А я заболела и ничего не ела. Как ты думаешь, это из-за того, что я скучала по ней?
Дуглас ощутил вспышку гнева. Ему следовало бы вспоминать более счастливые времена, а не последние события в Эдинбурге. Или те дни, когда он спас свою дочь.
— Несомненно, — сказал он. — А теперь пора спать, Мэгги.
Маргарет кивнула, но Дуглас знал, что она встанет с постели, как только он уйдет. Ладно, не в том он настроении сейчас, чтобы заниматься воспитанием. Когда еще шалить, как не во время летних каникул в Гилмуре? Вернется в Эдинбург, тогда будет вести себя чинно и благоразумно.
К нему это, кстати, тоже относится.
Чарлз Толбот стоял в темноте, наблюдая за домом Макрея, желая убедиться, что юная горничная сказала правду.
— Мисс дю Маршан теперь работает у мистера Макрея, сэр. Она присылала горничных за своим медальоном.
— Ты уверена? — Он неохотно расстался с последней из своих монет, досадуя, что пришлось раскошелиться.
Оставалось только надеяться, что дю Маршан хорошо заплатит ему за эти сведения.
Девушка присела и выскочила за дверь, прежде чем он успел продолжить расспросы.
Толбот окинул хмурым взглядом большой дом, выходивший фасадом на площадь. Н-да, похоже, дочка графа пошла в гору. Он видел, как из парадных дверей вышел пожилой слуга и зажег фонари у входа. Но никаких признаков нужной ему женщины не наблюдалось.
Толбот подождал еще четверть часа, прежде чем смириться с тем фактом, что ему не удастся лично удостовериться в том, что она находится в доме.
Будь девушка там, он попытался бы встретиться с ней и убедить, что продажа рубина может обеспечить ее будущее. Но если она и в самом деле украла камень, он не сможет предложить столь сомнительную вещицу респектабельному покупателю. В этом случае лучше позволить графу вернуть свой рубин.
Но можно ли доверять дю Маршану? Вряд ли. И дело не в высокомерии француза, а в выражении его глаз. Толбот сталкивался с презрением и раньше, со стороны своих соседей в Инвернессе, пока не перебрался в Эдинбург. В глазах графа светилась жестокость, наводившая на мысль, что этот человек не остановится ни перед чем, чтобы добиться своей цели.
Толбот зачастую поступал так же. Вопрос лишь в том, кто из них добьется своего.
Глава 19
За годы лишений, проведенные в обители Сакре-Кер, Жанна привыкла к скудной пище, которую выдавали раз в день, к аскетической пустоте кельи, где ее содержали, и даже к отсутствию собеседников. Чтение, одно из ее любимых занятий, находилось под запретом. Впрочем, будь даже у нее книги, она не смогла бы прочесть ни слова. Ее драгоценные очки остались в тайнике, в Волане. В данный момент, однако, они красовались на кончике ее носа, а она сидела в кресле, углубившись в роман Генри Филдинга.
Несколько раз она закрывала толстый том в кожаном переплете, затем открывала снова, настолько захваченная «Историей Тома Джонса», что не могла оторваться от книги.
За минувшие дни Жанна провела немало часов, сидя перед холодным камином со скрещенными на вышитой скамеечке ногами, погруженная в мир, созданный фантазией автора. Чтение помогало ей коротать время, оставшееся до возвращения Дугласа.
Порой Бетти приносила ей чай и оставалась поболтать, но в основном Жанна была предоставлена самой себе. Сегодня, однако, Бетти постучала по дверному косяку, оторвав ее от чтения. Жанна подняла голову.
— К вам посетитель, мисс, — сказала та, заглянув в гостиную. — Ласситер хотел сразу проводить его сюда, но я решила вас предупредить.
Ласситер явно не знал, как вести себя в отношении Жанны. Как гувернантка она не являлась его подчиненной, и он мог бы с чистой совестью не обращать на нее внимания. Но Дуглас, очевидно, распорядился обращаться с ней как с гостьей, из чего следовало, что Ласситер должен был заботиться о ее благоденствии, интересоваться ее предпочтениями и выражать готовность услужить. Подобная неопределенность нервировала старого дворецкого, и он то хмурился, то демонстрировал чрезмерную любезность.
— Посетитель? — переспросила Жанна, отложив книгу и поднявшись с кресла. — Не представляю, кто бы это мог быть, — в замешательстве добавила она, сняв очки.
Помимо Хартли, у нее были знакомые в эмигрантском сообществе, но никто из них не знал, что она здесь.
— Даже если вы его не знаете, с виду он настоящий джентльмен, — сказала Бетти. — Причем очень важный, в расшитом золотом жилете и с тростью. Я боялась, как бы он не стукнул ею Ласеитера, так ему не терпелось повидаться с вами.
— Но у меня нет таких знакомых, — настаивала Жанна.
— Может, пригласить его в гостиную?
Кивнув, Жанна расправила складки юбки и пригладила волосы. Жаль, что у нее нет времени взглянуть в зеркало, прежде чем принимать нежданного гостя.
