— Нам дверь заперли снаружи и газ в дырку пустили!
— Мы все умрем!
— Взорвемся!
— Угорим!
— А-а-а-а!
— Нам уже плохо!
— Задыхаемся!
— Угораем!
— Сознание теряем!
«Вот тебе на, — подумала Люська, — что за жизнь пошла? То страшное проклятие, то венец безбрачия, то газ…» — потом встала, вышла в гостиную, распахнула шторы и раскрыла окна. В квартиру ворвался свежий воздух.
— И что так паниковать? — удивилась она.
Девчонки смутились:
— Мы как-то не подумали, что можно окна открыть…
Потом вся компания отправилась в прихожую. Люська с тетей Ядей увидели просверленную дырку в самом низу двери. В нее была вставлена трубочка, из которой с тихим шипением шел газ под сильным давлением.
— Ничего себе заявочки, — высказалась Люська.
— Странно. — Тетя Ядя подергала дверь. Она не открывалась.
— Говорим же, ее кто-то снаружи запер! — напомнила Ирка.
— Это даже не дурдом, а дурдом на свободе, — констатировала Люська. — Это что же мне теперь, ночевать у вас придется. Как хорошо, что родители в космосе, а то волновались бы.
— Сейчас я со всем разберусь, — сказала тетя Ядя, подошла к телефону и набрала номер соседки.
Девчонки притихли.
— Алло, теть Шур, это я, Яздундокта.
Трубка что-то пропищала в ответ.
— Недержание мочи? Бессонница? Руки-ноги отказывают? Волосы выпадают? Ладно, теть Шур, я попытаюсь вам помочь. Что я звоню? Вы не могли бы выйти из квартиры и посмотреть, что там с нашей дверью? Да, хорошо, я подожду.
— Ну что? — нетерпеливо приплясывая, как будто все дружно хотели в туалет по-маленькому, спросили девчонки.
— Сказала, сейчас посмотрит, — прикрыв ладонью трубку, тихо проговорила тетя Ядя. — Распахните пока остальные окна, а то газом все равно воняет.
За входной дверью загремело чем-то деревянным. Девчонки всем скопом побежали не окна распахивать, а в коридор. С замершими сердцами подергали ручку. И дверь… раскрылась.
— Ура! — закричали они со слезами на глазах от счастья — сколько, оказывается, порою может быть радости от того, что открылась дверь. — Ура!
В дверном проеме возникла тетя Шура, которую правильнее было бы назвать бабкой Шуркой. Ее короткие кудрявые волосы были седыми, но с голубоватым оттенком — чуть подкрашенные синькой, на носу сидели огромные очки с толстыми линзами, из-за чего старуха походила на сову, на плечах висела фиолетовая вязаная растянутая, сплошь усеянная шерстяными катышками, кофта, из-под нее выглядывала короткая юбка в складку, ноги обуты в галоши, которые были почему-то облеплены соломой, будто бабка только что вышла из коровника, а не из соседней квартиры. (Хотя кто ее знает, вдруг у нее на балконе живет корова? Но Ирка с тетей Ядей мычания по крайней мере не слышали.)
— Яздуша, здеся шо-то такоя странноя деется, — удивленно сказала бабка и потрясла перед собой шваброй. — Вам хто-то калитку шваброю подпер снаружи. И хто ж тока додумався до такой жа пакости? Узнава бы — уси руки отбива бы.
— Теть Шур, одну минуту, — колдунья приставила палец к губам. — Я сейчас по телефону договорю…
Вовремя сообразив, что на том конце провода она ждет не кого иного, а бабку Шуру, тетя Ядя положила трубку.
— А ище тама лежить газный баввон, — продолжила изумляться бабка, — от нёво трубка отходить и идёть… идёть… куда жа она идёть? — Бабка Шура проследила за направлением трубки и, увидев, что она продета в просверленную внизу «калитки» дырочку, в очередной раз изумилась: — Идёть она у вашу ж хату! Ой! Так мы уси подзорваться можем!
Тетя Ядя пулей вылетела из квартиры, окинула взглядом лежащий на полу большой красный «газный баввон», закрутила кран, и трубка шипеть перестала.
— Ну и вонища ж у вас, тры дня проветривать у помещеньи надо, — поморщилась бабка. — И хто ж это тока додумався до такой шутки? Узнава бы — уси руки отбива бы. Шо самоя интересноя, я почти жа знаю.
Все удивленно уставились на бабку.
— Да-да, я почти жа знаю, — повторила она, с удовлетворением купаясь в лучах всеобщего внимания. — Сижу я себи такая севоднячко у хате, серьял гляжу, голову репяховым масвом натираю, шоб волосы ни лизли клоками, и слышу, шо на лесьнешной площадке хто-то шо-то сверлить. Я была важным делом занята, а то бы, есессна, у «глазок»-то глянула бы, хто там копаиться. Видать, это дырку вам у двери сверлили. Но шо самоя интересноя, я усе-таки жа наполовину узнала, хто дырищу-то делал. Это я тока сейчас поняла, када дыру увидела.
— Хто это?! — в один голос выкрикнули все присутствующие.
