сержанта в серебристо-серых мундирах. Четыре причала из пяти пустовали, и только над терминалом «F-1» светилось табло, на котором вместо названия корабля фигурировал заветный серийный номер «SC-05132».
– Полагаю, капитан, – заговорил Горовиц, остановившись перед терминалом, – вы уже думали над тем, как назовёте свой новый корабль. А если воображение подвело вас, могу предложить несколько вариантов.
Я улыбнулся. Разумеется, последние слова были сказаны в шутку. По традиции Звёздного Флота, исследовательским кораблям давали имена персонажей античных мифов, а ввиду малочисленности флотилии Департамента вариантов было вдоволь. И свой выбор я сделал давно – ещё тогда, когда впервые услышал о строительстве этого крейсера и принялся мечтать (в то время безнадёжно), как стану его капитаном. Поэтому я сразу ответил:
– Спасибо за предложение, адмирал, но имя я уже подобрал. Удивляюсь, что оно до сих пор оставалось вакантным. Я хочу дать кораблю название «Гермес».
– Да будет так! – одобрил Горовиц, и его тон немного потеплел. Самую малость, на пару десятых градуса. – Кроме всего прочего, Гермес был покровителем путешественников. Когда-то давно у меня был шанс стать командиром нового корабля, и я хотел назвать его как раз «Гермесом». Но, увы, не сложилось. На тот крейсер был назначен более опытный капитан, а я получил под командование старенький «Пегас», на котором летал до самой отставки. Его потом списали в утиль.
«Так вот оно что!» – подумал я, шагая вместе с адмиралом по туннелю. Горовиц злился на меня ещё и потому, что в своё время ему по причине молодости не удалось получить новый корабль, зато я оказался более удачливым. Но, похоже, мой выбор названия для крейсера несколько смягчил его сердце.
Мы миновали два шлюза – станционный, а затем корабельный – и оказались в тамбуре, который астронавты обычно именовали «предбанником». Я ожидал, что здесь нас будет встречать командир последней группы испытателей, который символически передаст мне командование кораблём, но нет – в «предбаннике» никого не было. Судя по всему, корабль вообще был пуст.
– Вы уж простите, капитан, – сказал Горовиц, догадавшись о моих мыслях, – но сейчас я не расположен к церемониям. Испытатели покинули борт ещё вчера вечером, и я не стал вызывать их обратно. Надеюсь, вы не сильно огорчены?
– Нет, сэр, – ответил я совершенно искренне. – Ни в малейшей степени.
Заблаговременно отослав испытателей и не вызвав на причал мою команду, адмирал со всей очевидностью рассчитывал подпортить мне праздник. Но тут он здорово просчитался – ведь главным для меня был праздник в душе, и я совсем не возражал против того, чтобы совершить первый обход моего нового корабля, моего «Гермеса», в спокойной обстановке, тихо радуясь тому, как сбылась моя самая заветная мечта…
Мы вышли из тамбура в главный коридор второго яруса, который оказался почти на метр шире, чем аналогичный коридор на «Кардиффе», но при этом казался более уютным благодаря упругому ковровому покрытию пола, а также мягкой обивке стен и закруглённого потолка. При постройке исследовательских судов большое внимание уделялось интерьеру – с тем, чтобы обеспечить экипажу максимальный комфорт во время длительных многомесячных экспедиций. Если жилые отсеки межзвёздных грузовиков оснащались как гостиничные номера первого класса, то на кораблях Исследовательского Департамента всё было по категории «люкс».
– Как я понимаю, – произнёс Горовиц, когда мы направились в носовую часть корабля к штурманской рубке, – в качестве порта базирования «Гермеса» вы выберете Эсперансу?
– Да, сэр, – ответил я. – Мы считаем её своим домом.
Адмирал кивнул:
– Спору нет, прекрасная планета. Там уже обосновалось восемь исследовательских кораблей, ваш будет девятым. Нас, конечно, не очень устраивает, что более трети флотилии Департамента базируется у самой далёкой от Земли колонии, но тут ничего не поделаешь – выбор за экипажами. Впрочем, для обкатки сектор Эсперансы подходит как нельзя лучше – он гораздо меньше изучен, чем окрестности остальных трёх базовых планет.
Для новых исследовательских кораблей после обычного испытательного цикла полагалась ещё так
