Что до Ниэнор, спешила она сквозь лесную чащу, слыша сзади крики погони, и сорвала с себя одежды, одну за другой сбрасывая на бегу, пока не осталась нагой; весь день напролет бежала она, словно затравленный дикий зверь, что не смеет ни остановиться, ни перевести дух. Но к вечеру безумие разом ее оставило. Она постояла мгновение, словно бы недоумевая, а затем, от изнеможения лишившись чувств, рухнула как подкошенная в густые заросли папоротника. Там, среди прошлогодних листьев орляка и юных весенних побегов, улеглась она и уснула, ничего не замечая кругом.
Поутру пробудилась она и обрадовалась свету, словно впервые явившись в мир; и все, что открывалось ее взору, казалось девушке дивным и странным, ибо не умела она назвать то, что видела вокруг. Позади нее остались лишь пустота и тьма, сквозь которую не проступало никаких воспоминаний и не доносилось даже эха знакомого слова. Лишь тень страха помнила она и потому была настороже и то и дело пряталась: взбиралась на деревья либо хоронилась в подлеске, проворнее лисы или белки, вспугнутая звуком ли, тенью ли; и оттуда долго боязливо всматривалась сквозь листву, прежде чем двинуться дальше.
Так, пробираясь вперед тем же путем, каким бежала вначале, вышла она к реке Тейглин и утолила жажду; но никакой пищи не промыслила и не знала, как добыть ее; изголодалась она и продрогла. А поскольку деревья на другом берегу казались темнее и гуще (а так оно и было, потому что там начинался Бретильский лес), она наконец переправилась на другую сторону и вышла к зеленому кургану и там рухнула наземь; ибо совсем выбилась из сил, и померещилось ей, будто вновь настигает ее тьма, что осталась позади, и солнце темнеет и меркнет.
На самом деле то налетела с Юга черная гроза, неся с собою молнии и проливной ливень, и приникла к земле Ниэнор, сжавшись от страха перед громом, а темные струи дождя хлестали ее нагое тело, она же лишь глядела, не говоря ни слова, точно угодивший в ловушку дикий звереныш.
И случилось так, что в ту пору несколько лесных жителей Бретиля проходили мимо, возвращаясь после вылазки против орков, и поспешали через Переправу Тейглина, торопясь в укрытие неподалеку; и тут ярко полыхнула молния, так что Хауд-эн-Эллет озарился словно бы белым пламенем. И Турамбар, возглавлявший отряд, вдруг отшатнулся, и зажмурился, и задрожал; ибо померещилось ему, будто видит он на могиле Финдуилас призрак убитой девы.
Но один из воинов подбежал к кургану и крикнул ему: — Сюда, господин! Лежит тут юная девушка, и жива она!
И подошел Турамбар, и поднял ее с земли — с мокрых ее волос капала вода, она же закрыла глаза и не дрожала более и не противилась. Подивившись, что лежала она на холме совсем нагая, Турин набросил на нее свой плащ и отнес ее в охотничий домик в лесу. Там развели огонь, и закутали ее в одеяла, она же открыла глаза и посмотрела на своих спасителей; когда же взгляд ее упал на Турамбара, лицо ее словно посветлело, и потянулась она к нему, ибо показалось Ниэнор, будто нашла она наконец то, что так долго искала во тьме, и успокоилась она. Турамбар же взял ее руку в свою и улыбнулся, и молвил:
— А теперь, госпожа, не скажешь ли нам, как зовут тебя, и кто твоя родня, и что за беда с тобой приключилась?
И покачала она головой, и не ответила ни словом, только залилась слезами; и более не докучали ей, пока не подкрепилась гостья жадно той снедью, что нашлась у лесных жителей. Когда же поела она, то вздохнула и вновь вложила свою руку в руку Турамбара, он же сказал:
— С нами ты в безопасности. Здесь можешь ты отдохнуть нынче ночью, а поутру отведем мы тебя в наше поселение, что стоит на холме в глубине леса. Вот только узнать бы нам твое имя и кто родня твоя: может статься, удастся нам отыскать твоих близких и сообщить им о тебе. Так не назовешься ли нам?
И вновь не ответила она и разрыдалась.
— Не тревожься, — промолвил Турамбар. — Верно, слишком горестен рассказ твой и до поры слова не идут с языка. Но я хочу дать тебе имя и назову тебя Ниниэль, Слезная Дева.
Услышав это имя, девушка подняла взгляд и покачала головой, но повторила: «Ниниэль». То было первое слово, что произнесла она, отрешившись от тьмы; и так именовали ее впредь среди лесных жителей.
