разрез глаз, соблазнительные губы, улыбка. Это была его Клара. Однако что-то изменилось. Он не чувствовал того, что должен был…
— Красивые вещи, красивые вещи.
Либерман снова поставил сфинкса на пол.
— Этот сфинкс стоит по меньшей мере восемьдесят крон. Но я отдам его вам за тридцать.
Либерман очень надеялся, что это сказала не птица майна, но не был абсолютно в этом уверен — голос был такой же пронзительный. Он выпрямился и обернулся.
Глаза старика были открыты и загадочно мерцали.
— Добрый день, — сказал Либерман.
Старик поприветствовал его, подняв трубку. Потом, повернувшись к птице, он крикнул:
— Джакомо, ах ты проказник!
Птица пронзительно взвизгнула и принялась чистить перья.
Либерман шагнул вперед.
— Это все настоящий антиквариат?
— Настоящий? Конечно, все вещи настоящие, — начал старик своим визгливым голосом. — Римские, этрусские, персидские, греческие, египетские… Такого выбора вы нигде не найдете, даже в Париже! Даже в Лондоне!
— Не могли бы вы мне помочь? Я хочу найти одну вещь, которую, возможно, купили у вас.
— Какую вещь?
— Египетскую статуэтку примерно такого размера. — Либерман показал руками. — Изображение бога Сета.
Старик вынырнул из-под тента кресла.
— Подойдите ближе. — Он поманил его узловатым пальцем.
Либерман шагнул вперед. Старик, прищурившись, смотрел на него.
— Сет? Зачем он вам нужен, а?
— Для моего друга, коллекционера.
— Я дам вам совет, — произнес старик. — Пусть ваш друг сам ищет себе Сета…
— Почему?
— Потому что тот, кто его ищет, обычно находит.
В словах старика было что-то зловещее. Какая-то значительность, которая — несмотря на его нелепую внешность — заставляла насторожиться.
— Что вы имеете в виду?
Но старик не ответил. Он причмокнул губами, закрыл глаза и снова откинулся в кресле. Казалось, он снова заснул и начал тихо бормотать во сне:
— Склон горы… покрытый кустами и дикими фруктовыми деревьями. Я скакал одиннадцать часов. Они сказали, что расстояние равняется девяти фарсахам, но там было больше, говорю вам, намного больше. Под одним из кустов лежал мертвый волк. Дорога была почти непроходимая — скользкая глина, камнепад, — но я добрался до вершины — до перевала Мука. Я пошел вдоль ручья… к ущелью Занджиран — узкой теснине между двумя крутыми скалами… здесь часто нападают разбойники…
— Хватит, отец, хватит! — Из-за ширмы в глубине магазина вышел полный мужчина среднего возраста в тесном костюме. Он сразу направился к дремлющему рассказчику и поправил одеяло. — В самом деле, отец, тебя нельзя оставить даже на пять минут.
Он взял трубку и вместо нее положил на колени старику тарелку с колбасой и кислой капустой. Посмотрев на Либермана, мужчина сказал:
— Извините, через секунду я буду в вашем распоряжении.
Потом он обратился к отцу:
— Сколько раз я говорил тебе: когда приходят посетители, проси их подождать. Твой вздор никому не интересен.
Старик открыл глаза, взял вилку и проткнул ею кусок колбасы.
— Добрый день, — сказал хозяин, щелкнув каблуками. — Меня зовут Райтлингер, Адольф Райтлингер. Чем могу помочь вам?
— Я пытаюсь найти египетскую статуэтку, маленькое изображение бога Сета. Я думал, нет ли у вас такой… — пробормотал Либерман.
Герр Райтлингер немного помолчал.
— Сет, говорите?
— Бог бурь, мой мальчик, бог хаоса, — выкрикнул старик.
— Хватит, отец! — сказал герр Райтлингер.
— Красивые вещи, — прокричала птица.
— Нет, — продолжал герр Райтлингер. — По-моему, у нас такой статуэтки не было. Но посмотрите, что я вам покажу… — Герр Райтлингер достал с полки и протянул Либерману маленькую бронзовую фигурку идущего человека. — Амон-Ра в человеческом обличии. Поздний период, возможно, седьмой век до нашей эры. Согласитесь, эта вещица очаровательна. Обратите внимание, как четко отлиты все детали.
Либерман повертел фигурку в руках и шепотом спросил у Райтлингера:
— А о чем говорил ваш отец — горы, ущелья?
— Он много путешествовал, когда был моложе. — Райтлингер сделал в воздухе движение пальцем, будто что-то помешивая. — А сейчас у него в голове все перепуталось.
Либерман отдал бронзовую статуэтку Райтлингеру.
— Несомненно, это прелестная вещица, но не совсем то, что я ищу. До свидания.
Старик, его сын и птица молча смотрели, как Либерман уходил.
68
Тяжелые рельефные обои, толстые красные шторы и полированный пол из черного дерева гостиной Шеллингов создавали угнетающую атмосферу. Даже декоративные серебряные тарелки с гравировкой, висевшие по обе стороны от зеркала в позолоченной раме в стиле «бидермейер», казались мрачными и тусклыми: большие серо-зелёные диски скорее поглощали, чем отражали слабый солнечный свет.
Беатриса Шеллинг сидела у торшера и вышивала имя «Адель» на лоскутном одеяле. Хотя это занятие должно было успокаивать, скорость, с которой она орудовала иглой, говорила о некотором напряжении. Ее губы были сжаты, а лоб рассекали глубокие морщины. Она сидела так уже довольно долго, и слово из узорчатых букв было уже почти закончено.
Мари — ее младшая сестра — повела Эдварда и Адель в «Демель» (императорскую и королевскую кондитерскую). Она настояла, чтобы Мари внимательно следила за тем, чтобы дети не переели шоколада. В прошлый раз, когда они все ходили в «Демель», у Эдварда разболелся живот и его потом тошнило. Он съел тогда четыре бюста императора с начинкой из пралине.
От этих воспоминаний Беатрису отвлекли медленные тяжелые шаги мужа в коридоре. Дверь открылась, и вошел Шеллинг. На нем был золотистый смокинг и ярко-голубой галстук. В одной руке он держал сигару, в другой — листок бумаги.
— Беатриса, я получил письмо от Амелии.
— Она здорова?
— Она уже вышла из больницы.
— Сбежала? — В голосе Бестрисы прозвучала пронзительно-тревожная нотка.
— Нет, ее выписали по указанию ее врача.
— Тогда где она? Нам нужно ее забрать?
— Она не вернется.
На лице Беатрисы отразился целый ряд противоречивых эмоций, колеблющихся между надеждой и беспокойством.
— Она пишет, что нашла другое место, — продолжал Шеллинг. Он подошел и, посмотрев вниз,
