– А-а-а, – протянула я. – И много гостей?
– Нет, сходняк уже закончился, – поторопился он успокоить меня. – Все разбрелись, шеф один дома остался, тоскует. Вот попросил за тобой съездить. А звонить не стал, чтобы ты с подарком не парилась. А то начнутся приседания: то неудобно, сё неудобно… – Молодой человек перевел дух и подытожил: – Короче, ты едешь?
– Еду, – ответила я. – Только переоденусь. Ты здесь подождешь или в машине?
– В машине.
– Хорошо. Да, кстати! Вы машину во дворе поставили? Не годится! – сказала я решительно. – Встречаемся на том же месте, что и в первый раз! На перекрестке! Понял?
Гонец пожал плечами. Развернулся и потрусил по ступенькам. А я начала собираться.
С некоторых пор этот процесс стал отнимать у меня массу времени. Дело в том, что я купила кое-какую косметику и даже научилась ею пользоваться.
Я привела в порядок лицо, поправила прическу. Пошла в спальню, открыла гардероб, задумчиво перебрала вешалки с тряпками.
День рождения, конечно, грустный праздник. Но не стоит подчеркивать это своим внешним видом.
Я выбрала темно-серое платье-коктейль с элегантной вышивкой у горловины. Платье сидело на мне безупречно.
Решительно я перестала себя узнавать.
На улице сейчас такая погода, что без сапог не выйдешь, значит, возьму туфли с собой и переобуюсь в машине, решила я.
Этот вопрос отпадает. Что делать с украшениями?
Я немного подумала, открыла сейф и достала коробку с серебряным браслетом, украшенным бирюзой. Что-то мне подсказывало, что Ираклий Андронович будет рад видеть его на моей руке.
Я застегнула браслет на запястье, бросила последний взгляд в зеркало. Все отлично.
Подхватила пакет с туфельками, вышла в прихожую. Только прежде задержалась у сейфа и достала из него еще одну вещь. Что бы там ни говорил молодой человек, а являться на день рождения с пустыми руками некрасиво.
Я влезла в сапоги, надела плащ и туго завязала пояс. Поставила квартиру на сигнализацию и поспешила к машине.
Знакомая черная иномарка ждала меня на перекрестке. Дверца открылась изнутри, я скользнула на сиденье.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Что-то ты сегодня подозрительно любезный.
– Шеф велел с тобой цацкаться, как с фарфоровой, – равнодушно сообщил бритоголовый.
– И на том спасибо.
Молодой человек широко зевнул, не прикрывая рот, и ничего не ответил.
Машина неслась сквозь бурные дождевые потоки, я смотрела в окно, размытое водой, и думала: хоть бы завтрашний рейс не отложили! Хоть бы Пашка наконец прилетел домой! Хоть бы вернулась назад наша спокойная, беспроблемная жизнь!
Хотя твердо знала, что моя жизнь никогда не станет такой, как раньше.
До знакомого особняка в стороне от дачного поселка мы добрались за полчаса. Ворота отворились, машина въехала во двор.
Я быстро стянула с себя сапоги. Молодой человек одарил меня долгим насмешливым взглядом.
– Ты губу-то не раскатывай, – посоветовал он. – Шефа на интим не возьмешь. Он вежливый-вежливый, а потом как звезданет промеж глаз, все планеты пересчитаешь!
– Спасибо за совет, – сказала я.
Достала из пакета туфли, переобулась и спрятала сапоги в пакет.
– А-а-а! – протянул мой сопровождающий. – Это ты воспитание показываешь! Ну, как в театре, да? Молодец. Шеф это уважает.
– А ты? – спросила я.
Молодой человек хмыкнул и пожал плечами:
– Да не понимаю я ваших приседаний! Мне лучше по-простому: сказал, что думаешь, и хорошо! А всякие фигли-мигли… – Он не договорил и презрительно скривил губы.
«Желаю, чтобы все!» – вспомнила я знаменитый тост Шарикова. Но благоразумно оставила аналогию при себе. Да и вряд ли этот бритенький знает, кто такой Шариков.
Шофер оглянулся, оценил взглядом мои сверкающие туфельки. Осторожно тронул машину с места и подогнал ее вплотную к ступенькам крыльца, чтобы мне не пришлось даже ступить на грешную землю.
Я поблагодарила шофера. Тот улыбнулся, вежливо наклонил голову. Я повернулась к своему соседу и спросила:
– А почему ты мне дверь не открываешь?
Молодой человек не ответил, только едва заметно кивнул на окно.
Я посмотрела направо.
Ираклий Андронович не спеша спускался по лестнице, опираясь на трость. Дошел до машины, открыл дверцу, подал мне руку. Я оперлась на его ладонь, выскользнула из салона. Хозяин дома быстро оглядел мою новую прическу. «Одобрит или нет?» – подумала я с интересом.
– Здравствуй, Машенька. Ничего, что я тебя вытащил из дома?
– Да ну что вы! – ответила я искренне. – Я как раз думала, чем бы заняться!
– Вот и славно, – заключил Ираклий Андронович.
Переложил мою ладонь на свой локоть, и мы пошли в дом. В холле я сбросила плащ, осталась в нарядном платье и сверкающих туфельках. Ираклий Андронович, от которого едва уловимо пахло хорошим вином, отступил на шаг, склонил голову к плечу и прищурился, оценивая мой внешний вид.
– Каков приговор? – спросила я смеясь.
– Ты красавица! – ответил хозяин дома не раздумывая. – Ты редкая красавица, Маша! И прическа эта тебе к лицу, и платье неотразимое! А за браслет… – тут Ираклий Андронович склонился и почтительно поцеловал мое запястье, – отдельное спасибо, – договорил он, выпрямляясь.
Я радостно вздохнула. Слава богу, одобрил. Что ни говори, а женщине очень важно нравиться мужчинам, не важно, какие отношения их связывают: дружеские, деловые или вообще никакие.
Тут я вспомнила о том, что прибыла сюда не просто так. Раскрыла сумку, вынула подарок и протянула хозяину.
– Вот, – сказала я. – Поздравляю с днем рождения, Ираклий Андронович. Надеюсь, вам понравится.
– Откуда узнала? – удивился хозяин. И тут же сам ответил: – Виталик! Я же его просил!..
– Это не важно, – сказала я. – Вы посмотрите сначала, потом будете сердиться.
Ираклий Андронович принял небольшой серебряный медальон на длинной цепочке. Взглянул на меня, приподнял бровь. Я кивнула, отвечая на незаданный вопрос.
Именинник осторожно подцепил ногтем тоненькую щель между створками, поднял вверх крышку и застыл, разглядывая содержимое.
Прошла минута, потом другая.
– Нравится? – неуверенно спросила я.
Ираклий Андронович поднял голову и посмотрел на меня с тем же необъяснимым выражением глаз, которое я видела раньше.
– Это оригинал, не копия! – поторопилась уточнить я. – Маму писал один итальянский художник, кажется, в восьмидесятом году. По-моему, очень славная миниатюра. Маме портрет нравился.
Ираклий Андронович сделал бесшумное глотательное движение и тихо сказал:
– Мне тоже нравится. Спасибо, Маша.
– Рада, что угодила.
Ираклий Андронович закрыл медальон, чуть помедлил и повесил его на шею. Оттянул ворот свитера, спрятал медальон под рубашку, на мгновение придержал его ладонью у сердца. Он немного растерянно покосился на меня. Но я отвела глаза в сторону и сделала вид, что не заметила этого сентиментального движения.
Ираклий Андронович стукнул тростью по носкам замшевых домашних туфель и вдруг весело сказал:
