передвигаться. Один из них поедет провожать прибывшего агента до города, чтобы убедиться, что его подопечный благополучно добрался до отеля.
Генералу Кучуашвили известно, что другой агент прибывает в Гэтвик в десять часов двадцать минут рейсом из Парижа двадцать восемь двадцать один. В северный терминал. Группа из пяти человек на трех автомобилях успеет перебазироваться с четвертого терминала Хитроу в Гэтвик. Все автомобили заказаны в различных агентствах по прокату на разные фамилии. Второй наблюдатель из нашей группы на своем автомобиле отправится за вторым агентом.
Генералу Попову мы сообщили о следующем агенте, который прилетит из Дублина в четырнадцать двадцать тоже в Гэтвик, но уже в южный терминал рейсом пятьдесят семь пятьдесят восемь. Четверо наших сотрудников, наблюдающих за прибытием агентов, перебазируются в южный терминал, это займет минут пять или десять. Затем один из них поедет за третьим агентом в город. Таким образом к исходу дня останутся только трое наблюдателей и последняя машина. Они переедут в Хитроу, но уже в другой терминал. Мы сообщили Писаренко, что его агент прибудет в первый терминал Хитроу из Варшавы в семнадцать часов тридцать пять минут рейсом восемьсот пятьдесят один. Группа успеет добраться из Гэтвика до Хитроу, чтобы подготовиться к встрече. Четвертого агента будет провожать четвертый наблюдатель на своем автомобиле. Четыре агента, четыре разных города, четыре различных терминала. Ошибиться просто невозможно. Если кого-то будут ждать, это выяснится в течение нескольких минут. Агента должны встречать и сопровождать. У наших людей будут настоящие паспорта, оформленные визы и все проездные билеты. Ничего компрометирующего даже в случае ареста. Любой адвокат сумеет освободить их в ближайшие двадцать четыре часа, даже если полиция сумеет найти формальный повод для ареста кого-нибудь из прибывших.
Их не должны арестовать. За исключением одного фактора. Если никто заранее не сообщит о прибытии наших агентов. Мы передали всем четверым информацию, что это прилетает «ликвидатор». В таких случаях английская полиция не разрешит ему даже выйти из терминала. Слишком опасно оставлять «ликвидатора» на свободе. Тем более мы подтвердили его решимость ликвидировать Гордиевского. Для британцев это будет самая настоящая пощечина. Поэтому они арестуют нашего агента прямо в аэропорту. Мы в этом уверены.
– И подставят своего «крота»? – мрачно переспросил Большаков.
– Это как раз тот случай, когда они могут рискнуть, – возразил Караев, – слишком реальная опасность. Если даже они не арестуют «ликвидатора» в аэропорту, то возьмут его в плотное кольцо наблюдателей. И не упустят до самого отеля.
– У них заказаны номера?
– В разных частях Лондона. Чтобы они не пересекались.
– Правильно, – одобрил Большаков. – Что-то еще?
– Их маршруты тоже продуманы. Кто-то возьмет такси, кто-то арендует машину. У каждого свой путь.
Караев положил на стол папку с подробными разработками маршрутов всех четверых и взглянул на Большакова.
– Через пять дней, – повторил Иван Сергеевич. – Это тот самый случай, когда я не доверяю самому себе. И не поверю в виновность ни одного из этой четверки, пока вы не предоставите мне документальных доказательств. Кажется, я повторяюсь?
– Нет. Если наша затея провалится, значит, мы действительно ошибались. Но боюсь, что мы были правы. «Крот» находиться среди этой четверки.
– Увидим. – Большаков подвинул к себе папку. – Я хочу еще раз все перечитать. Вы сможете оставить ее у меня?
– Не более чем на два часа, – ответил Караев. – Иначе у нас не будет времени.
– Я постараюсь уложиться, – сказал Большаков.
Караев поднялся и вышел из комнаты. Плотно прикрыл за собой дверь. И пошел по коридору. Он подумал, что через пять дней состоится проверка его профессиональной пригодности, ведь в случае провала будет ясно, что он и его помощники грубо ошиблись. И тогда в лучшем случае его отстранят от этой работы, а в худшем~ в худшем просто ликвидируют. За эти дни он узнал практически все о структуре и деятельности их организации. Доверять подобные секреты человеку, утерявшему свой профессионализм, было бы непростительной глупостью.
