Через двадцать минут все было кончено. Редактор, небольшой кругленький человек с обворожительными манерами и ласковой улыбкой, мои рисунки одобрил.
– У вас есть талант! – сказал он, перекладывая рисунки. – Честное слово, мне нравится!
– Спасибо, – прошептала я, не смея поверить в собственное счастье.
– Оставьте контактный телефон. Вам позвонят дня через два. У нас в работе одна интересная книжка, нужны хорошие иллюстрации.
Я быстро нацарапала свой номер телефона на обрывке газеты. Редактор хмыкнул, переписал цифры в свой блокнот.
– Вам надо отпечатать визитки, – посоветовал он. – Работы будет много, вполне возможно, что придется знакомиться со многими людьми. Лучше держать визитки наготове.
– Отпечатаю, – пообещала я быстро.
– Хорошо. Теперь такой вопрос: в каких программах вы работаете?
Я собралась с духом и ответила, что ни в каких.
Минуту длилось молчание, потом редактор изумленно спросил:
– Не владеете компьютером?
Я покачала головой, чувствуя, как работа уплывает между пальцев.
Но редактор не дал мне окончательно пасть духом. Откинулся в кресле, громко расхохотался и заявил:
– Какая прелесть! Впервые вижу человека, творящего в наше испорченное время по методу Леонардо!
– Как это? – не поняла я.
– Кисточкой, дорогая, кисточкой!..
Я робко улыбнулась. Редактор отсмеялся, стал серьезным, придвинулся к столу.
– Профессионализм – это, конечно, здорово. Рисунки живые, яркие, очень эмоциональные… Это прекрасно. Но что делать, реальность требует технической обработки!
– Понимаю, – пробормотала я, второй раз прощаясь с мечтой о работе.
Редактор минуту изучал мое смущенное лицо и вдруг спросил:
– Вы легко обучаемы? Ну, тогда компьютер освоите быстро, – решил он, услышав мое тихое «да». – Запишитесь на курсы, но предупредите заранее, что вам нужны не только общие, но и специализированные знания. Будут спрашивать, какие программы вас интересуют… Начните, пожалуй, с «CorelDraw». Заковыристая программка, но с интересными возможностями. Освоитесь в ней – потом видно будет. Вот так, – завершил тему редактор. – Значит, через два дня ждите звонка.
Я подпрыгнула на стуле.
– Как? Вы меня все-таки берете?
– Конечно! Конечно, беру! И рисунки свои пока оставьте, я покажу их автору книги. Думаю, ему понравится.
Я встала и попятилась к двери. Во взгляде редактора было неподдельное изумление. Наверное, он решил, что у меня не все в порядке с нервами.
– Спасибо вам большое! Я так счастлива! До свидания, – пискнула я.
Распахнула дверь, пулей вылетела в приемную. Захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной. В ушах стоял непрерывный гул.
– Ну как? – спросила секретарша.
Я посмотрела на нее так, словно только что проснулась.
– Кажется, взяли.
– Поздравляю!
Я быстро перекрестилась. Попрощалась с секретаршей и покинула приемную. Неслась я домой сломя голову, словно в моем ранце лежал дневник с пятью пятерками.
Был в моей жизни один такой удивительный день, когда меня вызвали к доске на всех пяти уроках, и на всех я получила пятерки.
Я влетела в подъезд, не вызывая лифт, рванула наверх. Остановилась перед дверью, отперла замки, ворвалась в квартиру и закружилась в прихожей перед зеркалом.
Все прекрасно, все замечательно, у меня новая прическа, и работу мне дали. Я теперь самый счастливый человек на свете!
Зазвонил телефон. Я схватила трубку. Незнакомый мужской голос быстро спросил:
– Мария Сергеевна?
Я медленно опустила сумку на пол. Сердце пронзила раскаленная иголка.
– Вас беспокоит Валерий Петрович. Помните такого? Я лечу вашу подругу, – объяснил собеседник.
Точнее, бывшую подругу, подумала я, но поправлять врача, конечно, не стала.
– Мария Сергеевна, приезжайте в больницу. Немедленно! Как можно скорее!
– Что произошло?
Врач помолчал и ответил упавшим голосом:
– Отек легких. Боюсь, это конец.
Я выронила трубку. Схватила сумку, рванула на себя ручку двери и бросилась вниз. Поймала такси и назвала адрес больницы.
– Умоляю, быстрее! – попросила я.
– Постараюсь, – флегматично ответил пожилой водитель. – Как дорога позволит.
Дорога позволила. Через пятнадцать минут я влетела в приемный покой. Пулей пронеслась мимо медсестры, не обращая никакого внимания на крик, несущийся сзади:
– Девушка! Куда! Приемное время с двенадцати до двух!
В коридоре я столкнулась с Валерием Петровичем. Задохнулась, произнесла только одно слово:
– Жива?
– Да, – ответил врач, хватая меня под руку. – Скорей, может, успеете поговорить. Она очень просила вас позвать. Даже плакала.
Мы бегом миновали коридор, свернули на боковую лестницу, поднялись куда-то вверх… Передо мной распахивались двери, мелькали незнакомые лица, но Валерий Петрович не давал мне опомниться и тащил дальше по коридору.
Наконец мы оказались перед палатой, двери которой были открыты настежь. Катя лежала на высоком столе, под каким-то высоким прозрачным колпаком. Женщина в белом халате оглянулась на нас, вполголоса произнесла:
– Поздно. Уже не реагирует.
Валерий Петрович выпустил мою руку. Я сделала несколько шагов вперед.
Сначала я не узнала Катю. Передо мной лежала худая девушка с ввалившимися щеками и тонким заострившимся носом. Короткие волосы потемнели от пота и утратили золотой блеск. Глаза были закрыты, брови страдальчески сведены к переносице. Грудь тяжело поднималась в попытке вдохнуть воздух. Хриплое дыхание сотрясало все тело. Я обернулась к врачу, попросила:
– Сделайте что-нибудь!
Валерий Петрович стиснул челюсти. На его щеках заиграли твердые желваки.
Ясно. Как говорится, «медицина бессильна».
Я подошла к Кате, нашла ее руку и крепко сжала. Валерий Петрович подставил мне стул, дотронулся до плеча, показал глазами на стул. Я села и обвела глазами палату, словно пыталась отыскать волшебное средство для спасения бывшей подруги. Но такого средства не нашлось.
Все, что я могла сделать, – это сидеть рядом с Катей, держать ее за руку и слушать хриплое натужное дыхание. И я сидела и слушала.
Сначала вдохи были длинными, а пауза между ними короткая. Потом вдохи начали укорачиваться, а пауза между ними все удлинялась и удлинялась. Наконец не стало вдохов… и осталась одна только бесконечная пауза.
Женщина в белом халате подняла Катины веки, посветила в них узким фонариком. Повернулась к врачу и развела руками.
– Ничего не понимаю, – сказал Валерий Петрович. – Она же на выписку шла! Утром все было прекрасно,