Поутру ее повезли к Эффель Брандир; дорога там круто шла вверх, пока не доходила до переправы через бурную реку Келеброс. Здесь построили некогда деревянный мост; под ним поток переливался через истертый каменный выступ и пенными каскадами низвергался в каменную чашу далеко внизу, а в воздухе словно дождь повисала водяная пыль. В верхней части водопада зеленела покрытая дерном поляна в окружении берез; но за мостом открывался широкий вид на ущелья Тейглина примерно в двух милях к западу. Там всегда веяло прохладой; летом путники останавливались на берегу отдохнуть и утолить жажду ледяной водой. Называли те водопады Димрост, Лестница Дождя, а после того дня — Нен Гирит, Вода Дрожи; ибо Турамбар и его люди устроили там привал, но едва Ниниэль оказалась в этом месте, как у нее начался озноб, и накатила дрожь, и не удавалось ни согреть ее, ни успокоить. Потому лесные жители поспешили дальше, однако не успели еще добраться до селения Эффель Брандир, как у Ниниэль сделался жар и она впала в забытье.
Долго пролежала она во власти недуга, Брандир же пустил в ход все свое искусство, дабы исцелить ее, а жены лесных жителей ухаживали за ней днем и ночью. Но лишь когда рядом с нею был Турамбар, успокаивалась она или засыпала без стонов. И вот еще что примечали все, кто ходил за ней: пока длился недуг, хотя зачастую беспокойно металась она на постели, ни единого слова не выговорила она на каком- либо из эльфийских либо людских языков. Когда же медленно возвратилось к ней здоровье, и очнулась она, и вновь стала есть, тогда женщинам Бретиля пришлось учить ее языку, словно ребенка — слово за словом. Однако училась она быстро и с превеликой радостью: словно находила вновь потерянные сокровища, великие и малые; а затвердив наконец довольно, чтобы разговаривать с друзьями, то и дело спрашивала:
— Как зовется эта вещь? Потеряла я нужное слово, блуждая во тьме.
Когда же встала Ниниэль наконец с постели, она то и дело навещала Брандира в его доме; ибо не терпелось ей узнать имена всего живого, он же в том был весьма сведущ; и часто гуляли они вместе по садам и полянам.
И полюбил ее Брандир; она же, окрепнув, частенько подавала ему руку, поддерживая хромого при ходьбе, и называла его братом. Но сердце ее было отдано Турамбару; лишь при его появлении улыбалась девушка, и лишь когда Турамбар заговаривал с нею весело, смеялась она.
Однажды золотой осенью ввечеру сидели они вместе, а заходящее солнце одело склон холма и Эффель Брандир с его жилищами алым заревом, и царила вокруг глубокая тишина. И молвила Ниниэль:
— Имена всего, что есть, разузнала я ныне, кроме разве твоего. Как же зовут тебя?
— Турамбар, — отвечал он.
Она помолчала, словно прислушиваясь, не уловит ли смутного эха, а затем спросила:
— А что оно значит — или это просто твое имя и ничего больше?
— Значит оно — Победитель Темной Тени, — отвечал Турамбар. — И я тоже, Ниниэль, пребывал во власти тьмы, в которой сгинуло многое мне дорогое; теперь же, сдается мне, я превозмог тьму.
— А ты тоже бежал от нее куда глаза глядят, пока не добрался до этих приветных лесов? — спросила она. — И когда же спасся ты от тьмы, Турамбар?
— Да, — отвечал он, — бежал я много лет. А спасся тогда же, когда и ты. Ибо пока не пришла ты, Ниниэль, царила тьма, но с тех самых пор — сияет свет. И кажется мне, будто обрел я наконец то, что искал так долго и тщетно.
И, возвращаясь к себе домой в сумерках, говорил он себе:
— Хауд-эн-Эллет! С зеленого кургана явилась она. Не знак ли это — и как мне истолковать его?
Между тем золотой тот год пошел на убыль и сменился мягкой зимой, а следом настал новый благодатный год. В Бретиле царил мир; лесные жители затаились в чаще и домов своих не покидали; и никаких вестей не приходило к ним из окрестных земель. Ибо орки, что в ту пору стекались на юг под темное владычество Глаурунга либо посланы были шпионить к границам Дориата, стороной обходили Переправу Тейглина и на запад пробирались далеко за рекой.
Ныне же Ниниэль совершенно исцелилась, похорошела и окрепла, и Турамбар, не сдерживая себя
