Все же поначалу командир корабля Бобин, до войны работавший со многими штурманами, испытывал сомнения в способностях Агеева. «Летим – вдруг стучит ногой в дверь (СПУ на борту не было, а дверь рядом, дотянуться до нее легко). Выхожу. Говорит: «Покажи, где находимся». Показываю. Возвращаюсь к себе. Только сажусь расчеты делать – опять стучит. Я еще линейку взять не успел! Я ему на земле говорю: «Командир, ты мне мешаешь работать. Если у тебя есть замечания, делай их после полета».
«Прислушиваться же к моему мнению он стал после одного случая. Всем полком летим в Ленинград с продовольствием, идем над самой водой. По моим расчетам пора делать разворот, а ведущий продолжает лететь прямо. Я выхожу на мостик: «Командир, пора разворот делать, а то сейчас к финнам улетим!» – «Не могу, в строю идем!» – «Ну, выйди вперед, помаши ведущему крыльями, что ли!» Он не выходит, продолжаем лететь прямо. Наконец ведущий нашей тройки Борис Григорьевич Езерский резко разворачивается влево, и мы следуем за ним на Ленинград. А головная группа не повернула. В итоге напоролись они на зенитки, те им дырок понаделали. После этого случая Коля стал к моим словам прислушиваться.
СПУ на ТБ-третьих не было, потому в полете между собой знаками переговаривались. Для связи между радистом и штурманом имелась пневмопочта. Командир, вызывая меня к себе, ногой в дверь стучал; пользовался также сигнализацией боковой наводки: если у меня на пульте загорались все три лампочки – значит, вызывают на мостик. А второй пилот наш, Леша Васильев, свистел здорово. Сильно свистел – в два пальца – так, что даже рев моторов перекрывал: Это его умение мы использовали как сигнал о появлении немецких истребителей».
История этого сигнала такова. Нет-нет, да и происходили случаи обстрелов нашими истребителями своих самолетов – независимо от того, заходили они в запретные зоны или нет. «А однажды под Ковровом они сбили ТБ-3. И вот мы должны были, идя на боевое задание, пролетать возле станции Бабаево, которую прикрывали наши истребители ПВО. На постановке задачи нас поэтому предупредили, чтобы, когда будем проходить рядом со станцией, дали сигнал ракетой: «Я – свой!»
Летим из Ленинграда. На траверзе слева, километрах в трех – аэродром ПВО и станция Бабаево, я их наблюдаю. Ставлю на карте отметку «ДМ» (действительное место). И тут мне удары ногой в дверь. Я выскакиваю с ракетницей наверх через свою турель, даю ракету – ив это время прямо над нами, метрах в пятидесяти, проскакивает Ю-88.
Сели на аэродром, командир – ко мне: «Ты что?! На тебя немец идет, а ты ему сигнал даешь: «Я – свой!» – «Так ведь проходили станцию, а тут еще ты стучишь и пальцами показываешь: «Стреляй!» – «Да, бывают же такие совпадения…» После этого случая я Леше и говорю: «Ты свистеть умеешь здорово, свисти, когда истребители будут появляться, тебя и стрелки услышат».
Наш экипаж в полку был, наверное, единственный, который практически не менялся из вылета в вылет. Потому и была высокая слетанность. Когда Коле Бобину давали время отдыха, он говорил: «И штурман тоже со мной отдыхает». Он редко летал с другим штурманом. Сам я тоже редко переходил на другие корабли.
С Пашей Алексеевым несколько раз летал под Сталинград на его 13-й машине. И, несмотря на номер, который она имела, вылеты проходили на редкость удачно.
Весной 1942-го в один из дней на аэродроме подскока Ям-Хотилово остался без самолета. Вместе с нами производил доставку грузов под Старую Руссу 14-й полк, и в это же время летчик Савельев из этого полка остался без штурмана: тот был ранен. С разрешения командования я сделал в экипаже Савельева несколько вылетов.
Несколько вылетов сделал в экипаже Судакова. 24 апреля 1943 года вместе с нами вылетел контролер – наблюдать удары по аэродрому Мокрая (Запорожье). Садился он в ТБ-3 жгучим брюнетом, а вылез совершенно седым и зарекся с тех пор летать на боевые задания. А мы такие вылеты, как на тот аэродром, совершали каждую ночь.
