— Да, пожалуй, — неохотно признался Адам. — В памяти сохранился образ — я видел во сне, как она, закинув мне руки за шею, радостно смеется. Возможно, это было как раз тогда, когда я сделал ей предложение.
— Очень может быть. — Ни один мускул не дрогнул на лице Марии, когда она плавно направилась к двери, ведущей в коридор. — Спасибо за то, что поделился со мной тем, что так для тебя важно.
В сердце его словно воткнули кинжал. Она уходила прочь, и вскоре она навсегда уйдет из его жизни. Думать об этом невыносимо.
Он настиг ее в тот момент, когда она готова была открыть дверь.
— Мария…
Она обернулась. В глазах ее стояла мука. Они бросились друг другу навстречу, словно охваченные лихорадкой безумия, целуя, лаская друг друга. Пальцы его погрузились в ее солнечные волосы. Он пил сладость ее рта, пьянящую как вино, обнимал ее теплое тело, которое было словно для него слеплено. Он забыл о разделявшей их пропасти, лаская ее, целуя ее, вдыхая ее аромат. Мария — его ангел-хранитель, восторг его души, сама жизнь его. Он хотел вечно быть с ней, защищать ее и беречь, вечно любить ее.
— Я пытаюсь делать то, что должна, Адам, — срывающимся голосом прошептала она, — но так трудно хотеть тебя и знать, что ты — не мой.
Он прижал ее спиной к двери. Бедра их пульсировали в инстинктивном желании соединиться. Сгорая от нежности, он целовал ее горло.
— Как такое может не быть праведным?
Она задыхалась. Пальцы ее впивались ему в спину. Неожиданно она оттолкнула его от себя и отвернулась, все еще трудно дыша.
— То, что мы делаем, — бесчестно. Мы не должны поддаваться искушению, как бы нас ни побуждало к тому вожделение.
Он хотел вновь обнять ее. Более того, он хотел отнести ее на кровать и делать все то, что требовала от него его природа, его страсть. Но тот участок сознания, который еще был способен к разумным умозаключениям, принимал ее правоту.
— То, что я чувствую к тебе, намного превосходит вожделение. Но… вопросы чести…
— Мы больше не должны оставаться наедине. — Она улыбнулась дрожащими губами и пригладила волосы. Когда успел распуститься узел? — Ни у кого из нас нет для этого достаточной силы воли.
— Мы не должны оставаться наедине, но, безусловно, мы можем вместе бывать на людях хотя бы то недолгое время, что нам осталось. — Ему нужно собрать достаточно воспоминаний, чтобы утешаться ими все те темные годы, что маячат впереди. Те годы, что он проживет после того, как она уедет. — Я хочу пригласить тебя прокатиться завтра утром верхом вместе со мной. Ты согласна? На лошадях, и в парке, и в сопровождении конюха мы, конечно же, сможем избежать искушения. Мария грустно вздохнула:
— Будь во мне хоть толика разума, я сказала бы «нет», но я уже не раз доказывала, что благоразумие — не моя добродетель. Хорошо, завтра утром я поеду с тобой на прогулку. Но сегодня вечером ужинать я буду одна у себя. Не думаю, что я смогу спокойно сидеть с тобой за одним столом после того, что мы только что пережили.
Теперь, когда ему есть, чего ждать от следующего утра, он сможет пережить остаток дня и ночь. Он даже смог попрощаться с ней, сохраняя некое подобие хладнокровия.
— Позволь мне выглянуть в коридор. Лучше будет, если никто не увидит, как ты выходишь из моей спальни.
Она вновь пригладила волосы и постаралась придать лицу выражение холодной безучастности.
— Разумеется. Давай будем хотя бы соблюдать видимость приличий, если вести себя как подобает нам не по силам.
Он открыл дверь и выглянул. Никого. Отступив от двери в глубь комнаты, он выпустил Марию.
Но когда она уходила, он прикоснулся к ее сияющим волосам и крепко ухватился за это шелковистое воспоминание.
