крышку. Внутри оказался набор аптекарских пузырьков. Каждый был подписан четким, разборчивым почерком.
– Ваша светлость, вам нужен порошок от пуль. Полковник сам его подписал.
Кэтрин вынула пузырек и передала его Энни, но знахарка отмахнулась:
– Хочешь посыпать, посыпай, но тогда сама и перевязывай его.
Кэтрин повернулась к Уоллесу:
– Проводи эту женщину из Балидона. Неужели в замке нет больше никого, кто умеет лечить? Может быть, послать за кем-нибудь? Чтобы человек был добрый?
Лицо Уоллеса вспыхнуло.
– Я поищу, ваша светлость. Кэтрин кивнула:
– Поищи, Уоллес. – Она перевела взгляд на Энни, которая усмехалась беззубым ртом: – Я не хочу, чтобы вы подходили к моему мужу.
– Ты меня еще позовешь, дочка фермера. А я могу не прийти. – И знахарка ушла.
Кэтрин обратилась к слугам, которые толпились в ногах кровати:
– Благодарю вас за ваше сочувствие, но сейчас герцогу нужен покой.
Молодая служанка сделала книксен и, краснея, сказала:
– Ваша светлость, он – наш герцог. Кэтрин кивнула, показывая, что понимает ее.
– Я буду сообщать вам о его самочувствии. Наконец все разошлись. В спальне остались только Кэтрин и Питер. Кэтрин склонилась над Монкрифом. Рана была зашита грубо, как и обещала Энни, но оставалась чистой.
– Посыпать порошок прямо на рану? – спросила Кэтрин у Питера.
Юноша подошел и встал рядом.
– Да, ваша светлость. И погуще. А потом перевяжите. – Он вынул из шкатулки чистый бинт.
Кэтрин осторожно обработала рану, потом старательно перевязала мужу плечо.
– Надо бы дать Монкрифу что-нибудь обезболивающее, – сказала она, – но у меня нет опиумной настойки.
– Я думаю, герцог не станет принимать ее, ваша светлость. Он раньше на это никогда не соглашался, когда был ранен.
– Так его ранили на войне?
Кэтрин не замечала никаких шрамов, когда любовалась телом Монкрифа. Питер кивнул:
– Да, ваша светлость. В ногу. А потом еще в грудь. Тогда мы боялись, что он не выживет.
Кэтрин натянула простыню Монкрифу до подбородка, затем укутала его одеялом. Он начинал дрожать. Кэтрин и раньше видела, что такое бывает с людьми после ранений. Она присела рядом с мужем, взяла его руку и стала осторожно поглаживать.
– Я должен вас сейчас оставить, ваша светлость. Вам принести что-нибудь?
Кэтрин хотелось слышать дружеский голос. Хотелось, чтобы ей сказали, что Монкриф поправится, что рана не воспалится. Хотелось узнать, кто стрелял в ее мужа и где сейчас Глинет.
Однако было очевидно, что Питер знал не больше ее самой и ничем не мог успокоить свою госпожу. Он обладал силой и верностью, это правда, но помочь ей был не в состоянии. Единственным человеком, кто действительно мог это сделать, был сам Монкриф.
– Благодарю вас, Питер, – ласково произнесла Кэтрин. – Сейчас мне ничего не нужно. – Но не успел молодой человек выйти из комнаты, как она добавила: – Спасибо вам за сочувствие. Монкриф ценит вашу верность.
Питер ушел. Кэтрин задумалась. Ее никогда не прельщали почести, связанные с герцогским титулом, но все же власть была удобна. Никто не посмел возразить, когда она велела прогнать Энни. Напротив, слуг испугал ее гнев, они беспрекословно повиновались, вот только Кэтрин не знала кому: герцогине или жене?
Кто-то успел разжечь камин, и Кэтрин с благодарностью ощущала идущее от него тепло, но в комнате все равно было прохладно, и она прикрыла Монкрифа еще одним одеялом.
Стояла полная тишина, которую нарушало хриплое дыхание Монкрифа. Кэтрин долго смотрела на мужа, пока не убедилась, что он лежит удобно и что ему тепло. Тогда она поднялась, подошла к окну и стала беззвучно молиться, чтобы не потревожить беспокойный сон Монкрифа. Молитва ее была проста и бесхитростна: «Исцели его, Господи! Верни ему здоровье и силы, а взамен возьми у меня все, что захочешь».
Кэтрин вспоминала, каким муж был только сегодня утром: его радостный смех, сильные руки на своей талии.
Теперь все эти ежедневные радости казались недостижимыми.
Эта ночь странным образом напоминала ей ночь их венчания. Во всяком случае, в изложении Монкрифа и Глинет. Наверное, он также нес вахту, гадая, выживет она или нет.
Кэтрин закрыла шторы и вернулась к кровати. Монкриф был страшно бледен. Кэтрин склонилась над ним и положила ладонь на его лоб. Лоб был прохладным.
В их браке Монкриф давал Кэтрин больше, чем она ему. Он дал ей свое имя, свое богатство, он был с ней невероятно терпелив. Он сделал ее герцогиней. Научил страсти и радовался, найдя в ней хорошую ученицу.
А что она дала ему? Ничего.
