стороны.
Уин гневно уставилась на Кева.
– Он возвратил мне здоровье, а ты отплатил ему этим?
– Вы сами вернули себе здоровье, – сказал Харроу. – Вы выздоровели благодаря собственным усилиям.
Взгляд Уин потеплел, когда она обратила его на доктора.
– Благодарю. – Но когда она вновь перевела взгляд на Кева, тепла в нем не было. – Ты собираешься извиняться, Меррипен?
Рохан тут же вывернул ему руку.
– Сделай это, черт тебя дери, – пробормотал Рохан. – Ради семьи.
Злобно уставившись на доктора, Кев сказал на цыганском:
– Ка кслиа ма пе тьют (Мне на тебя на…).
– Что означает, – торопливо перевел Рохан, – прошу простить за непонимание. Давайте расстанемся друзьями.
– Те малавел лес и менкива (Чтобы сдохнуть тебе от поганой болезни), – добавил Кев для пущей убедительности.
– В буквальном переводе, – сказал Рохан, – это означает следующее: «Чтобы в вашем саду было полным-полно отличных жирных ежей». Что, могу я добавить, у цыган считается благословением.
Харроу, судя по его выражению, отнесся к переводу скептически, но пробормотал:
– Я принимаю ваше извинение. Ничего страшного не произошло.
– Простите нас, – любезно сказал Рохан, по-прежнему удерживая руку Кева за его спиной. – Продолжайте завтракать, пожалуйста. У нас есть кое-какие дела. Пожалуйста, передайте Амелии, когда она встанет, что я вернусь примерно к полудню. – И он вывел Кева из комнаты. Лео последовал за ними.
Как только они вышли из номера в коридор, Рохан отпустил Кева и повернулся к нему лицом. Проведя рукой по волосам, Рохан устало спросил:
– Чего ты хотел добиться?
– Удовольствия.
– Не сомневаюсь, что удовольствие ты бы получил. Уин, однако, судя по всему, удовольствия от этого не получила.
– Почему Харроу здесь? – дрожащим от гнева голосом спросил Кев.
– Я могу ответить на этот вопрос, – сказал Лео, небрежно прислонившись плечом к стене. – Харроу хочет получше познакомиться с Хатауэями. Потому что он и моя сестра… близки.
Кев внезапно почувствовал такую тошнотную тяжесть в желудке, словно проглотил пригоршню речной гальки.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил он, хотя ответ знал и так. Ни один мужчина, знакомый с Уин, не мог не влюбиться в нее.
– Харроу вдовец, – сказал Лео. – Вполне приличный мужчина. Больше привязан к клинике и своим пациентам, чем к чему-либо другому. Но он человек утонченный, повидавший мир, к тому же дьявольски богат. И он коллекционирует красивые вещи. Он знаток тонких вещиц.
Каждый из присутствующих понял намек. Уин действительно была бы весомым дополнением к его коллекции.
Задать следующий вопрос было нелегко, но Кев заставил себя сделать это.
– Уин он нравится?
– Я не думаю, что Уин знает, какая часть того, что она чувствует к нему, является благодарностью, а какая настоящей привязанностью. – Лео многозначительно посмотрел на Кева. – И есть еще целый ряд неразрешенных вопросов, на которые она должна сама найти ответ.
– Я поговорю с ней.
– Я бы на твоем месте не стал делать этого прямо сейчас. Подождал бы по крайней мере до тех пор, пока она не остынет. Она на тебя сильно рассержена.
– За что? – спросил Кев, гадая, не призналась ли Уин брату в том, что произошло прошлой ночью.
– За что? – Лео скривил губы. – Выбор настолько богат, что я даже не знаю, с чего начать. Если отбросить сегодняшний утренний инцидент, то… Кстати, как насчет того, что ты ни разу не написал ей?
– Я писал, – раздраженно сказал Кев.
– Одно письмо, – согласился Лео. – Отчет о сельскохозяйственных работах. На самом деле она мне его показывала. Как можно забыть щемящее душу повествование об удобрении полей возле восточных ворот? Скажу тебе, та часть, где ты писал об овечьих экскрементах, буквально вышибла у меня слезу. Это так сентиментально и…
– А о чем, по ее мнению, я должен был писать? – возмущенно воскликнул Кев.
– Не трудитесь объяснять, милорд, – сказал Кэм, увидев, что Лео открыл рот. – Цыган никогда не станет доверять свои сокровенные мысли бумаге.
– Цыган не станет управлять поместьем, строительством и фермерами- арендаторами, – ответил Лео. – Но он это делает, не так ли? – Лео сардонически усмехался, глядя, как надулся Кев. – По всему видно, что из тебя, Меррипен, получился бы куда лучший хозяин поместья, чем из меня. Посмотри на себя… Ты одет как цыган? Ты проводишь жизнь у ночных костров или все же просиживаешь часами в кресле за столом над бухгалтерскими книгами? Ты спишь на голой земле под открытым небом или в уютной постели? Да и говоришь ли ты как цыган? У тебя даже акцент пропал. Ты говоришь как…
– Что ты хочешь сказать? – резко перебил его Кев.
