Глава шестая
Потешный дядя Митя. Ксана важной гостьей сидела на его единственном табурете, а он бегал из комнаты в комнату, водружая на стол все, что было съедобного в доме. Ксана хотела помочь ему, но дядя Митя велел сидеть, не мельтешить под ногами. Притащил четыре банки варенья: клубничное, смородиновое, вишневое и малиновое, белый хлеб, сало, пареную тыкву, мед, а между ними приткнул зачем-то квашеную капусту и соленые огурцы; большущий полуведерный чайник ставить оказалось некуда, дядя Митя пристроил его на полу. И суетился-то он зря совсем. Есть Ксана не хотела, чаю тоже. Однако налила себе чашечку, лишь бы не расстраивать дядю Митю, положила варенья.
Отодвинув стол от окна, дядя Митя сел на кровать: варенье таскать было не лень, а принести табурет из горницы поленился.
– Ну, Ксанка… Вроде век не виделись! Чокнутый я, наверно, а?
– Почему чокнутый, дядя Митя?
– Да вот радуюсь, как дитё, что пришла.
Ксана заставила себя кое-как улыбнуться.
– Не надо, дядь Мить… Чего радоваться?
– А что ты: все мимо да мимо… Но ладно, – остановил он сам себя. – Рассказывай, что нового.
– Нового, дядь Мить… А! Двойку я получила, – припомнив свою главную новость, сообщила Ксана.
– Да ну! Забыла выучить, что ли?
– Нет, не забыла…
– А чего ж?
– Не знаю, дядя Митя… Просто так. Взяла и получила. – Шевельнув ложечкой в чашке, она отхлебнула глоток.
– Непонятной ты стала, Ксанка… Другая вроде.
– Плохая стала?
– А ты уж сразу за слова хвататься! – вспылил дядл Митя. – Не для меня плохая, для себя! Поняла?
– Поняла, дядя Митя… Только я вовсе не плохая для себя. Наоборот…
Дядя Митя положил на хлеб сразу два куска сала, взял огурец и, пока ел, мрачно взглядывал на Ксану из-под бровей.
– За косу бы оттаскать тебя…
Ксана улыбнулась:
– Рассердился?
– Рассердился, – сказал дядя Митя.
– Ну вот… А я думала, ты не умеешь сердиться.
– То-то и оно, что не умею, – сразу потеплел дядя Митя. – С Риткой-то помирились?
– Нет, – отозвалась Ксана. – А зачем?
Дядя Митя вздохнул, покачал головой.
Беседа их скоро начала увязать в той непреодолимой вялости, что за последнее время лишь иногда и ненадолго покидала Ксану, чтобы мало-помалу опять возвратиться к ней. Ксана шла к дяде Мите в надежде почувствовать себя легко, раскованно, как прежде, когда они толковали о чем-нибудь вдвоем. Но и здесь теперь не ждала ее легкость…
Прошло три дня.
Надежда Филипповна казнилась. Еще и еще анализируя свои действия во время педсовета, до и после, она сделала для себя вывод, что была преступно беспомощной. Подобно Антону Сергеевичу, она избрала путь наименьшего сопротивления, нашла компромиссный, но далеко не идеальный выход. Ей нужно было драться: доказывать, убеждать. А убежденности вдруг не хватило… Для большинства в школе камнем преткновения стал в эти дни проступок Сережки Дремова, а Надежду Филипповну окончательно выбила из равновесия Ксанина двойка. И в пятницу, когда разговор в канцелярии случайно коснулся болезненной для нее темы, Надежда Филипповна высказалась.
Разговор затеяла учительница зоологии.
– А вы слышали, – начала она со всегдашней многозначительностью, обращаясь ко всем сразу и ни к кому в отдельности, – я интересовалась: не встречаются больше наши герои – этот паренек шахтинский и Ксана. Выходит, не ошиблись мы.
Софья Терентьевна и Надежда Филипповна одновременно подняли головы от тетрадей. Антон Сергеевич, стоя у окна, метнул быстрый взгляд сначала на одну, потом на другую, хотел исчезнуть, но пригладил волосы на затылке и остался.
– Я говорила! – первой подключилась к теме Софья Терентьевна. – Вмешались мы вовремя, и все стало на свои места. А мне твердили: дружба, дружба… Опасная это была дружба! Не такая, какой должна быть, если оказалось достаточно разъединить людей, чтобы дружба кончилась. – Она говорила это зоологичке, но адресовалась явно к Надежде Филипповне.
– Если мы в чем-нибудь ошиблись, так именно в том, что сделали эту историю предметом разбирательства, – ровным, но твердым голосом отозвалась Надежда Филипповна. – У вас богатое воображение, Софья Терентьевна. Но в данном случае нельзя было воображаемое выдавать за действительное. Я не перекладываю свою вину на вас, я могла доказать противное, но не сумела. А что получилось, вы видите сами… Школа потеряла фактически не одного, а двух хороших учеников. Ксанино поведение на вашем уроке – свидетельство тому. Я уж не говорю о моральной стороне вопроса, хотя с