Расстроенная этими грустными мыслями, Кэтрин присела и погладила Монкрифа по щеке. Его глаза раскрылись. У Кэтрин сжалось сердце от выражения боли на его лице.
– Дать тебе глоточек виски? Чтобы меньше болело.
– Бочку, – прошептал он и попытался улыбнуться. Монкриф протянул руку, коснулся ее ладони и снова закрыл глаза.
– Как я попал домой?
– Какой-то мужчина привез тебя в телеге, – сообщила Кэтрин и рассказала, как это произошло.
Монкриф скова открыл глаза.
– Скажи Питеру, пусть не отпускает его. Я думаю, это он стрелял в меня.
– И куда вы теперь пойдете? – спросила миссис Маккларен у Глинет.
Глинет держала за руку Робби, в другой руке у нее был чемодан. Она с грустью посмотрела на женщину, которая была к ней так добра с самого первого дня их знакомства.
– Мистер Маккларен еще не вернулся. Значит, там что-то не так. Я не могу принести беду в ваш дом, – сказала она. – Лучше, чтобы нас с Робертом здесь не было.
– У него могло отвалиться колесо, он мог заблудиться, да что угодно могло случиться.
Глинет покачала головой:
– Нет, случилось что-то еще. Я чувствую.
– Неужели вы думаете, что я отпущу вас в такой холод? – Миссис Маккларен нагнулась и взяла Робби на руки. – Маленький мой! Куда же вы пойдете?
– У меня есть место, – сказала Глинет.
Миссис Маккларен стояла, покачивая Робби на руках и загораживая собой выход.
– Какое место?
Глинет часто хотелось рассказать старой женщине свою историю, а сейчас особенно.
– Я отправлюсь домой.
– А там примут вас?
Глинет подумала об отце, который всегда занимал непримиримую позицию, но в последние месяцы почему-то смягчился. Он сам разыскал свою дочь, сказал, что соскучился, что хотел бы побороть возникшее отчуждение, даже расспросил о Робби. Ну что же, сейчас настало время испытать на прочность его вновь обретенную привязанность.
– Да, – твердо ответила Глинет. – Я в этом уверена. – Затем добавила: – Герцог обязательно сюда явится. Я очень за вас тревожусь.
– Что мне ему сказать?
– Не лгите ему, – посоветовала она. – Герцог из тех, кто умеет выяснить правду.
Монкриф видел насквозь саму Глинет, понял, что к Кэтрин она испытывает странную смесь ненависти и привязанности.
– Глинет, зачем вам уезжать? Вы же не сделали ничего дурного.
Сделала. Но рассказывать о своих прегрешениях этой доброй женщине Глинет не собиралась. Наконец миссис Маккларен передала мальчика Глинет. Та снова подхватила чемодан и быстро, чтобы не передумать, вышла из дома, где она когда-то нашла покой и безопасность.
Возможно, настало время, когда все ее тайны раскроются, но у Глинет не хватит духу самой все рассказать Монкрифу.
Глава 25
Ночью Кэтрин еще дважды обрабатывала рану Монкрифа, и оба раза рана выглядела все так же. Не было ни покраснения, ни припухлости, которые могли бы указывать на воспаление. Видно, Энни, несмотря на грубые слова, все сделала хорошо, а может быть, порошок Монкрифа оказал свое действие.
Иногда Монкриф просыпался, его затуманенные глаза прояснялись, он узнавал Кэтрин. Глубокой ночью он снова проснулся, оттолкнул стакан, когда Кэтрин хотела дать ему еще немного виски, и попытался сесть.
Кэтрин не позволила, мягко удержав его голову на подушке.
– Тебе нельзя, – строго сказала она. – Тебя ранили, ты потерял много крови.
– Надо же, уцелеть в Квебеке для того, чтобы получить пулю в Шотландии. – Монкриф нахмурился, и Кэтрин пальцем разгладила морщинки у него между бровями. – Где возница?
– Внизу. Питер его допрашивает. Но мы не будем сейчас это обсуждать. Лучше скажи, как ты себя чувствуешь?
– Как будто он меня повозкой переехал, – улыбнулся Монкриф. – Но бывало и хуже.
Кэтрин сложила на груди руки и с обидой проговорила:
– Питер рассказал мне, что и на войне тебя ранило. А я даже ничего об этом не знала.
Монкриф сделал легкомысленное движение пальцами.
– Рано или поздно это случается с каждым солдатом.
Мне дважды не повезло.
– Тебе надо было лучше беречься.
– А если я пообещаю, ты дашь мне что-нибудь поесть? Кэтрин подскочила и дернула шнурок звонка. В тот же миг появился лакей.
– Ваша светлость, – произнес он и поклонился Монкрифу.
Кэтрин нахмурилась. Она никак не могла привыкнуть, что слуги всегда сначала обращаются к герцогу, а ее как будто не видят, если Монкриф рядом.
– Принеси его светлости чашку крепкого бульона и скажи поварихе, чтобы приготовила чай из трав. – Монкриф недовольно фыркнул, Кэтрин сдержала улыбку. – Тебе нельзя тяжелой пищи. Даже не думай, – бросила она через плечо.
– Прибавь к этому горчицу, и я удвою твою плату, – подал голос с кровати Монкриф.
– Только попробуй, – вмешалась Кэтрин, – и завтра пойдешь полоть
