легко, но я не могу. Я не хочу быть причиной падения хорошей женщины. Я слишком люблю вас, чтобы совершить такое. Мне жаль, Грейс. Правда жаль.
Он отвернулся от ее широко открытых от недоверия глаз и вышел, закрыв за собой дверь. Придя в свою спальню, он рухнул в кресло, оперся локтями о колени и закрыл лицо ладонями.
Черт, черт, черт!
Каким же он был дураком. Он не верил, что это может случиться, не понимал, что это уже случилось. Рочдейл, испорченный, беспринципный развратник каким-то образом превратился в благородного болвана, каким хотела его видеть Грейс. Он только что, впервые более чем за двенадцать лет, сделал что-то совершенно бескорыстное.
Почему же тогда он чувствует себя так отвратительно?
Глава 14
Как он посмел!
Грейс стояла в комнате, одетая в красивую ночную рубашку, и смотрела на закрытую дверь, не веря своим глазам. Она скрестила руки на груди и задрожала. Не от холода, а от чистого, раскаленного добела бешенства.
Как смел он привезти ее в такую даль, в Ньюмаркет, заставить надеть на себя эту тонкую ночную рубашку, целовать ее почти до бесчувствия – Боже мой! – касаться ее обнаженной груди… а потом уйти. Что с ним не так, если он вдруг так резко передумал?
Или что не так с ней?
Нет, это не ее вина. Не ее. Она не сделала ничего плохого. Рочдейл оскорбил ее, оставив одну, возбужденную и сконфуженную. Он должен был понимать, чего ей стоило надеть эту рубашку и предстать перед ним практически голой. Он должен был понимать, как повлияет на нее его вид в одном халате – она была уверена, что под халатом на нем ничего не было, – в вырезе которого виднелись шея и грудь, покрытая темными волосами. Он должен был знать, что она чувствует, когда он прикасается к ней.
И. все же он сбежал. Будь он проклят!
Грейс решила позволить ему затащить себя в постель. Это было тяжелое решение, невероятное и меняющее всю жизнь, но, черт побери, она решила и приготовилась довести дело до конца. Она была готова позволить Рочдейлу заняться с ней любовью. Больше чем готова, она хотела этого. Действительно хотела. Она хотела испытать физическую страсть, о которой так часто говорили «веселые вдовы», и Рочдейл был единственным мужчиной, которому она, неопытная, могла довериться. Потому что она нравилась ему, он уважал ее и знал, какой это для нее значительный шаг.
Она не могла не нервничать из-за этого. Она никогда раньше не видела мужскую обнаженную грудь. Она никогда не позволяла мужчине видеть, а тем более прикасаться к своей обнаженной груди. Естественно, это заставляло ее нервничать.
Может быть, его отвратило это? Тот удивленный вскрик, когда он коснулся ее груди? Разумеется, он понимал, какой испуг – и волнующее наслаждение – она испытала. Но возможно, он принял потрясение за страх и посчитал, что она не готова к такой близости. Или решил, что ему неинтересно обучать такую пугливую неопытную женщину.
В конце концов, он не посчитал ее достаточно желанной, чтобы заниматься с ней любовью, хотя изначально именно это и собирался сделать. Но нет, она чувствовала его желание. По тому, как он возбудился, как прижимался к ней, по его настойчивости, по голоду в его поцелуях, в его ласках. А как он купался в ее волосах! Грейс едва не потеряла сознание от того, как нежно он трогал их, как будто это было бесценное золото. Он заставил ее чувствовать себя прекрасной, желанной, и она была более чем готова сделать то, что делала в своем сне.
Но он отказал ей в этом наслаждении.
Хотя Грейс избавилась от «мантии» вдовы епископа, возможно, Рочдейл был не в силах видеть дальше этого образа. Возможно, он обнаружил, что все-таки не сможет вынести физической близости с таким образцом совершенства.
Она устала быть вдовой епископа; Рочдейл поощрял ее порывы создать свою собственную жизнь. Он научил ее хотеть большего, и, Бог свидетель, она хотела. Он показал ей, что такое желание. Не греховные порывы, которые епископ заставлял ее подавлять. А честное, естественное желание к мужчине. Он научил ее этому, и она хотела большего. Она хотела страсти и любви. Господи, она умирала от этого желания, так же как пьяница умирает от желания получить очередную бутылку.
Будь Рочдейл проклят за то, что заставил ее хотеть всего и отказался дать ей это. Будь он проклят, что вознес ее тело на такие высоты и не закончил работу. Будь он проклят, что оказался таким трусом!
Нет, он так просто не отделается. Грейс больше не зажатая, сдержанная, тихая мышка, которой когда-то была. Он хотел, чтобы она стала сильной, независимой, самостоятельной женщиной, и она ею стала. Она определенно чувствовала себя новой женщиной. Прежняя Грейс никогда бы не осмелилась поехать в Ньюмаркет с пресловутым лордом Рочдейлом. Да, она изменилась. Но, Бог свидетель, Рочдейл еще не видел всей силы этой новой Грейс Марлоу.