Коля Бобин меня обучал управлению самолетом. Говорил: «Учись, Леха, все может пригодиться – война!» И, видимо, у меня неплохо получалось; я частенько после отхода от цели и пролета линии фронта стал занимать место летчика – то на правом, то на левом сидении. После отхода от цели Коля спускался ко мне в кабину; поборемся с ним, разомнемся (тяжело ведь сидеть несколько часов на одном месте!), а потом он говорит: «Пойди, попилотируй, а я немного отдохну». В штурманской кабине, в «люльке», самолетные чехлы – он на них приляжет, отдохнет часок, и потом возвращается на свое место».
Вылеты на бомбометание в тяжелобомбардировочных полках с самого начала войны стали чередоваться с транспортными рейсами, выброской десантов в тыл противника. Среди прочих, поручались экипажам и не совсем обычные задания. «С Колей в октябре 1941-го производили доставку под Мценск танкеток. Взлетали с Тейково. За 10-15 минут до посадки по моей команде экипаж танкетки занимал места в своей машине и запускал двигатель. Как только самолет касался колесами земли и на тормозах снижал скорость пробега до нужной, я отцеплял танкетку, та – вперед и вбок, – выезжала из-под самолета, а ТБ-3 сразу же шел на взлет.
Однажды дали задание уничтожить переправу в районе деревни Устье, под Воронежем. Вышли в указанный район, ходили-ходили – нет ничего. Дай, думаю, проведу разведку боем! И сбросил РРАБ. И вдруг вижу… пожар на воде. Никаких катеров на реке не было. По возвращении в донесении записал, что точно установить не удалось, но. по-видимому, бомбы попали в переправу Потом другие экипажи проводили разведку, и в районе деревни Петино. на противоположном, западном берегу, обнаружили скопление техники А нам объяснили, что немцы прокладывают понтонные переправы сантиметров на 15 ниже уровня реки, только перила из воды торчат. И когда рябь идет, переправу обнаружить невозможно, тем более – ночью»
Весной 1942 года 7 полк осуществлял снабжение попавших в окружение частей Белова и Ефремова. «Вылетали под Вязьму с продовольствием Бомбодержатели заделывали фанерой, снимали створки бомболюка и проем перекрывали веревками, крест-накрест. И на эту сетку наваливали мешки с продуктами Борттехник Степан Иванович Бокун и его помощник Костя Голубев в полете вставали у проема с ножами наготове Как только подлетали к месту выброски, по моему сигналу они резали веревки. и весь груз летел вниз. А в это время, бывало, выше нас шел «Юнкерс» и сыпал бомбами».
Летом 1942 года под Вязьму и Дорогобуж полки 53 АДДД доставляли войскам Белова военные грузы и продовольствие. ^Чувствуя прямую связь между полетами транспортников через линию фронта и сокрушающими рейдами Красных конников по тылам Вермахта, немцы задействовали крупные силы ПВО для срыва воздушных перевозок. Их противодействие стало давать свой эффект. «Вылетел в экипаже Варфоломеева на доставку войскам зенитной пушки В районе Юхнова взяли нас в прожектора и начали бить Варфоломеев резко отвернул в сторону, я чувствую – сейчас завалимся. и сбросил пушку. Потом, на аэродроме, подходил начальник политотдела – выяснять: почему не доставил ее по назначению Объяснил ему все. и он говорит: «Молодец! Черт с ней. с пушкой, что пропала, а так бы потеряли заодно и самолет, и экипаж!»
Весной 1942 года полк доставлял грузы нашим войскам в районе Демянска Хотя маршрут полета ТБ третьих противнику был известен, поначалу его истребители в районах выброски не появлялись – видимо, из-за раскисших по весне грунтовых аэродромов истребительная авиация оказалась прикованной к земле. А может, не было в этом районе и самих истребителей-ночников.
Но вот в одну из ночей ТБ-3 Николая Бобина, следовавший с грузом в район Демянска, был атакован «Мессершмиттом» Стрелки не дремали Иван Зарезаев открыл ответный огонь из башенного УБТ Истребитель отвалил в сторону и. уходя со снижением, скрылся в темноте
И это был не последний успех экипажа Бобина в борьбе с воздушным противником 31 декабря 1942 года за успешное бомбардирование немецкого аэродрома у села Глебовщина Н А Бобину, первому в 7 АП ДД. присвоили звание Героя Советского Союза