Бабка выдержала эффектную паузу и только после этого проговорила:
— А баба какая-то. Волосы черные, собранные на затывке у хвост, худющая страшно, як после концлагеря, плоская какая-то, лица я не видела, но видела эту чертовщину.
— Какую чертовщину?
— Ну, на плечах. Мохнатая такая, пушистая, красивая-я-я-я, собака…
«Это Дрыгоножкина с моей мохнаткой», — как-то обреченно сделала вывод Люська.
— А у руках она несла дрель, — закончила описание бабка Шурка. — Это было за несколько минут до того, как вы дома собралися со школы и с работы. Вот знаете шо? Я бы на вашем месте сообщива бы куда надо.
— А куда надо? — отозвалась Люська, во все глаза разглядывая и во все уши слушая бабку — такой странной внешности она не видела никогда. Мало того, что она была необычна снаружи, так еще и разговаривала на непонятно каком языке, к тому же то выговаривая, то не выговаривая букву «л».
Бабка посмотрела на нее как на дурочку и тоном, каким обычно объясняют недоразвитому правила пользования ложкой, сказала:
— У милицию! У милицию! Кстати, Яздюша, ты видева нашово новово участковово? Какой парень, ах! Размер ноги — во! Плечи — во! Глаза — во! Брови — во! Рот — во! Зубы — як те брильянты. Всем хорош. Красавец! Я бы на твоем месте обратива бы на нёво унимание.
— Теть Шур, я вообще-то замужем, — заметила тетя Ядя.
Бабка махнула на нее рукой, дескать, я лучше знаю:
— Ой, а то я не вижу, што ты усе одна да одна. Игорек-то твой усе на рыбавках да на рыбавках пропадаить.
— У папы бизнес. — Ирка угрожающе скрестила руки на груди.
Бабка скорчила непередаваемо скептическую физиономию и махнула рукой и на Ирку:
— Уж знаю я такой бизнысь, уж не первый год на свити бивом живу. Мать твоя усе одна да одна, а он тама…
— Что — «он тама»? — подбоченилась Ирка. Ей не нравилось, что жизнь ее семьи становилась предметом обсуждения соседей.
— На пруду он тама, — произнесла бабка и многозначительно расширила глаза.
Все переглянулись.
Заметив непонимание на лицах окружающих, бабка разжевала свою мысль:
— Кто у пруду живеть, а?
— Рыбы, лягушки, раки, — принялась перечислять Ирка.
Бабка постучала себя по голове костяшками пальцев:
— Гвупая ты еще девка, гвупая. Не рыбы тама, а русавки. Русавки. А русавки — это красивые бабы. Понятно? Ладно, Ядюша, я позже приду, а то м́очи уж нет — моч́а совсем не держится где надо, зараза такая. А вы подумайте над моими свовами. Шура плохово не посоветуить.
С этим напутствием она довольно-таки резво перепрыгнула через «газный баввон» и шмыгнула в свою квартиру. Но через секунду выскочила и взяла швабру, которой была подперта дверь тети Яди.
— А швабру я себи возьму. Больно хороша.
Бабка Шурка наконец скрылась в своем жилище с нежданным-негаданным приобретением, то есть шваброй.
— А я еще с работы когда вернулась, смотрю, баллон газовый в углу стоит, — вспомнила тетя Ядя. — Значения как-то ему не придала, думаю, может, новые соседи купили или работы какие-то проводятся, мало ли… А когда мы все собрались, эта черная женщина вернулась и сделала свое страшное дело — положила баллон на пол, трубку продела в дырку в двери, дверь шваброй подперла и убежала. А она, однако, с умом — следы за собой замела. В смысле, опилки после дрели подмела.
— Я, наверно, пойду домой, — сказала Люська.
— Куда ты? — возмутились все. — Ты же только пришла!
— Ну не только, а два часа назад… Что-то у меня настроение пропало.
— Люська, я тебя не узнаю! — хором воскликнули девчонки и рассмеялись.
— Подумаешь, кто-то нам в квартиру напустил газу, хотел нас отравить, — пожала плечами Ирка. — Разве повод расстраиваться?
— Не повод, конечно, но мне надо о многом подумать. А вы окна закройте. Холодно уже.
Люська начала обуваться.
— Ну, раз так… — озадаченно и несколько разочарованно протянули девчонки.
Тетя Ядя подмигнула Люське, мол, мы с тобой еще поговорим.
Пожелав всем приятного вечера, Люська перепрыгнула через газовый баллон, как и бабка Шурка три минуты назад, и умчалась домой.
Но до дома не домчалась, потому что произошло одно очень важное событие. Какое именно? Ни за что не догадаетесь и ни за что не поверите. Я бы тоже ни за что не догадался и ни за что не поверил, если бы во время нашей недавней встречи Люська не поклялась мне, что именно так, как я расскажу ниже, все и случилось. Я еще сказал Люське: «Но разве люди поверят, что все так закончилось?», на что она ответила: «Пиши так, или я сейчас выключу твой диктофон и выкину его в окно. Поверь, управдомша найдет ему достойное применение. Понимаешь, — продолжала она, наливая мне тридцатую чашку чая за вечер, когда я пришел к ней за рассказом, — произошедшая со мной история настолько странна, что было бы странно,