Дверь его спальни с громким стуком распахнулась, ударившись о стену. Рочдейл поднял глаза и увидел Грейс, стоящую посреди комнаты в розовой ночной рубашке, уперев руки в бока, всей своей нежной кожей источая гнев и ярость.
– Какой же вы трус! – выпалила она.
Он покачал головой:
– Нет, Грейс, это не трусость. Я просто впервые в жизни пытаюсь сделать что-то хорошее. – А видя ее такой, было очень трудно сохранить эти добрые намерения.
– И это хорошо – оставить меня одну, обуреваемую желанием?
– Я сожалею, Грейс. Это было непростительно.
– Да, непростительно. И трусливо. Вы боитесь соблазнить меня. Боитесь призрака епископа Марлоу.
– Нет, Грейс, это не…
– Но я больше не буду жертвой этого призрака. Вы сами научили меня этому. Я не вдова епископа. Я просто Грейс Марлоу, обычная женщина с обычными потребностями. Вы привезли меня сюда, чтобы соблазнить, и я готова, я жду, что вы это сделаете. Вы поставили себе цель возбудить меня, и, Бог свидетель, вам это удалось. А теперь вы решили оставить меня неудовлетворенной. Как вы смеете быть таким жестоким?
Каждое слово было как клинок, вонзаемый в его живот.
– Вы правы. Я действительно заставил вас отдаться страсти. Вы были вызовом, перед которым я не мог устоять.
– Я знала это. Я всегда знала это. Но мне нужен был этот ваш вызов. Мне нужно было измениться, прекратить быть такой закрытой, неприкасаемой. Вы помогли мне понять, что я могу быть чем-то большим. Вы заставили меня почувствовать себя женщиной, желанной женщиной, в первый раз в жизни. С тех пор как я узнала вас, я ожила. Я даже мечтала о том, чтобы разделить с вами постель. Но из-за какой-то извращенной чести вы отказываетесь исполнить мои мечты.
Клинок погрузился глубже, кромсая внутренности на лоскуты. Нет, он слишком заботится о ней, чтобы стать инструментом ее падения.
Взывая к лучшему в ней, Рочдейл процитировал Писание:
– «Берегись ложных пророков, которые приходят к тебе в овечьей шкуре, но внутри они хищные волки».
– Но вы никогда не надевали овечью шкуру, Джон. Вы никогда не делали вид, что вы не волк. И даже если я видела в вас больше хорошего, чем вы позволяете видеть другим, я всегда остерегалась хищного волка. Я знаю и хорошее, и плохое в вас, и я хочу и то и другое. Я хочу всего вас. – Грейс спустила рубашку с плеч, и она соскользнула на пол. – Я хочу отдать вам всю себя.
Его глаза расширились, он резко втянул воздух. Она стояла перед ним, обнаженная и бесстыдная, одетая только в свет свечи, стоящей на соседнем столике, Господи, она великолепна. Высокая и стройная, она была не пышной, но изящно-пропорциональной; с грациозными изгибами. Ее груди были небольшими, но крепкими и очаровательными, с темными сосками, восставшими от возбуждения. Тонкая талия, живот не совсем плоский, а нежно-округлый, бедра широкие, но не слишком, а ноги длинные и стройные.
И каждый обнаженный дюйм этой совершенной плоти светился розовым, как он и ожидал.
Рочдейл встал и подошел к ней.
– Моя дорогая Грейс, вы ведете себя так, что мне очень, очень трудно вести себя благородно. – Он протянул руку к длинным роскошным волосам, которые так долго мечтал увидеть вот такими, свободно рассыпавшимися по ее плечам. Он поднял их, и они заструились сквозь его пальцы, как вода. Все, довольно. К черту добрые намерения, сейчас он уже не может ей сопротивляться.
– Благородным поступком было бы закончить то, что вы начали, – сказала она.
К его удивлению, она потянулась к поясу его халата и развязала его. Ее глаза расширились, когда халат распахнулся, открыв его наготу и неистовое желание. Не утратив смелости, Грейс стянула тяжелую парчу с его плеч. Он повел плечами, и халат упал на пол.
Рочдейл взял ее руки и отстранил от себя, они оба изучали тела друг друга. Ее румянец стал гуще, и он улыбнулся:
– Вы никогда раньше не были обнаженной с мужчиной, да?
Она покачала головой, ее взгляд все еще скользил по его телу.
– Вы… очень хорошо сложены, Джон. Прекрасно, честно говоря.
– Единственное слово, каким я могу описать вас, моя дорогая, это совершенство. Для меня честь, что мне позволено смотреть на вас. Быть первым, кто это делает.
– Я хочу прикасаться к вам, Джон. Чувствовать вашу кожу своей.
– Я ваш слуга, мадам. – Он заключил ее в объятия и поцеловал.
Пока они исследовали тела друг друга, поцелуй становился все безумнее и необузданнее. Она издала жалобный стон, он ласкал ее грудь, его пальцы играли с соском. Ее колени, кажется, немного подогнулись, и он схватил ее на руки и отнес на кровать.
Они быстро превратились в клубок сплетенных рук и ног, продолжая целоваться и целоваться. Грейс купалась в ощущениях, которых никогда не могла и представить. Даже ее яркие сны не могли сравниться с этим.