Глава 27
Вернувшись к себе, Мария, вся дрожа, упала на кровать. Было бы ей сейчас лучше, если бы Адам не простил ей ее ложь? Пожалуй, да. Гордость не позволила бы ей так убиваться по мужчине, который ее не хочет. Но теперь, когда она знала, что Адам ее простил и хочет быть с ней, между ними непреодолимой преградой встали законы и условности того общества, которому принадлежал ее возлюбленный.
Ей пришла в голову опасная и греховная мысль, которая точно ни когда не пришла бы в голову Саре. Мысль о том, что она могла бы соблазнить его и вынудить тем самым на ней жениться. Амнезия все же повлияла на его восприятие действительности: код чести джентльмена, по-видимому, теперь значил для него не так много, как до рокового кораблекрушения. Эта мысль искушала… очень сильно искушала. Но Адам переживал совершенно особый период жизни, когда все его видение мира, восприятие событий и их оценка, отношение к людям и тем правилам, по которым они живут, находились в состоянии непрерывных и непредсказуемых перемен. Будет непоправимой глупостью склонить его к тому, о чем он, возможно, будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
И все же мысль была… болезненно заманчивой.
Рано утром следующего дня Мария и Джулия вместе пили чай с тостами в смежной с их спальнями гостиной. Затем Джулия помогла Марии облачиться в темно-коричневый костюм для верховой езды с серебряной оторочкой — тот, в котором Адам ее прежде не видел.
После ухода Джулии Мария внимательно изучила свое отражение в зеркале. Пожалуй, она не посрамит своим видом герцога. Несмотря на то что наряд этот был не новым — его отдала ей несколько лет назад одна пожилая дама — перелицованный и перекроенный умелыми руками Марии, он выглядел так, словно был сшит только вчера и по последней моде.
Безжалостно Мария напомнила себе о том, что само происхождение наряда как нельзя лучше иллюстрирует ту пропасть, что пролегла между Адамом и ею. Он был герцогом, она — приживалкой, довольствующейся кусками с чужого стола и нарядами с чужого плеча. Кроме того, он был обручен с девушкой из своего круга. Они жили в разных мирах.
Осторожно Мария заправила непослушный локон под шляпку в форме кивера. Внешне все должно быть безупречно. Она не даст ни единого повода тем, кто хотел бы упрекнуть ее в том, что она выглядела и вела себя не как настоящая леди во время конной прогулки в Гайд-парке с мужчиной, с которым ей не суждено иметь будущего.
Она вышла из комнаты и направилась к парадной лестнице. Внизу, в холле, ее уже ждал Адам. Он смотрел на нее с восхищением.
Она замерла на мгновение, осознав, что выражение глаз ей неподконтрольно — в отличие от всего прочего. Она молилась о том, чтобы взгляд не выдавал ее так же безжалостно, как выдавало Адама выражение его глаз.
Мария продолжила спускаться по лестнице.
— Чудесное утро для прогулки.
— Да, это так. И мне нравится, как выглядят лошади, которых подобрал для нас главный конюх, — ответил Адам с той же деланной непринужденностью, что и Мария.
Они продолжали обмениваться ничего не значащими банальностями и тогда, когда вышли из дома и направились к конюшням. И еще: они избегали смотреть друг на друга.
Кони на самом деле были красивы. Мария воспользовалась специальным приспособлением, чтобы запрыгнуть в седло гнедой кобылы, которую выбрал для нее конюх Адама. Лучше не позволять Адаму ей помогать. Теперь, так болезненно остро ощущая его близость, она уже понимала, что поступила бы мудрее, отклонив его приглашение. Но с другой стороны, быстрый галоп, возможно, поможет ей сбросить напряжение, усмирить беспокойное волнение в крови.
Следом за Мерфи, худощавым угрюмым ирландцем, они направились в парк по улицам Мейфэра, привлекая к себе внимание, несмотря на ранний час. Мария смогла немного расслабиться лишь тогда, когда они достигли Гайд-парка. Во второй половине дня аллея для верховой езды Роттен-роу была бы запружена экипажами, но в этот ранний час она была почти пустынна.
