локонами делало ее похожей на сказочную принцессу. На портрете она выглядела иначе. Впрочем, едва ли нашелся бы художник, способный запечатлеть красоту ребенка.
— Кто это, папа?
Дуглас взглянул на Жанну.
— Твоя гувернантка, Маргарет. Мисс дю Маршан.
Жанна не знала, стоит ли ей войти в комнату. Маргарет сама положила конец ее колебаниям, выскользнув из постели.
Распахнув дверь настежь, она присела в реверансе:
— Как поживаете, мисс дю Маршан? Меня зовут Маргарет Макрей. Вы действительно моя гувернантка?
Жанна переглянулась с Дугласом.
— Да, — сказала она.
— У меня никогда раньше не было гувернантки. Папа говорит, это потому, что я была слишком маленькая. Но я умею читать. Правда, я учусь сама, а это не правильно.
Пораженная, Жанна улыбнулась:
— Пожалуй.
— Вы знаете латынь?
— В общих чертах, — призналась Жанна.
— Я бы очень хотела изучить латынь. И географию.
Понимаете, я наследница и должна узнать как можно больше, прежде чем стану богатой.
— Потерпи до завтра, Маргарет, — вмешался Дуглас. — У тебя еще будет возможность оценить свою гувернантку. — Он похлопал по матрасу, и девочка без лишних слов забралась в постель.
Дуглас нагнулся и поцеловал дочь в лоб. Она доверчиво улыбнулась, глубже зарывшись под одеяло. Сердце Жанны болезненно сжалось.
— А теперь спи, малышка.
— Ты сказал, что посидишь со мной.
— Конечно, но вначале мне нужно кое-что сделать. Я скоро вернусь.
— Она очень умна, — заметила Жанна, когда они оказались в ее комнате».
— Вся в мать, — уронил Дуглас.
Гордость удержала Жанну от вопросов об этой безымянной и безликой женщине.
— Я не хотела мешать, — сказала она., — Просто не могла заснуть.
— Совесть замучила? — поинтересовался он, не отрывая от ее лица пристального взгляда.
— Возможно, — сказала она. — Или воспоминания.
Дуглас только улыбнулся, никак не отреагировав на эту реплику.
— Моя невестка рекомендует китайский чай в качестве средства от бессонницы. Приготовить немного для тебя? — Не успела она сказать, что не хочет, чтобы из-за нее беспокоили слуг, как он добавил:
— Я и сам собирался выпить чаю.
— Ну, если это никого не затруднит.
— Ничуть, — сказал Дуглас.
Какая изысканная вежливость! Жанна последовала за ним к лестнице и помедлила, глядя, как он спускается вниз. Темно-голубой цвет халата подчеркивал голубизну его глаз, наводя на мысль, что ткань выбирала женщина.
— Ты больше не должен приходить ко мне в комнату, — сказала Жанна. Она не собиралась говорить это вот так, на ходу, но рано или поздно придется расставить точки над i.
Дуглас оглянулся через плечо:
— Почему? — И, не дожидаясь ответа, двинулся дальше.
Раздосадованная, она уставилась ему в спину:
— Потому что твоя дочь в доме. Неужели ты думаешь, что я буду твоей любовницей и ее гувернанткой одновременно?
Дуглас не ответил.
Остановившись внизу, он подождал, пока она спустится. Жанна помедлила на нижней ступеньке, не желая, чтобы он возвышался над ней. Дуглас с улыбкой наблюдал, как она плотнее запахнула халат и туго завязала пояс, словно тонкий материал мог служить преградой для его желаний и ее потребностей.
В тишине звуки разносились далеко, и Жанна перешла на шепот.
— Ты не должен приходить ко мне в комнату. — Даже ее слух уловил в этих словах тоскливые нотки, возможно, потому, что Дуглас положил ладонь ей на талию и скользнул вверх, к ее горлу.
За последние несколько часов они любили друг друга дважды. Но хватило одного прикосновения, чтобы ее тело снова пришло в готовность.
— Ты действительно этого хочешь, Жанна?
— Да, — ответила она, досадуя, что ее голос звучит недостаточно твердо.
— Значит, так тому и быть, — небрежно уронил он. — Я не приду в твою комнату без твоего приглашения.
Жанна предпочла бы, чтобы он не был таким красивым и таким обаятельным без всяких усилий с его стороны. Сейчас Дуглас напоминал ей юношу, которого она знала когда-то, дерзкого, бесшабашного, необузданного.
— Пожалуйста, — сказала она, не совсем уверенная, о чем просит. Дуглас, очевидно, почувствовал ее смятение.
В его глазах мелькнуло сочувствие, словно он знал, как она беззащитна перед ним, и ему было жаль ее.
Протянув руку, он подождал, пока она вложит в нее свою ладонь, и зашагал по темным коридорам, увлекая ее за собой. В особняке Хартли ночью всегда дежурил лакей на тот случай, если кому-нибудь из членов семьи что-то понадобится. У Дугласа все слуги удалялись на ночь на третий этаж, где располагались их комнаты.
Войдя в кухню, Дуглас закрыл за ними дверь и направился к буфету за свечами. Он зажег одну, воспользовавшись тлеющими углями и жгутом из скрученной бумаги, хранившимся в ящичке рядом с плитой. Прежде чем вернуть чугунную крышку на место, он раздул пламя. Затем наполнил небольшой чайник и поставил на огонь.
Расположившись в конце стола на своем обычном месте, которое она занимала, обедая с прислугой, Жанна с любопытством наблюдала за его уверенными действиями.
— Ты неплохо ориентируешься в кухне, — отметила она не без удивления.
— Я не требую от слуг, чтобы они выполняли все мои капризы, — отозвался он, смягчив свои слова улыбкой.
— Ты и готовить умеешь?
— Простые блюда. — Дуглас поставил на поднос две чашки с блюдцами и вышел из кухни. Чуть погодя он вернулся, неся графин, который она видела в библиотеке. Вытащив хрустальную пробку, он плеснул понемногу янтарной жидкости в каждую чашку.
— Я никогда не пила виски, — призналась Жанна.
— Это поможет тебе заснуть.
— Надеюсь, ты не потчуешь Маргарет этим лекарством?
Дуглас покачал головой, очевидно, не сообразив, что она шутит.
— У нее часто бывают кошмары?
— Довольно часто, — отозвался он. Тон его изменился, словно он не хотел отвечать на вопросы о своей дочери. Столь явное желание защитить Маргарет поразило Жанну и вызвало зависть, заставившую ее устыдиться.
С чего бы ей завидовать ребенку? Или это нечто другое? Может, она завидует ее матери, той безымянной и обожаемой женщине, которая подарила Дугласу ребенка и умерла?
Внезапно Жанна поняла, что не желает, чтобы эта давно умершая особа омрачала ее воспоминания о тех днях в Париже. