После нескольких минут бесплодного препирательства я буквально чувствую, как у меня поднимается кровяное давление.
— Если вы отказываетесь убирать багаж в предназначенное для него отделение, то вам придется поменяться местами с кем-нибудь из пассажиров. Думаю, мы сможем найти человека, который не откажется подчиниться правилам, — настаиваю я.
— Но я хочу сидеть здесь! Это самое лучшее место, потому что здесь есть куда вытянуть ноги. — Женщина говорит все это голосом капризного ребенка, у которого пытаются отобрать любимого плюшевого мишку. Я с трудом сдерживаюсь, потому что мне хочется вырвать у нее из рук чертову сумку и хорошенько треснуть ее по голове. Мы еще даже не покинули Дублин, а я уже предчувствую, что рейс будет долгим. И еще у меня появилось нехорошее ощущение, что эта женщина не единственная несговорчивая пассажирка на борту.
— Послушайте меня, пожалуйста, — твердо говорю я. — У вас есть выбор — либо вы убираете сумку в отделение для ручной клади, либо пересаживаетесь на другое место. Других вариантов нет.
Она смотрит на меня абсолютно незамутненным взглядом, словно вообще не слышала моих слов.
— Но, милочка, — говорит она мне, — я просто не могу убрать сумку в этот дурацкий шкаф над головой. Представьте, что самолет потерпит крушение и начнет садиться на воду… Как я достану оттуда свой паспорт?
Я буквально лишилась речи. Ушам своим не верю! Потом меня посещает мысль, что женщина издевается надо мной, и я внимательно вглядываюсь в ее лицо. Ох, чувствую я, намучаемся мы за этот рейс! Хотела бы я сегодня работать в первом классе. Обожаю пассажиров первого класса, потому что они никогда не создают проблем и их совершенно не волнуют предлагаемые им перемены блюд, спиртное, горячие полотенца и все прочие услуги, которые мы пытаемся навязать им во время полета. По большей части они норовят мирно спать и потому в самом начале с милой улыбкой просят не тревожить их во время полета — какое облегчение для стюардесс! Они просто накрываются одеялами, откидывают сиденья и мирно похрапывают. Просыпаются перед самым приземлением освеженные и готовые заниматься своими важными делами.
Конечно, если ты работаешь в салоне первого класса, то мирные пассажиры — отнюдь не единственное преимущество. Все невостребованные бутылки вина отправляются в наши багажные сумки, и — поверьте — наша авиакомпания закупает для пассажиров первого класса только очень и очень хорошие вина. А еще каждому пассажиру положена сумочка с умывальными принадлежностями, укомплектованная роскошными и высококачественными увлажнителями, мылами и маслами. Все это тоже достается стюардессам и используется нами в тишине и покое номеров в отелях. Только представьте себе — люди просто оставляют всю эту прелесть на сиденье! Пренебречь таким замечательным набором — сколько работаю — никак в голове не укладывается. Я в этом плане девушка исключительно запасливая и даже из номера в отеле всегда прихватываю нераспечатанные упаковочки мыла. А уж сколько у меня за годы поездок: собралось разных шапочек для душа — магазин можно открывать! И не спрашивайте, меня, почему я это делаю, если я ни разу в жизни не пользовалась шапочкой для душа. Так вот, те счастливицы, что работают в первом классе, — получают всякие приятные и весьма ценные вещи. А поденщики из эконом-класса могут рассчитывать только на затрепанные журналы или в крайнем случае на книжку в яркой обложке, но на испанском языке, так что прочитать все равно не удастся.
И вот сегодня я — какая жалость! — не ухаживаю за спящими красавицами и красавцами из салона первого класса, я торчу в компании всяких чудаков. Приятная беседа с коллегами могла бы скрасить мне этот кошмарно длинный и трудный перелет, но я не знаю никого из стюардесс, кроме Берни. Не то чтобы она мне не нравилась, но по компании ходит упорный слух, что однажды, пока пассажиры грузились на борт, чтобы лететь в славный город Лурдес, она умудрилась расположиться в хвосте салона за служебной шторкой и отсосать у всех стюардов, сколько их в тот день было на борту. За это девушка получила прозвище Ирландский экспресс. Само собой я не знаю, правда ли это, потому что порой слухи, циркулирующие среди коллег, настолько невероятны, что иной раз начинаешь подозревать кого-то в буйной и нездоровой фантазии.
Но вот — хвала Всевышнему! — все сумки убраны в отделения для ручной клади, и пассажиры уселись на свои места и пристегнулись ремнями безопасности. Аэробус «А-330» с ревом несется по взлетной полосе, и все мы надеемся, что и в этот раз все обойдется. Через пятнадцать минут стюардессы уже вновь заняты и торопливо нагружают тележки порциями лазаньи, цыпленка и вегетарианскими обедами (кучка макарон, залитых острым томатным соусом, и кусочек подсохшего сыра сверху). И вот мы уже толкаем тележки по проходам и с улыбкой предлагаем пассажирам угощение. Надо отметить, что они встречают его без особого энтузиазма, но все же большинство снисходит до предложенной пищи. После того как все худо-бедно насытились, они ждут напитки, и мы выкатываем барные тележки. Раньше во время длительного перелета до Америки наша авиакомпания предлагала бесплатное спиртное, но теперь за выпивку мы берем деньги. Должна сказать, что подобная политика принесла свои результаты. Теперь гораздо меньше пассажиров долетает до другой стороны Атлантики упившись до положения риз. Зачастую люди даже не стремятся к такому результату, просто не все знают, что на подобных высотах алкоголь гораздо быстрее поступает в кровь, чем на земле. Так или иначе, но пьяных теперь меньше, и наша жизнь, соответственно, стала чуточку легче.