— Догони меня! — бросила Мария Адаму, пустив кобылу в галоп. — Встречаемся в конце Роттен-роу.
Песок упруго и мягко пружинил под копытами. Ветер дул в лицо, даря ощущение восторга. Легко верилось в то, что от проблем можно запросто убежать. Она слышала смех Адама за спиной. Догнав ее, он понесся рядом, и так, плечо к плечу, они доскакали до конца Роттен-роу.
Когда они приблизились к концу аллеи, Мария перевела лошадь на шаг. Адам сделал то же. Когда они повернули назад, Мария похлопала гнедую кобылу по шее.
— У вас действительно отличные лошади, Эштон.
— Я и сам удивился, когда понял, насколько хорошо разбираюсь в лошадях, хотя я думаю, что благодарить за свои знания, как и за обитателей своих конюшен, должен Мерфи. — Адам медленно окинул Марию взглядом, любуясь ею. — Ты выглядишь прелестно в этом костюме. Не все блондинки могут позволить себе темно-коричневый цвет.
Не обращая внимания на восхищение в его голосе, она сказала:
— Должно быть, к тебе возвращается память о том, что модно и что нет. Ты еще что-нибудь вспоминаешь?
— Похоже, я лучше помню вещи и понятия, нежели людей. — Он вздохнул. — Я думал, а вдруг что-нибудь из увиденного мной в доме запустит заклинивший механизм, и воспоминания польются сплошным потоком. Я надеялся, что вспомню все разом, но с каждым днем такой сценарий развития событий кажется мне все менее вероятным.
— Возможно, когда вернется Дженни, все встанет на свои места, — сказала Мария, тщательно следя за интонациями.
Он пожал плечами:
— Может быть. К тому времени как мы приедем в Эштон-Хаус, лакей уже должен вернуться с ответной запиской от твоего нотариуса. Полагаю, что ты наследуешь все, чем владел твой отец, даже если он не оставил завещания. Ведь ты — его единственная наследница.
— Скорее всего, но наличие завещания серьезно упростило бы процедуру. Я знаю, что он собирался составить завещание, но не знаю, было ли у него время посетить нотариуса перед… перед смертью. — Когда, интересно, она сможет произносить эти слова без внутреннего содрогания?
— Ничто не может заменить ушедшего в небытие родителя, но он оставил тебе неплохие средства к существованию, — тихо сказал Адам.
— Чистой воды удача, — улыбнулась Мария. — И я благодарна ему. Теперь я мисс Кларк — хозяйка Хартли-Мэнора, и сознание того, что я — настоящая помещица, творит чудеса с моей самооценкой.
Назад по Роттен-роу они ехали очень медленно, поскольку ни ему, ни ей не хотелось завершать прогулку. Мерфи ехал следом на некотором отдалении. Адам был прав: присутствие конюха помогало держать в узде неуемные желания. И тем не менее она не могла не замечать того, что Адам едет всего лишь в нескольких футах от нее, как не могла не замечать того, что их время уходит.
В парке прибавилось всадников. Джентльмен с военной выправкой проехал рысью мимо них на красивом жеребце, а впереди несколько человек ехали в шеренгу неспешной трусцой. Трудно было поверить в то, что парк расположен в центре Лондона. Деревья справа заслоняли от них улицы города, а по левую сторону на тихих водах узкого искусственного озера Серпентайн мирно крякали утки. Внезапно Мерфи закричал:
— Сэр, за деревом стрелок! Прочь с дороги!
Мария стремительно обернулась и увидела, как зловеще блеснула на солнце сталь направленного на них дула. Адам пришпорил коня, бросившись вперед, навстречу ружейному дулу, прикрыв собой Марию.
— Давай! — крикнул он, стегнув ее кобылу плетью.
Гнедая кобылка сорвалась с места, словно встревоженная лисица, в тот момент, когда утреннюю безмятежность расколол звук выстрела. Пока Мария пыталась выровняться в седле,