– Только то, что ты идешь на компромиссы на каждом шагу с тех пор, как оказался в нашей семье. Ты сделал все, что должен был сделать, чтобы быть ближе к Уин. Так что не будь лицемером и не прикрывайся тем, что ты цыган, когда у тебя наконец появился шанс на… – Лео замолчал и поднял глаза к потолку. – Господи. Это слишком даже для меня. А я-то думал, что меня ничем не проймешь. – Он посмотрел на Рохана с кислой миной. – Поговори с ним. А я пойду пить чай.
Он вернулся в номер, оставив Рохана и Кева в коридоре.
– Я не писал об овечьих экскрементах, – пробормотал Кев. – Там было другое удобрение.
Рохан безуспешно пытался подавить ухмылку.
– Как знаешь, фрал, но слово «удобрение», пожалуй, не слишком уместно в письме к леди.
– Не зови меня так.
Рохан пошел по коридору.
– Пойдем со мной. Я хочу дать тебе одно поручение.
– У меня и так довольно дел.
– Это опасное дело, – сказал Рохан, надеясь его уговорить. – Возможно, придется кое с кем подраться. Я знал, что это тебя убедит.
Что Кева больше всего раздражало в Кэме Рохане, так это его настойчивое стремление выяснить происхождение и смысл татуировок. Вот уже два года он не терял интереса к тому, чтобы найти разгадку тайны.
Несмотря на огромное количество дел и немалую ответственность, которую Рохан взвалил себе на плечи, он никогда не упускал возможность продвинуться в разгадке тайны. Он усердно искал свое племя, по кусочкам собирал информацию, расспрашивая цыган, которые вставали табором неподалеку от столицы. Но создавалось впечатление, что племя Рохана таинственным образом исчезло с лица земли или, возможно, отправилось на другой ее конец. Возможно, ему так и не удастся найти их – для цыган границ не существовало, как не было гарантий того, что они когда-либо вернутся в Англию.
Рохан пересмотрел записи о заключении браков, о рождениях и смертях, чтобы найти там упоминание о своей матери Соне и о себе, но до сих пор ничего не нашел. Он также консультировался с экспертами по геральдике и специалистами по истории Ирландии, чтобы выяснить возможное значение символа «пука». Но все, что он услышал от них, – это знакомые легенды о коне ночных кошмаров, о том, что он говорит человеческим голосом, что появляется в полночь, зовет тебя, и ты не в силах отказаться и не прийти на зов. Ты уйдешь с ним и, если удастся вернуться живым с этой безумной ночной скачки, уже никогда не будешь прежним.
Кэм также не смог выяснить, какая связь существовала между фамилиями Рохан и Меррипен, распространенными среди цыган. Поэтому Рохан решил, что должен разыскать кого-нибудь из племени Кева, кого-то, кто знал тайну его происхождения и, следовательно, мог пролить свет и на происхождение самого Рохана.
Кев принял идею Рохана в штыки, что неудивительно.
Они оба направлялись в сторону конюшен отеля, когда Рохан посвятил Кева в свой план.
– Они оставили меня умирать, – сказал Кев, – а ты хочешь, чтобы я помог тебе их найти? Если я увижу кого-то из них, в особенности барона, я удавлю его голыми руками.
– Отлично, – примирительно сказал Рохан. – Но только после того, как он расскажет тебе о татуировках.
– Никто не скажет тебе ничего, кроме того, что рассказал я, – это знак проклятия. И если ты когда-нибудь выяснишь, что он означает…
– Да-да, я знаю. Нам конец. Но если я ношу проклятие на руке, Меррипен, то должен кое-что о нем знать.
Кев взглянул на Кэма так, что если бы взглядом можно было убить, то Рохан тут же свалился бы замертво. Кев остановился в углу конюшни, где на полках были аккуратно разложены щипцы для подков, кусачки и напильники.
– Я никуда не пойду. Придется тебе искать мое племя без меня.
– Ты нужен мне, – возразил Рохан. – Ведь место, куда мы направляемся, – кеккено мушес пув.
Кев уставился на него, словно не поверил в то, что услышал. «Кеккено мушес пув» переводится как «ничья земля». Так назывался пустырь, расположенный на южном берегу Темзы. На этом пустыре теснились оборванные цыганские шатры, несколько разваливающихся кибиток, злобные собаки и почти столь же злобные цыгане. Однако настоящая опасность состояла не в этом. На этом пустыре обитало еще одно племя, не цыганское, под названием хороди, племя бродяг и отщепенцев. По большей части то были люди англосаксонского происхождения, но в отличие от своих цивилизованных собратьев хороди не знали морали и традиций, были способны на низость и на любую жестокость. Приближаться к ним означало буквально напрашиваться на неприятности. Едва ли в Лондоне можно найти место более мрачное и опасное, за исключением разве что некоторых трущоб в Истсайде.
– Отчего ты думаешь, что людей моего племени можно найти на «ничьей земле»? – спросил Кев, изрядно потрясенный самой идеей. Наверняка даже под предводительством недоброй памяти барона они не могли пасть так низко.
– Не так давно я встретил чала из племени босвил. Он