Кому вздумалось наносить ей визит? Роберту Хартли?
Исключено. Глубоко вздохнув, она повернулась лицом к двери и сцепила перед собой руки.
Когда посетитель вошел в комнату, Жанна рухнула в кресло и уставилась на него, словно увидела призрак.
Ему следовало бы выглядеть более постаревшим, учитывая его возраст. Конечно, вокруг глаз образовались морщинки, белокурые волосы поседели, но загар и тот факт, что он перестал пудрить волосы, придавали ему моложавый вид.
Зато наряд его был менее изысканным, чем запомнилось Жанне. Вышитый жилет переливался золотом, однако коричневый камзол выглядел почти пуританским. На башмаках не было драгоценных пряжек, на пальцах не сверкали перстни, и тем не менее он производил впечатление утонченного и преуспевающего джентльмена. Непростая задача для эмигранта.
— Здравствуй, отец, — сказала она, не вставая.
Он слегка склонил голову в ответ, проигнорировав ее грубость.
— Здравствуй, Жанна. Ты неплохо выглядишь.
— Ну, до тебя мне далеко. Для покойника ты выглядишь просто великолепно, — отозвалась она без тени сарказма. — Как тебе удалось воскреснуть?
— Пришлось распустить слух о моей безвременной кончине, дабы успокоить толпу, моя дорогая. Так что теперь я гражданин Франции.
Он поклонился с ироническим видом.
В последний раз она видела отца, когда по его приказу ее посадили в карету, направлявшуюся в обитель Сакре-Кер. Он остался равнодушен к ее мольбам, словно она была не более чем надоедливой незнакомкой, а затем приказал, чтобы ее связали и заткнули рот.
— Зачем ты здесь? — поинтересовалась Жанна, демонстративно не предлагая ему сесть. Пусть не рассчитывает, что она станет изображать гостеприимную хозяйку. Она не пошевелила бы и пальцем, чтобы предложить ему еду и питье, даже если бы он умирал от голода или жажды.
— Какая трогательная встреча, дочь, — заметил граф, снисходительно улыбнувшись. Но его глаза продолжали настороженно, с ястребиной хищностью наблюдать за ней.
Бросив взгляд на пустое кресло, он осведомился:
— Ты не собираешься предложить мне сесть, Жанна?
— Твое присутствие здесь нежелательно. — В монастыре ее заставляли часами стоять на коленях на каменном полу часовни и каяться в своих грехах, включая позор, который она навлекла на семью, и непослушание отцу.
— Что ж, это можно понять, — сказал он, постукивая тростью по полу. — И тем не менее я пришел повидаться со своим единственным ребенком. Пожелать тебе добра и поздравить с успешным бегством из монастыря. Кстати, как тебе это удалось?
— Каким образом ты узнал, что я в Шотландии?
Он улыбнулся:
— Допустим, от нашего общего друга.
— От Жюстины?
Граф явно опешил, и Жанна улыбнулась, но в ее глазах не было веселья. Слишком хорошо она помнила свою последнюю встречу с Жюстиной в Волане.
Она встала, но не сделала попытки приблизиться к отцу.
Никогда в жизни она не испытывала такого чувства — ненависти, столь сильной, что ее пробрал озноб. ;
Граф выгнул бровь, устремив на нее высокомерный взгляд:
— Все еще злишься из-за того случая? Ты не первая аристократка, которая понесла вне брака. Я действовал в твоих же интересах Не настолько же ты наивна, чтобы не понимать, что общество никогда бы не приняло ублюдка?
Вот уж не думал, что ты такая провинциалка. — Он издал смешок, казавшийся еще более резким и фальшивым в этой очаровательной гостиной.
Что ж, по крайней мере он не притворяется. Если он и любил ее когда-то, то лишь потому, что она была безупречным ребенком, льстившим его самолюбию. Но стоило ей оступиться, и он вышвырнул ее так же безжалостно, как и ее новорожденную дочку.
— Убирайся. — сказала Жанна, поражаясь, что еще .способна говорить, но ненависть придала ей сил и решимости — Я полагал, что в монастыре тебя научили почтительности. — заметил граф.
— Меня там многому научили, отец. Но я предпочла забыть эти уроки, как только оказалась за его стенами.
— Жаль. — уронил он. — У тебя был шанс исправить характер. Мужчинам не нравятся строптивые женщины. — Он обвел оценивающим взглядом роскошно обставленную комнату — Впрочем, тебе удалось неплохо устроиться. Гувернанткой, кажется? Или твои обязанности совсем иного рода?
Почувствовав, что ее щеки загорелись, Жанна прокляла свое смущение и его понимающую улыбку. Но прежде чем она успела ответить, граф поднял свою трость и указал на ее шею — Мне нужен медальон твоей матери, — заявил он, удивив ее — Дай мне его, и я больше тебя не побеспокою. — Он улыбнулся и добавил:
— Можешь снова считать меня покойником Справедливый обмен, ты не находишь?
Жанна сжала медальон в ладони:
— С какой стати?
— Потому что он принадлежит
