жестоко врываясь в сознание и, разрывая душу на части. Зачем судьбе понадобилось вновь бросить его в забытый им мир? Неужели, это следующее испытание? А может быть, это не испытание, а шанс помочь другому человеку и, даже, многим другим людям, — детям, действительно, не имеющим возможности увидеть мир воочию… Шанс вновь продемонстрировать благородство и чистоту души…
Он спокойно поднялся с кресла, вновь подошел к книжному шкафу, взял одну из своих книг, сел в кресло и начал читать…
Глава 37
Шаг за шагом Лиз приближалась к странному знакомому Вайсмана.
— Здравствуй, дорогой Сальвадор! — радостно сказал Уолтер, когда он вместе с Лиз подошел к рисовавшему.
Услышав зов, последний обернулся.
В этот момент Лиз почувствовала странное ощущение, от которого ей вдруг захотелось тут же убежать из сада Уолтера, будто из странного заколдованного леса. Но в тот же самый момент она почувствовала, что ноги её онемели, и она не могла пошевелиться. Внешность художника привела её в состояние ужаса, шока…
Со спины он казался похожим на обычного мужчину, среднего роста, изысканно одетого, в изящной шляпке на голове. Но, повернувшись, он продемонстрировал воплощение ужаса, самой жестокой выдумки, самой безумной фантазии, на которую был только способен изощренный мозг гения.
Художник оказался обезьяной… Обычным, здоровым орангутангом. Вернее, не совсем обычным. В его глазах и движениях Лиз отметила следы мыслей, живого человеческого интеллекта, естественных, не присущих животному, человеческих эмоций.
— А, это ты, Уолтер, — нисколько не смутившись, вскользь произнес ОН и, увидев, что Вайсман был не один, галантно снял шляпу в знак приветствия Лиз и, подойдя к ней, поцеловал ей руку.
— Сальвадор Вайсман! — вежливо представился он.
— Лиз Уитни… — рассеянно ответила Лиз и вопросительно посмотрела на Уолтера.
— Лиз… — задумчиво произнес Сальвадор. — Ваше полное имя — Элизабет. Очень красивое, царственное имя. И вы его достойны, мэм…
— Спасибо… Какая изумительная картина, — сделав над собой усилие, сказала Лиз, подойдя к мольберту.
— Вам нравится? — вежливо спросил Сальвадор. — Уолтер считает, что моя предыдущая картина получилась значительно лучше этой… Но вашему слову я верю больше.
— Пойдем пить чай, Сальвадор, — сказал Уолтер. — Лиз сегодня составит нам компанию.
— Чай? — отозвался Сальвадор. — Хорошо, пойдемте. Тем более что у нас в гостях дама… Я, наверное, занесу мольберт домой. Думаю, что на сегодня уже достаточно.
С этими словами он начал аккуратно собирать свои принадлежности.
— Боюсь, я не смогу предложить вам руку, — вежливо сказал он Лиз, собравшись. — Они у меня обе заняты…
— Ничего, я смогу идти и сама…
Они молча направились к той самой беседке, увитой виноградом, в которой, по словам Уолтера, они должны были пить чай.
Сальвадор, держа под мышкой мольберт, шел несколько впереди, а Уолтер шел сзади, пропуская Лиз вперед.
Всё то время, что они шли, Лиз осторожно посматривала на Сальвадора и анализировала то, с чем столкнулась. Её удивляло то, что обычное животное было каким-то образом доведено до такого состояния, что могло вести себя подобно человеку, ходить, почти прямо, говорить, правда, несколько медленно, но это почти не бросалось в глаза, потому что в глаза бросалось то, что говорил он правильно, даже вежливо… И кроме всего прочего, это создание ещё и умело созерцать окружающий мир, и, опять же, подобно человеку, объективно отражать этот мир, изображая его на полотне. Лиз подумала даже, что не удивиться, если ОН, также спокойно сядет с ней и с Уолтером за стол, и станет пить чай, держа в руке чашку, насыпая и перемешивая сахар. 'Да, уж…, — думала она. — Дарвину такое и не снилось. Эволюция эволюцией, но такое…'
В беседку Лиз вошла только с Уолтером. Сальвадор направился в дом, относить свои принадлежности.
— Чай уже готов! — отметил Уолтер. — Присаживайся, дорогая, Сальвадор сейчас присоединится к нам.
— Не делай вид, что ничего не произошло… — язвительно заметила Лиз и посмотрела на Уолтера сверлящим взглядом. — Я жду объяснений. Что это?
— Что? — как будто ничего не понимая, удивленно спросил Уолтер. — Ты имеешь в виду Сальвадора?
— Да, его…
— Это и есть результат моих исследований и экспериментов. А ты, наверное, уже подумала, что я овладел мировой властью…
— То, что я подумала, теперь не имеет никакого значения, Уолтер. Но, то, что я увидела сегодня, во сто раз хуже и страшнее всего того, что я могла представить! Я бы даже сказала, что это преступление…
— Я не стану защищаться, дорогая Лиз, — спокойно ответил Уолтер. — Кто-то скажет, что это преступление, кто-то воспримет это как чудо. Я же назову это результатом научного прогресса.