Тимур вспомнил об Элине, которой не звонил уже несколько дней. Это было больно и несправедливо. Но он не знал, что именно ему нужно сказать, если он наберется решимости и позвонит ей. Он просто не знал, что именно следует говорить в подобных необычных случаях.
ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ ДО НАЧАЛА СОБЫТИЙ. ЛОНДОН
В который раз Виктор Витовченко переступал порог кабинета олигарха Жуковского. И каждый раз его тщательно проверяли охранники, сменявшие друг друга в приемной олигарха. Похоже, Глеб Моисеевич уже не доверял никому, понимая, как приятно будет его многочисленным врагам и соперникам, узнать о гибели человека, знавшего слишком много современных политических секретов.
Витовченко вошел в кабинет, пожал руку хозяину. Тот показал на стул, усаживаясь на свое место.
– Я нашел вашего исчезнувшего друга, Виктор, – сообщил Жуковский. – Синьор Альтафини сейчас в Монако. Пытается провернуть очередную аферу.
– Дайте мне его адрес, – потребовал Витовченко, – я сам полечу в Ниццу и поговорю с этим мерзавцем, который пытался нас надуть.
– Не нас, – сразу возразил Жуковский, – а лично вас, Виктор. Ведь я с самого начала говорил вам, что никакой «красной ртути» просто не существует.
Витовченко пожал плечами. Конечно, никуда он не полетит. В конце концов, он даже заработал на Альтафини, хотя совсем не те деньги, на которые рассчитывал. Но сегодня утром Жуковский вызвал его для важного разговора, как говорил сам Глеб Моисеевич. И поэтому Витовченко приехал сюда загодя и прогуливался вокруг дома, чтобы войти в офис точно в назначенный срок.
– У меня к вам важное дело, Виктор, – сразу заявил Жуковский. – Я хочу, чтобы вы встретились с одним из ваших бывших знакомых, который должен прибыть в Лондон. У него будут важные сведения, которые он сможет вам передать при встрече. Этот человек знает вас давно. И поэтому доверяет только вам. Вы должны с ним встретиться и переговорить.
Жуковский поднялся, прошел по кабинету, подошел к небольшому столику, проверяя какой-то прибор, очевидно исключавший возможность прослушивания. И повернулся к своему гостю.
– Скажу вам прямо, Виктор. Я не знаю, зачем он приезжает и какие именно сведения у него будут. Возможно, это будет очень опасная встреча. Поэтому я готов выделить вам двух наших сотрудников охраны.
– Кто должен со мной встречаться?
– Щербак, – сообщил Жуковский. – Это Алексей Щербак. Вы знали его по совместной работе в ФСБ.
– Конечно, знал, – кивнул Витовченко, – но он работал в технических службах. Мы с ним почти не общались. И насколько я слышал, полковник Щербак уже давно на пенсии.
– Он будет в Лондоне через четыре дня, – сказал Глеб Моисеевич, – и хочет встретиться именно с вами.
– Если так нужно, то мы с ним встретимся, – согласился Витовченко, – только я не совсем понимаю почему вы говорите, что это может быть опасно. Ведь Щербак намного старше меня.
– Вы слышали, что в Москве появилась организация бывших ветеранов спецслужб? – неожиданно спросил его Жуковский вместо ответа.
– Там всегда были такие организации, – уверенно ответил Витовченко, – вы же сами все знаете. Есть ветеранские организации бывших военнослужащих, бывших пограничников, бывших сотрудников милиции. И есть такие организации среди бывших сотрудников Комитета государственной безопасности, хотя пограничники тогда тоже входили в состав КГБ.
– Я не об этом, – отмахнулся Жуковский, – вы меня не совсем поняли. В Москве создана специальная организация ветеранов, которая считает своим долгом завершать все дела, некогда не законченные советскими спецслужбами. Они приводят в исполнение судебные приговоры, вынесенные советскими судами в отношении бывших изменников и предателей.
