следовать инстинктам – своим собственным инстинктам, не его – и делать то, что кажется правильным.
Марианна порывисто обняла ее. Поля их шляпок столкнулись, и обе подруги расхохотались.
– Я так горжусь тобой, Грейс. Ты проделала такой долгий путь к осуществлению тоста Пенелопы.
Благодаря Рочдейлу, который, впервые в жизни заставив ее почувствовать себя женщиной, заставил подвергнуть сомнению вещи, которые она долгое время принимала как нечто само собой разумеющееся.
Подруги продолжили прогулку в сторону плаца, где тесным строем маршировали солдаты. Грейс взяла Марианну под руку, благодарная, что у нее есть хорошая подруга, готовая рассказать ей правду, не важно, насколько неудобна эта правда. Каким был бы ее брак с епископом, если бы у нее была такая подруга раньше?
– Я сделаю еще один дерзкий шаг, – сказала Грейс, – к тому освобождению, о котором говорила Пенелопа. Я поеду сегодня вечером в оперу. С Рочдейлом.
Глаза Марианны расширились.
– Ты готова публично объявить о связи с ним?
Грейс пожала плечами:
– Нас уже видели танцующими на балах и разговаривающими на вечеринках. Никто не удивится, увидев нас вместе в опере.
– Но он будет сопровождать тебя. Ты приедешь с ним и уедешь с ним, а не встретишься случайно, как это было бы на вечеринке. Могут начаться разговоры.
– Могут. Завтра утром Маргарет наверняка будет у моего порога. Но даже если Рочдейл и я никогда не станем любовниками, он – мой друг, и я не стыжусь этого. Мне нравится думать, что моя репутация достаточно безупречна, чтобы выдержать появление вместе с ним на публике.
Марианна выгнула бровь.
– Возможно, его репутация улучшится, когда его увидят с тобой.
Грейс рассмеялась:
– Ему это не понравится. Он часто советует мне не пытаться изменить его. Ему нравится репутация отъявленного негодяя.
– Да, он действительно изменил тебя, – сказала Марианна, в ее темных глазах плясали веселые искорки. – Кто знает? Ты можешь стать самой веселой из «веселых вдов». Я никогда и не мечтала увидеть тебя, самую «туго зашнурованную» из всех нас, распустившей шнурки, позволившей себе немного свободы, но я так рада, что ты это сделала.
И Грейс тоже была рада этому.
Как минимум дюжина пар театральных биноклей была направлена на ложу Рочдейла в «Ковент-Гарден». Другие проявили свое любопытство не так явно. И все же Грейс сидела рядом с ним, холодная и спокойная, внешне никак не тронутая суматохой.
– Вы очень хорошо справляетесь с этим, моя дорогая, – сказал Рочдейл.
Она повернулась к нему и улыбнулась:
– Возможно, они просто восхищаются моим платьем.
Он улыбнулся:
– Да, наверное, так оно и есть. Как глупо с моей стороны предполагать другое. Сегодня вы выглядите потрясающе. Платье великолепно. Какой яркий оттенок цвета, и в то же время спокойный и скромный по стилю наряд, подобающий уважаемой даме. Платье прекрасно подходит к этому случаю. И идет вам.
Платье было девственно-белым, из мягкой шуршащей ткани с блестящим отливом. Низко вырезанный корсаж закрывал прозрачный белый шелк, заканчивающийся высоко у горла кружевом. Если посмотреть поближе, что Рочдейл, разумеется, и сделал, под шелком можно было заметить смутную тень там, где сходились округлости грудей. Для случайного или далекого зрителя Грейс казалась очень пристойно закрытой до самого горла. Край прямоугольного выреза корсажа, так же как и подол, были украшены полосой яркой разноцветной вышивки. Поверх платья Грейс надела бордовый плащ с высоким воротником, украшенный такой же яркой вышивкой, что и платье. Это был наряд сдержанной элегантности. Рочдейл гордился своей дамой. Некоторые особо ярые ревнители приличий смотрели на нее неодобрительно за то, что ее ведет под руку такой мерзавец, но большинство джентльменов смотрели на него с завистью, ведь он ведет под руку такую красивую женщину.
– Признаюсь, – сказала Грейс, – что на самом деле я провела очень много времени, выбирая подходящее платье. Понимаете, это особенное событие. Это первый раз, когда я появляюсь в театре с мужчиной, который не является моим мужем.
– И к тому же ничуть не похожим на вашего покойного мужа. Я польщен, что вы приняли мое приглашение, моя дорогая. Я думал, что это будет для вас затруднительно, учитывая, что мы непременно привлечем внимание. Нечасто такая респектабельная леди посещает мою ложу. Честно говоря, это, наверное, первый раз.
– А поскольку я никогда не приезжала в сопровождении всем известного распутника, думаю, мы сравняли счет.
– Люди подумают, что либо вы стали легкомысленной, – заметил он, – либо это я изменился.
