Во дворе и в зале были расставлены столики, на которых стояли закуски и бутылки с разными напитками.
К нам подошла Настя. Она тоже была во всей красе. Что мне в ней запомнилось, так это блестки на смуглом лице и накрашенные блестящие губы.
— Вам нравится? — спросила она, окинув взглядом помещение.
— Да, все красиво… романтично, — искренне ответил я.
— Я рада. Очень хочу, чтобы этот вечер запомнился вам на всю жизнь, как и вчерашний, когда мы катались на теплоходе, — вздохнула Настя. — О лагере должны остаться только приятные впечатления, я права?
— Права, — нервно хихикнул Женька и толкнул меня в бок.
— Ага, — подтвердил я. — Это такой необычный лагерь…
— Что ты хочешь этим сказать? — напряглась Настя.
— Ну, он не такой, как все… Вожатые, вернее, вожатая, такая заботливая… И это даже не лагерь, а какое-то место бесконечного праздника. Время летит незаметно, и так грустно осознавать, что прошел уже один день… На один день меньше осталось тут быть… Эх…
— Спасибо, — зарделась Настя, — я старалась, чтобы вам все понравилось. Еще раз спасибо. Твои слова для меня высшая похвала.
— И, главное, это не просто слова, а правда! — заверил я.
— Ты так галантен… — сказала Настя, уставшая уже меня благодарить. — Смотрите, на столе много закусок и напитков. Налетай, ребятня!
Женька ринулся было «налететь», но я его остановил и, сочувственно вздохнув, произнес, поглядев на Настю:
— Закусок действительно много. Кто же со всем этим справился? Повар? Она все-таки пришла?
На мгновение вожатая растерялась, потом, мило улыбнувшись, проворковала:
— Да нет, это мы с девчонками все нарезали-накрошили. Они такие мастерицы, ух! Уже готовые хозяйки! Ну, приятного вам вечера.
С этими словами она удалилась, покачивая бедрами, обтянутыми голубыми брюками из тонкого материала.
Мимо меня пробежала Люба (не особо, кстати, и наряженная), она почему-то всегда ходила так, будто куда-то торопилась.
— Подожди, — остановил я ее.
Люба выжидающе уставилась на меня.
— Ты прекрасно выглядишь, — подумав, решил я сделать комплимент.
— Как всегда, — передернула Люба плечиком.
— Ах-х-ха, так, значит… — протянул я, не зная, как отреагировать. — Люба, у меня к тебе вопрос.
— Ты что-то засистил с вопросами.
Решив не вступать в перепалку, я улыбнулся и мирно проговорил:
— Хотелось бы знать, как вам удалось приготовить такие вкусные закуски и эти, как их… кашне… кашпо… то есть… канапе?
— Нам? — нешуточно изумилась Люба.
— Ну да, это вы же занимались стряпней.
— Ты с дуба рухнул? — осведомилась девчонка, распаляясь. — Никакой стряпней я не занималась! Есё сего! Ха! Я, знасит, платила деньги за поездку, присем немаленькие, а ты думаес, сто я сама все это готовила? Есё раз ха!
— Ну, не именно ты, а все девчонки.
— С сего ты это взял? — поправила Люба очки.
— Да так… сказали мне, — ушел я от ответа.
— Врут, — отрезала Люба, — нагло врут. Это провокасия. Самая натуральная провокасия, тосьно тебе говорю… — уже шепотом сказала она. — Все красоту наводили, а не колбасу резали и занимались этим «канапесным» изврасением. Скази мне, сто это за бутерброд такой? Это зе на один зуб! Надо было сделать, как делают все нормальные люди, — отрезал полбатона, сверху кусок сыра полозили, колбасы, а не это… Канапе! Рукой берес и боисся, сто раздавис!
Рассуждая по поводу мизерных канапе, Люба пошла дальше, а я подумал: «И кто из вас врет — ты или Настя?»
И в этот момент послышался дикий визг. Я резко вынырнул из своих мыслей и успел увидеть перепуганные лица девчонок, и Любы в частности, или даже в особенности.
— Владик, осторозно! Осторозно!! — крикнула она, бросившись ко мне.
Только я хотел спросить, с чем мне нужно быть осторожным, как получил сильный удар по голове.
А дальше темнота.
Однажды со мной случилась странная история, после которой я еще раз убедился в том, что существует Нечто, правящее миром. И это Нечто (почему-то мне кажется, что это женщина…) — баба с богатой фантазией, такие иногда бывают в жизни совпадения, что грешным делом подумаешь — не сошел ли ты, Владик, с ума?
Моя сестра пишет книги. Как-то раз мы сидели в гостиной, а она рассказывала мне, о чем хочет написать в следующей повести.
«Я, — говорила она, — подумала: а что, если какой-нибудь человек очнется в незнакомом месте и не поймет, что он здесь делает? А по ходу книги будет проясняться, как он туда попал. Будет интересно, если он очнется в костюме на пляже».
«И как же он там оказался?» — спросил я тогда.
«Допустим, они с женой поехали в ресторан, и в ресторане она что-то ему подсыпала, из-за чего он потерял память. А затем отвезла его в незнакомое место и оставила там, на пляже, например, и уехала. И вот он на пляже приходит в себя и не понимает, почему он в костюме на пляже. А как потом окажется, он в ресторане был — поэтому и в костюме».