– Если вы имеете в виду меня, то я не предатель, – обиженно заявил Витовченко, – и в отношении меня суд вынес приговор только в несколько лет тюрьмы. Поэтому вряд ли сюда прилетит кто-нибудь только для того, чтобы меня ликвидировать.
– Я этого не говорил, – возразил Жуковский чуть усмехнувшись, вы пока не совершали столь тяжких преступлений, чтобы по российскому законодательству приговорить вас к высшей мере. К тому же высшая мера в России – это сейчас пожизненное тюремное заключение, а не смертная казнь. Но подобные наказания вам не грозят. Однако Щербак может рассказать вам о новых методах борьбы с неугодными, которые сейчас применяются этой организацией. Эти сведения могут быть нам очень полезны, Виктор. Очень полезны, – повторил Жуковский, – но учтите, что это может оказаться и хорошо спланированной провокацией. Щербак прилетит из Канады, где он проживает последние десять лет. Нет никакой уверенности, что он сам не является членом этой организации. Ведь по-настоящему из КГБ никогда не уходят. И даже вы, уже бросив перчатку своим бывшим коллегам, в душе остаетесь все тем же полковником ФСБ. Или я не прав?
– Не знаю, – раздраженно ответил Витовченко, – я уже давно забыл, что когда-то служил в ФСБ. Они, выходя на пенсию, получают очень приличное пенсионное содержание и хорошую работу. А я сижу здесь без денег, без пенсии, без работы.
– Похоже, вы действительно недовольны своим положением. – Жуковский вернулся на свое место и уселся в кресло.
– А вы довольны? – неожиданно набравшись смелости спросил Витовченко. – Неужели вы хотели именно этого? Сидеть здесь, в Лондоне, и грозить всем издалека. Вы ведь были почти вторым человеком в стране. А кем сейчас стали? Извините, что я так с вами разговариваю, но мне обидно. И за вас, и за себя.
Жуковский покачал головой.
– Какое искреннее сочувствие я слышу, – иронично произнес он, – как, оказывается, вы меня любите, Виктор. Я даже не подозревал.
– Я себя больше люблю, – поняв, что переиграл, мрачно произнес Витовченко.
– Это верно. Себя вы любите больше других. Но «еще не вечер», дорогой Виктор. Если все получится правильно, мы еще вернемся обратно в Москву. И вы займете подобающее вам место. Например, в совете директоров «Газпрома». Или какой-нибудь большой нефтяной компании. Вам ведь хочется скромно сидеть на какой-нибудь трубе и не думать о деньгах, которые оттуда вам капают? Верно?
– Если вернемся, – сказал Витовченко. – В последнее время я начал сомневаться.
– Напрасно, – убежденно произнес Глеб Моисеевич. – Опыт развала Советского Союза и всех перемен, которые произошли за последние двадцать лет, учит нас, что не бывает ничего постоянного. Ничего застывшего в своих формах. Все течет и все меняется. И наше положение может кардинально измениться в ближайшие несколько лет. Или даже раньше.
– Посмотрим, – сказал Витовченко. – В таком случае я буду радоваться больше всех.
– Ловлю вас на слове. – Жуковский встал и, обойдя стол, подошел к поднявшемуся гостю. Пожал ему руку.
– До свидания, – сказал Глеб Моисеевич на прощанье, – и не забудьте, что ваша встреча состоится ровно через четыре дня. В пятницу. В три часа дня, в отеле «Хилтон» на Парк Лайн. Это совсем недалеко отсюда.
– Я знаю, – ответил Витовченко, – до свидания.
Когда он вышел, Жуковский долго сидел за столом, обдумывая разговор. Затем, подняв трубку, набрал знакомый номер.
– Мистер Бультман, это говорит Жуковский. У меня есть очень хорошая кандидатура для встречи с Щербаком.
– Это бывший сотрудник того ведомства, о котором я вам говорил? – поинтересовался Бультман.
– Конечно. Он там работал.
– Прекрасно. Вы рассказали ему о госте из Канады?
– Да, я уже назначил им встречу.
– В пятницу?
– Да.
– В таком случае нам нужно увидеться до пятницы, – предупредил его Бультман.
– Я готов встречаться с вами где угодно и когда угодно, – немного напыщенно заявил Жуковский.