Впрочем, всегда найдется пара чудаков, готовых заплатить за сомнительное удовольствие надраться на борту и вывалиться из кресла. В моей секции таковых не наблюдалось, а остальное — не мои проблемы. Более того, в самом конце салона осталось несколько свободных мест и во время своего полуторачасового перерыва я смогу немножко поспать. Обедать не стану, просто лягу, натяну одеяло на голову и закрою глаза.
Девочки уже подготовили тележки для полдника, когда я проснулась. Стандартный набор: чай или кофе и шоколадный маффин. Я быстренько поднялась, причесалась, привела форму в порядок и присоединилась к коллегам в нелегком деле обслуживания пассажиров.
Через несколько часов мы благополучно, хоть и несколько тяжеловато, приземлились в чикагском аэропорту О'Хэйр. Аэропорт огромный, и не зря многие называют его «воротами в мир». Когда мы проходили таможню, дорогу мне заступил здоровенный накачанный лось-охранник. Лицо у него было как стена гаража, а к поясу пристегнута кобура с пистолетом. Взирая на меня с подозрением, он поинтересовался, не везу ли я с собой более десяти тысяч долларов.
— Ой, да намного больше. — Я кокетливо улыбнулась и вздернула брови, ожидая, что он оценит шутку. Я в форме, и отсюда следует, что я работаю на авиакомпанию. Откуда у меня столько денег? Даже охрана должна понимать подобные вещи. Но у охранника с чувством юмора оказалось хуже, чем у лося. Он уставился на меня с тем же равнодушно-гаражным выражением лица и голосом автомата повторил:
— Я задам вам этот вопрос еще раз, мэм. Ввозите ли вы в страну десять тысяч долларов или более?
Я посмотрела ему в лицо, потом на его пистолет очень серьезно ответила:
— Нет, у меня с собой нет подобной суммы денег. И он молча отступил в сторону — словно металлические ворота гаража отъехали.
Дальше все пошло веселее, Жизнерадостный носильщик погрузил наши чемоданы на тележку и покатил ее к выходу из аэропорта. Скоро мы присоединились к остальным членам экипажа, которые торчали на парковке рядом со служебным микроавтобусиком и жадно, в затяг, курили. Когда они удовлетворили свой никотиновый голод, мы погрузились и поехали в город. Усталость после долгого перелета начинала сказываться, да еще смена часовых поясов… Пилоты сговариваются зайти в какой-нибудь ирландский паб и вылить, девушки-стюардессы оживленно обсуждают, куда лучше податься за рождественскими подарками. Лично меня привлекает единственное направление — отель. И главная цель — добраться до кровати.
Наш автобусик шустро пробирается по заполненным машинами улицам Чикаго. Между прочим, это родной город моего кумира — Опры Уинфри. Я не перестаю восхищаться этой женщиной. Надо будет заказать билеты на ее шоу через авиакомпанию. Некоторые девочки так делали.
Мимо проносятся стеклянные небоскребы, шпилями рвущие низкое облачное небо. И вот мы прибываем в наш роскошный отель, который находится как раз в центре города.
Мы входим в холл всей толпой — стюардессы и пилоты. Люди останавливаются и смотрят на нас. Детишки показывают пальцами. Так всегда бывает, хотя почему — убейте, не понимаю. Видя нашу униформу, люди начинают относиться к нам как к знаменитостям. Вы поймете, о чем я говорю, если смотрели фильм «Поймай меня, если сможешь» с шикарным и неподражаемым Леонардо Ди Каприо в главной роли. Скажу по секрету — подобные моменты ужасно приятны. Даже если я бываю одна и просто иду куда-нибудь по делу, облаченная в свою аккуратную и — что уж там — не лишенную элегантности форму, люди улыбаются мне, многие здороваются. И это чертовски лестно.
Мы выстраиваемся в небольшую очередь подле регистрационной стойки, чтобы получить ключи от номеров и деньги на расходы, выписанные нам родной авиакомпанией. Как и все мои коллеги, я планирую потратить на еду долларов двадцать, а остальное спустить на рождественский шопинг. Нельзя приехать из Америки, ничего не купив, в этом деле важен не столько результат, сколько сам процесс. Пусть даже я загружу в чемодан полное барахло, например, приобрету в «Уол-марте» позолоченные пластиковые елочные украшения. Я просто обязана хоть что-нибудь купить, потому что иначе мне буквально не о чем будет разговаривать с коллегами на обратном пути. И. правда, если задуматься, то выбор тем для светской беседы и даже приятельской болтовни с малознакомыми людьми весьма ограничен. Особенно для меня, потому что я не обручена (и у меня на пальце нет кольца с крупным камнем, которым можно хвастаться и наблюдать, как люди восхищенно таращат глаза), не новобрачная (поэтому у меня нет фотографий со свадьбы, которые можно без конца показывать коллегам, вспоминая все самые пикантные, но совершенно им неинтересные детали, пока они вежливо позевывают в ладошки), да и детей у меня тоже нет.
Я сейчас нахожусь в самом дурацком и неудобном возрасте. Мне двадцать восемь, а это значит, что мне ужасно скучно обсуждать с молоденькими, только что пришедшими на работу стюардессами их ежевечерние свиданки, и как их чуть не изнасиловали в такси, и не стоит ли взять годик отпуска и с рюкзаком за плечами отправиться повидать мир, а вы видели последний концерт моего любимого певца? Он такой сексапильный очаровашка! С другой стороны, мне не о чем особенно разговаривать и с вечно озабоченными мамашками, ищущими для своих чад самую замечательную школу или детский садик. Может, я просто малообщительная и замкнутая личность? А вдруг я постепенно превращаюсь в эгоистку? Это такой неприятный тип людей, которые могут с интересом и оживлением вещать о себе, но когда кто-то другой начинает рассказывать, они лишь равнодушно кивают и совершенно не слушают. Ох, надеюсь, до этого не дойдет!
Пожалуй, я поставлю себе задачу — в следующий раз, когда кто-нибудь начнет рассказывать мне о личной жизни, я не стану его прерывать. Буду внимательно слушать и задавать правильные вопросы, демонстрируя искреннюю заинтересованность.
Эмили всегда говорила, что если так поступать, то можно влюбить в себя любого мужчину. Каждый облагодетельствованный таким образом представитель мужского пола находит свою собеседницу интересной, милой и в конце концов выражает готовность на ней жениться. Вполне допускаю, что сестра была права. Вообще-то Эмили обладала недюжинной — совершенно не по годам — житейской мудростью. Господи, как бы я хотела, чтобы она по-прежнему была с нами! Мы могли бы приехать в Чикаго вместе и походить по магазинам. Мне так и не удалось куда-нибудь свозить Эмили, после того как я получила свои «крылышки». Последние пару лет она слишком много времени проводила в больницах. Я всегда посылала ей открытки из любого города. Иногда они приходили по почте уже после моего возвращения, но Эмили все равно радовалась и ставила их на каминную полку.
— Когда мне станет лучше, — говорила она, — мы с тобой отправимся в кругосветное путешествие.
Воспоминания принесли боль, и я почувствовала, как глаза мои наполняются слезами. Быстро покинув очередь, я отошла в сторонку и остановилась перед большой елкой, притворяясь, что любуюсь украшениями. Мне не хотелось, чтобы кто-нибудь видел меня плачущей или даже просто расстроенной. Люди начинают проявлять сочувствие и либо обнимают меня за плечи, отчего мне хочется закричать, либо говорят всякие глупости: «Я знаю, что ты чувствуешь». Сколько раз я это слышала! Но ведь они не знают, не понимают, не могут себе представить, что именно я чувствую… Они никогда не встречали мою сестру, так откуда же им знать, как мне плохо и тяжко без нее в этой жизни?
— Энни, мы идем чего-нибудь пожевать. Хочешь с нами? — сказала Клара, приятная девушка с доброй улыбкой. Она сегодня работала в первом классе, так что у нас не было шансов пообщаться, но я летала с ней раньше и знаю, что она очень милая девочка.
Я торопливо глотаю слезы и, надеясь, что она не успела заметить мое искаженное страданием лицо, говорю:
— Спасибо за приглашение, но, думаю, мне прежде всего нужно поспать.
— Конечно, как хочешь. По если передумаешь — дай мне знать. — Она с улыбкой кивнула и отошла.
Может, вам и не понять, но для меня это приглашение много значит, пусть я и отказалась идти с ними ужинать. Главное — они меня звали! Иной раз во время таких ночевок вдали от родного дома человек чувствует себя ужасно одиноким. Помню, первый дальний рейс привел меня в Цюрих. Я попала в команду с тремя стюардессами, которые были — во-первых, намного меня старше, а во-вторых, хорошими подружками. Еще в автобусе, по дороге в отель, они сговаривались пойти вместе обедать в какое-то замечательное местечко в центре города. На меня они просто внимания не обращали, словно меня и в машине-то не было. Они пригласили командира экипажа, который с радостью к ним присоединился. Второй пилот, которого тоже не удостоили приглашения и который выглядел весьма застенчивым, всю дорогу молчал. Когда мы с ним оказались в лифте и поднимались к номерам, я набралась смелости и спросила, не хочет ли он чем-нибудь со мной заняться.
Он некоторое время молча на меня смотрел, а потом сообщил, что не может, потому что у него есть любимая девушка. Я просто рот открыла от растерянности и не смогла объяснить