— Это крайняя, недопустимая форма жестокости…
— Постарайся, хотя бы из уважения к Сальвадору не заявлять об этом открыто. Он ещё не очень хорошо разбирается в окружающем его мире…
— Я не собираюсь доставлять ему страдания, Уолтер. Принимая во внимание всё произошедшее, я испытываю к этому несчастному существу, по крайней мере, жалость, даже симпатию.
— Мне приятно это слышать.
— Это не комплемент в твою сторону. К Сальвадору я отношусь просто как к живому существу, ставшему жертвой жестокой усмешки злого гения.
— Даже при всей твоей категоричности, я не ожидал от тебя такой реакции… Неужели, в тебе не проснулся естественный, присущий ученому-практику, интерес к необычному открытию?
— Это открытие мне совершенно не симпатично… Твое отношение к науке далеко отошло от гуманности. А я причисляю себя к гуманным ученым. А что касается научного любопытства, интереса, то, извини, в данной ситуации абсолютно всё мне представляется яснее ясного, дорогой Уолтер. Просто ты воспользовался нашим открытием и сделал его жертвой это несчастное создание… А интеллект, я полагаю, ты использовал свой собственный, доведя при этом до ума часть эксперимента, связанную с переносом скопированной памяти, не так ли?
— Только не забывай, изобретение этого прибора стало возможным и при моей помощи… Не пытайся выдать меня за похитителя чужих мыслей.
— Не думаю, что кто-то захочет тебя в этом обвинять, и сама не собираюсь. Увидев Сальвадора, мне хочется забыть, что я принимала участие в разработке этого прибора. И уж точно, вряд ли я стану подчеркивать связь между нашим открытием и «результатом» твоей самостоятельной научной деятельности. Да и думаю, доктор Джонсон не станет… Так, что бояться тебе нечего. Никто не будет намекать на плагиат.
— Между прочим, доктор Джонсон иначе отнесся к моей работе… — заметил Уолтер.
— Ты показывал ему…?
— Да, дорогая, Лиз. После нашего с ним разговора мне пришлось ему показать Сальвадора. И Джонсону он как раз таки понравился.
— Речь не о Сальвадоре, а о тебе…
— Ну, всё, откладываем разговоры, Сальвадор выходит из дома.
— Откуда ты знаешь?
— Вон стоит камера…
— Но он только что вышел.
— Не забывай, что слышит-то он лучше нас с тобой.
— Хорошо, на этом мы пока и закончим. Конечно, я не стану тебе мешать, дорогой Уолтер, но в данном случае я не разделяю твою позицию.
— Тихо, иначе он услышит…
— Почему вы не пьете чай? — удивленно спросил Сальвадор, войдя в беседку и, увидев Лиз и Уолтера, сидящих в странной позе.
— Лиз предложила дождаться тебя, и я согласился…
— Спасибо, — вежливо сказал Сальвадор и сел за стол. — Если бы я знал, что вы станете меня ждать, я бы постарался придти скорее.
Уолтер начал разливать и подавать чай.
— Значит, вы любите рисовать? — подчеркнуто вежливо спросила Лиз, обращаясь к Сальвадору.
— Очень…
— Сальвадор живет здесь уже три года, а страсть к живописи обнаружил в себе лишь год назад… — сказал Уолтер. — Причем, Сальвадор — самоучка. У нас в гостях был известный художник-пейзажист, Серджио Минелли. Ему очень понравились картины Сальвадора. И он удивлялся тому, что у Сальвадора такая высокая техника.
— А кто-нибудь ещё видел ваши картины? — поинтересовалась Лиз.
— Уолтер посоветовал мне организовать выставку… — ответил Сальвадор.
— Выставку? — удивленно спросила Лиз и еле удержалась от того, чтобы не подавиться.
— Но мы ещё не решили окончательно, — заключил Уолтер. — Доктор Джонсон обещал помочь нам с организацией.
— Доктор Джонсон? — спросила Лиз и, подавившись, в конце концов, начала кашлять.
— Будь осторожней, дорогая Лиз! — бережно похлопывая её по спине, сказал Уолтер.
— А он-то, какое отношение имеет ко всему этому? — откашлявшись, спросила Лиз.
— Ну, как же, директор одного из выставочных залов его хороший знакомый! — ответил Вайсман и, сделал Лиз какой-то знак.
— А! Ну, конечно, доктор Джонсон! Я и не сразу поняла!
— Вы тоже знакомы с доктором Джонсоном? — радостно спросил её Сальвадор.
— Да, но я не сразу сообразила, о ком идёт речь! Просто, я знаю двух докторов Джонсонов. Один из них, действительно хорошо знаком с миром живописи, а другой — мой начальник!
— Вот как! А чем вы занимаетесь, Лиз?
— Я…? — рассеянно спросила Лиз, и как-то глупо оглядела беседку, будто бы думая найти среди листьев винограда ответ на столь неожиданный для неё вопрос. — Я занимаюсь… историей.
Уолтер удивленно посмотрел на Лиз, но сразу же всё понял. В её глазах он будто бы прочел: 'А ты, что, хотел, чтобы я рассказала ему о том, что занимаюсь научной разработкой по переносу интеллекта? И имею к Сальвадору чисто профессиональный интерес'