Он снова взглянул на поднос с почтой и увидел, что надпись на одном из конвертов сделана почерком, который показался ему очень знакомым. Он сломал печать и, развернув письмо, обнаружил, что его написала леди Агнес Уэстерфилд.
«Мой дорогой Адам!
Нет слов, чтобы описать радость, которую я испытала, получив от Мастерсона сообщение о том, что ты выжил.
В мире не так много хороших людей, чтобы можно было пожертвовать хотя бы одним из них.
Мастерсон написал, что полученная тобой травма пагубно сказалась на твоей памяти. Я пытаюсь представить, как странно должен чувствовать себя человек, не узнающий собственную жизнь, но у меня ничего не получается.
Я говорила с мистером Ричардсом, хирургом, который лечил многих моих учеников, включая тебя. У него есть некоторый опыт, касающийся травм головы, и он говорит, что невозможно сказать, вернется ли память или нет, и от этого делается грустно на душе.
Если ты так и не вспомнишь свои ранние годы, то считай, что ты начинаешь новую жизнь, и это не так уж плохо. Мало кто из нас может похвастаться тем, что не пережил ничего такого, о чем предпочел бы забыть. Пусть ты и не начинаешь свою жизнь младенцем, окруженным заботой родителей, у тебя есть много друзей, которые готовы все для тебя сделать. Ты можешь считать, что я в их числе.
Хотя мне очень хотелось приехать в Лондон и повидаться с тобой, один из моих учеников переживает трудное время, и я не считаю себя вправе оставить его в такой момент. Но я приеду в Лондон, как только смогу. Хочешь, воспринимай это как обещание, хочешь — как угрозу.
Ребенком ты пережил большие перемены в жизни и великолепно адаптировался к новым обстоятельствам. И сможешь сделать это вновь.
С наилучшими пожеланиями,
леди Агнес Уэстерфилд».
Читая письмо, он слышал в голове добрый женский голос, и образы, один за другим, яркими вспышками стали возникать в его сознании. Вначале возникла отчетливая картина того, как он смотрит сверху вниз на высокую статную женщину, которая вела себя так, словно беседовать с устроившимся на ветке дерева мальчишкой, прижимавшим к себе шелудивого пса, было для нее делом совершенно естественным. Мысленно он оценил собаку и решил, что друзья его были правы: более уродливого создания не знала земля, но и более любящего и преданного тоже. Леди Агнес это понимала.
Картины мелькали все быстрее. И везде присутствовала леди Агнес. Она учила его, воспитывала, успокаивала, призывала к порядку. Он чувствовал тепло ее рук, обнимавших его, когда он плакал, прочитав письмо от поверенного в делах Эштонов о том, что его мать умерла. Леди Агнес дарила ему свое тепло, когда он отчаянно в нем нуждался, и при этом никогда и никому не рассказывала о его слабостях. Воспоминания теснили друг друга, причиняя ему почти физическую боль.
Мария крепко взяла его под руку и подвела к ближайшей двери.
— Давай здесь подождем хирурга. — Оказавшись с ним вдвоем в маленькой комнате, она потащила его к дивану, тревожно заглядывая ему в лицо. — Что с тобой? У тебя такой вид, словно после прочтения этого письма тебя хватил удар.
Адам осознал, что трет голову, и опустил руку.
— То было очень доброе письмо от леди Агнес Уэстерфилд, и оно вызвало множество воспоминаний, касающихся моих школьных дней. Да, удар своего рода, но в хорошем смысле.
— Как замечательно! — Она схватила его руку и пожала ее, успокаивая. — Ты помнишь другие события, такие, как, например, путешествие в Шотландию? Ты помнишь себя на борту парохода?
Он подумал и покачал головой.
— Как насчет твоего детства в Индии?
Он попытался добраться до пласта воспоминаний, касающихся того времени, но не нашел ничего нового. Хотя ее вопросы помогли ему сосредоточиться на том, что он только что вспомнил.
— В основном я вспоминаю школу и своих друзей. Как мы встретились, как росла и крепла наша дружба.
— Ты можешь вспомнить свои школьные годы во временном порядке?
— Дай подумать… — Он насупил брови, раскладывая воспоминания по порядку. — Я помню, как впервые встретился с леди Агнес. Я помню, как ехал в ее поместье в графство Кент, помню, как знакомился с другими приезжавшими туда мальчиками. Помню, как учился, как шалил. Летние каникулы со своими кузеном и кузиной. — Теперь он отчетливо вспомнил Дженни, и она действительно была очаровательным ребенком. Испытав укол совести при этой мысли, он продолжил: — Похоже, ко мне вернулась лишь память о школьных годах, но воспоминания кажутся мне достаточно полными и связными.
Он улыбнулся, вспоминая, как складывались отношения с каждым из его друзей, как постепенно, словно мозаичное панно, рождалась дружба из фрагментов их общей, одной на всех, радости, совместных переживаний и случавшихся время от времени конфликтов. Он в свое время был потрясен тем, что Мастерсон, Рэндалл и Керкленд не поленились отправиться в Шотландию, чтобы найти его тело. Теперь он понимал, что ради любого из них сделал бы то же, что и они для него. Они были больше, чем друзья, они были почти братья.