– Давайте опровергнем все их домыслы, оставшись теми, кто мы есть.
– Вдова епископа и распутник.
Грейс тихо усмехнулась:
– Звучит как название водевиля.
– В котором прекрасную и добродетельную юную вдову соблазняет злой распутник…
– …он сразу же бросает ее, достигнув своей цели и доказав, что ни одна женщина, как бы добродетельна она ни была, не останется равнодушной к его чарам…
– …но будучи более сильной, чем он, она смеется в лицо обществу…
– … довольная, что ее наконец-то заставили снять траур…
– …потому что черный никогда не был ей к лицу…
– …и она бежит в Париж, чтобы там родить от него ребенка…
– …которого содержит тем, что открывает первоклассный бордель…
– …чтобы посетить бордель, наш распутник пересекает Ла-Манш, услышав об исключительных… м-м…
– …талантах его обитательниц…
– …но его пленяет очаровательная владелица, хотя он и не узнает ее.
– …потому что она носит парик и имитирует французский акцент…
– …но как бы сильно он ни старался, она не сдается ему, потому что хочет отомстить за то, что он бросил ее…
– …но в конце концов она не может устоять перед его неотразимым очарованием и сдается…
– …и в этот момент выясняется, что он все время знал, кто она такая. Они падают друг другу в объятия, заявляя о своей вечной любви…
– …и живут после этого долго и счастливо. – Рочдейл улыбнулся. – Неплохой сюжет, моя дорогая. Возможно, нам следует записать это и продать Шеридану для «Друри-Лейн».
Грейс рассмеялась глубоким грудным смехом, который всегда заставал его врасплох. Этот звук был настолько пьянящим и страстным, что у него по спине бежали мурашки, вызывая желание приложить ухо к ее животу – предпочтительно к ее обнаженному животу – и ощутить щекой его нежную вибрацию.
Он заметил, как при звуке ее смеха еще больше голов повернулись в их сторону. Она тоже это заметила, потому что быстро овладела собой и спряталась за веером. Но Рочдейл видел, что она все еще улыбается.
Грейс повернулась к нему боком, наблюдая, как зрители рассаживаются по своим местам в ложах и на галерее, а в партере суетится простой люд. Она убрала непослушную прядь в то, что на первый взгляд казалось простым шиньоном, заколотым высоко на затылке. Но на самом деле это было сложное сооружение из закрученных прядей, свернутых кос и золотых гребешков. Как и все остальное в Грейс Марлоу, оно было гораздо сложнее, чем казалось.
С того дня в Марлоу-Хаусе, когда Рочдейл так разрывался между чувством вины и злостью на себя за эту вину, он перестал пытаться поставить ее в один ряд с другими женщинами, перестал пытаться убедить себя, что она ничем не отличается от всех остальных. Честно говоря, он перестал думать вообще и просто следовал за ней к непринужденной дружбе.
Но в этом не было ничего легкого. Он смотрел на нее и понимал, что она будет задачкой – его прекрасная золотоволосая Грейс с совершенным патрицианским профилем и почти непристойным смехом. Задачкой, потому что она становилась для него более чем просто средством выиграть пари. Задачкой, потому что в такие моменты, как этот, влечение, которое он чувствовал к ней, было совершенно реальным, а не изображаемым ради того, чтобы добавить Альбиона в свою конюшню. И самое главное, задачкой потому, что вожделение, которое он совершено естественно чувствовал к ней, постепенно смешивалось с чем-то другим, с чем-то, что он не хотел анализировать и определять, но что угрожало перевернуть всю его жизнь.
– О Господи! – воскликнула она, глядя сквозь бинокль наложу с Противоположной от сцены стороны. – Мы, похоже, перестали быть главной сенсацией. Все глаза теперь устремлены на герцога Камберленда и очень ярко одетую молодую женщину рядом с ним. – Она опустила бинокль и повернулась к Рочдейлу: – Мы больше не сенсация. Какое падение.
Он рассмеялся, потом поднес ее руку в перчатке к своим губам.
– Ах, Грейс. Вы никогда не перестанете восхищать меня.
Она бросила на него насмешливый взгляд:
– Значит, я вам действительно нравлюсь? Я хочу сказать – на самом деле?
Он удивленно вскинул брови:
– Ну конечно!
– Даже несмотря на то что я педантичная епископская вдова?
Он рассмеялся:
– Вопреки этому. Вообще-то вы нравитесь мне, потому что понимаете – и в глубине души всегда понимали, – что вы больше чем вдова епископа. Что вы можете быть гораздо больше, чем просто вдовой епископа.
Она высвободила руку и снова отвернулась к ложам напротив, которые теперь были почти заполнены.
– Однажды кое-кто намекнул мне, что вы не любите женщин.
– Странное заявление, учитывая историю моих похождений.
– Намек был на то, что вам нравится… получать от женщин удовольствие, но на самом деле они вам не нравятся. Как люди, я хочу сказать.
Какой