Мне идея понравилась, и когда сестра написала первую главу, дала мне почитать. Я прочитал… и осталось ощущение какой-то недосказанности, нереальности, неестественности. Как-то не так себя должен был бы вести человек, очнувшийся в костюме-тройке на пляже.
«А как?» — поинтересовалась сестра.
«Не знаю, — признался я, — но не так».
«Вот сам напиши что-нибудь, а потом умничай», — распсиховалась сестра.
«Если я не умею писать, я за это дело не берусь…»
Началась перебранка, впрочем, это к делу не относится.
Так вот. Тот текст, в котором мужчина очнулся, я прочитал днем, а вечером поехал в город гулять. Гуляли мы с другом допоздна. Он проводил меня на остановку, под его чутким руководством я сел в нужный автобус и поехал домой. Автобус ехал, мирно покачиваясь, я набирал эсэмэски и лишь изредка поглядывал в окно. Наш город на окраинах плохо освещается, поэтому особого смысла смотреть в окно не было, ведь из светлого помещения смотреть в темное бесполезно: ничего не видно. Я оторвался от эсэмэсок, когда водитель сказал: «Конечная. Дальше не еду». Мимо меня шмыгнула какая-то старушка и выскочила из автобуса, за ней вышел я и по привычке свернул направо. И вот тут-то понял, что что-то не так.
Передо мной открылась какая-то совершенно незнакомая местность. Незнакомые аллеи, деревья и вообще ВСЕ НЕЗНАКОМОЕ!
Я остановился в растерянности, посреди выложенной плиткой дорожки и попытался сообразить, где же я. По идее, я должен был свернуть направо и оказаться около дороги, перейдя через которую вышел бы к своему дому, но это по идее, а на деле все оказалось не так просто. Наверное, только в России автобус с одним маршрутом может ехать по другому, кроме того, с разных его боков могут быть прикреплены таблички с разными номерами и, главное, некоторым пассажирам каким-то образом удавалось доехать, куда надо…
Короче говоря, автобус почему-то сменил маршрут и завез меня не туда, куда надо.
Я оказался в ситуации того мужчины, который не понимал, что он делает на пляже.
Вокруг меня были тишина, ели и черное небо. И больше ничего. В голове сразу всплыли статьи о людях, которые попали в межвременную воронку, — садятся в автобусе в одном месте, а выходят из него в другой стране (причем автобусы не туристические) и тому подобное.
Сначала я постарался сообразить, что мне делать дальше, куда идти, кому звонить…
Незнакомая местность пугала, завораживала. Все было необычно и страшно. Я был растерян, удивлен, беспомощен.
Страх навалился на меня тяжелым ватным одеялом и не давал дышать, я не мог его с себя сбросить.
Вдруг я услышал какой-то приглушенный голос. Разобрать слова было невозможно. Я, пробираясь между деревьями, пошел на голос, трепеща от ужаса — вдруг тут бродят маньяки, — и вскоре выяснилось, что автобус завез меня в аэропорт, совсем в другой район.
Узнав, где нахожусь, я сел на другой автобус и приехал наконец домой.
До сих пор не могу понять, почему автобус, на котором я ездил много лет подряд, вдруг сменил маршрут. И почему именно тогда, когда на нем ехал я? Неужели Нечто постаралось (или постаралась)?
Скажу еще, что первую главу в повести сестры я дополнил сам… Она, сестра, лишь удивлялась, откуда я знаю так хорошо чувства человека, оказавшегося непонятно где.
Все это я рассказываю не зря, потому что история под названием «Непонятно где» приключилась со мной второй раз…
Голова болела. Прямо-таки раскалывалась.
Я открыл глаза. Темно. Как-то неестественно темно. Обычно, когда просыпаешься ночью, видишь темноту, но она все равно «светлая» за счет фонарей, горящих на улице, или луны, заглядывающей в окно. А тут… сплошной мрак, и больше ничего.
Я прислушался. Не слышно никаких звуков. Мертвая тишина. Кажется, что может быть темнее и тише ночи? Но если подумать, ночь не так уж и тиха — то кошка закричит, то машина где-то проедет или мышь заскребется… А здесь… тишина, давящая на уши. И темнота.
Сильно пахло цветами.
— Эй! — осторожно сказал я.
Звук моего голоса остался здесь, со мной. Он почему-то прозвучал очень глухо и никуда дальше не рассеялся, как это обычно бывает…
Я попытался приподняться на локте и… ударился головой обо что-то.
«Вот те на! Что бы это могло быть? Почему потолки стали такие низкие?»
Я приподнялся еще раз, с тем же результатом — ударился головой обо что-то. Тогда я перекатился на бок и… уперся в стену. Перекатился на другой бок и тоже уперся в стену. Не понимая, что происходит, я сделал попытку поползти в сторону головы и снова уперся в стену. Пополз ногами вперед. Ноги обо что-то ударились.
«Так, спокойно, — лежа на чем-то мягком, подумал я. — Моя комната уменьшилась в размерах. Подожди-ка… Какая еще моя комната? Я же в лагере. Значит, уменьшилась моя лагерная комната. Но где в таком случае Женька?»
— Эй, Женька! — крикнул я. Голос опять глухо замер в воздухе. — Женька, ты почему не отзываешься, а? Не пугай меня…
«Спокойно… Без нервов… Все хорошо… Комната просто уменьшилась… Она стала маленькой, тесной, душной…»
Постепенно меня захватил страх, — я же боюсь тесных закрытых пространств.