Он отчетливо помнил, как швырнул Рэндалла через всю комнату во время одного из уроков Каларипаятту. У Рэндалла рука оказалась сломанной. Он смеялся, превозмогая боль, и потребовал, чтобы Адам научил его этому приему, как только рука заживет. Мистер Ричардс, местный хирург, мужчина средних лет, отличавшийся редким хладнокровием и невозмутимостью, лечил тогда Рэндалла. Теперь он мог вспомнить по меньшей мере пару трогательных историй с участием его самого и каждого из трех егодрузей, а кроме того, в его воспоминаниях теперь присутствовали еще Уиндем и Баллард — двое других его одноклассников.
— Очень многообещающее начало, — задумчиво сказала Мария. — Раз ты вспомнил такой большой отрезок жизни с такой полнотой, то же может произойти с другими периодами твоей жизни.
— Возможно. Надо лишь подобрать нужные ключи, — сказал Адам. — Леди Агнес — ключ к моей школьной жизни.
Мария постаралась ничем не выдать своих эмоций.
— Дженни может стать ключом к недавнему прошлому.
Вошедший в комнату Уорф выглядел обеспокоенным.
— Вы ранены, ваша светлость?
Мария встала, отпустив руку Адама.
— Оставляю вас заботам вашего слуги. Хирург скоро приедет. День выдался для вас весьма богатым на события.
Попытка покушения и возвращение изрядного куска памяти — да, содержательный день. Он испытывал радостное возбуждение от того, что к нему вернулась немалая часть его жизни. Возможно, он сможет найти в этих воспоминаниях ключ к разгадке того, кто пытался его убить.
Только вот тяжело смотреть, как уходит Мария.
Глава 28
Марии все лучше удавалось покидать Адама, не оглядываясь на прощание. Может быть, когда ей придется окончательно уйти из его жизни, она до совершенства отточит мастерство. Она даже не стала падать на кровать в слезах. Нет, пусть и почти вслепую, она дошла до гостиной, которую делили они с Джулией, и села в кресло. Подруги ее дома не было, и потому она — о счастье! — могла погрустить в тишине и в одиночестве.
Были ли женщины ключом к прошлому Адама? Леди Агнес отворила большую дверь, и Мария подозревала, что Дженни сделает то же, когда вернется в Лондон. Адам нашел еще часть своего прошлого в святилище, смежном с его спальней. Вскоре большая часть его жизни вернется к нему.
Он перестанет нуждаться в ней, и так тому и быть. Прошло не слишком много времени с тех пор, как они встретились, — всего несколько недель. Она вернется домой и заживет своей жизнью — жизнью мисс Кларк из Хартли-Мэнора. Когда она станет седой и старой, время, когда она знала Адама, будет всего лишь мелкой рябью на глади озера ее жизни.
Но она не забудет его. О нет, она его не забудет.
Мария пребывала в оцепенении до тех самых пор, пока в комнату с сияющим лицом не влетела Джулия.
— Мария, как я рада тебя видеть! Я так чудесно провела время с бабушкой! Чем дольше я с ней говорила, тем крепче она становилась. Я очень рада, что приехала сюда.
Мария сделала над собой усилие, чтобы встряхнуться. Жалость к себе — непозволительная слабость.
— Ты и сама выглядишь лет на пять моложе, — приветливо сказала она. — Расскажи мне о своей бабушке.
Выражение лица Джулии изменилось, да и говорила она, тщательно подбирая слова, чтобы не сказать лишнего.
— Она мудрая и добрая женщина, и она всегда была на моей стороне, даже когда все прочие члены семьи меня не одобряли. Не знаю, как бы я жила без нее.
— Для того и даны людям бабушки, — сказала Мария со светлой печалью в голосе. — Бабушка Роза тоже снисходительно и ласково относилась ко мне, даже когда я вела себя из рук вон плохо.
Джулия, шурша юбками, уселась в кресло напротив подруги.
— Хорошо провела время в парке с Эштоном?
— Все было прекрасно до того самого момента, когда в него дважды стреляли, — с кривой усмешкой сказала Мария. — Рана оказалась не слишком серьезной, но, согласись, это не самое лучшее начало дня.
Джулия испуганно вскрикнула, и Мария подробно рассказала ей обо всем, что случилось в парке.
— Странно, как такой приятный во всех отношениях мужчина смог нажить себе столь опасных врагов, — задумчиво протянула Джулия. — И тебя тоже могли ранить или даже убить.
Мария вздохнула:
— Я окажусь в полной безопасности, когда уеду из Лондона, а это случится всего через несколько дней. Хочется надеяться, что и Эштону тогда ничто уже не будет угрожать.
— За него не волнуйся. Он умен, богат и не обделен связями, а кроме того, у него есть хорошие друзья.
— Надеюсь, что этого хватит. — Сердце ее сжалось при одной мысли о том, что его жаркое, страстное тело скует смертный холод.
Она заметила, что кисти ее сжаты в кулаки, и медленно их разжала. Ей пришло в голову нечто такое, о чем она не решилась сказать вслух. Однако после непродолжительной внутренней борьбы добродетельная Сара в очередной раз потерпела поражение.
— Джулия, ты знаешь, каким образом женщина может предохранить себя от беременности?
Джулия моргнула, но больше никак не проявила своего удивления.
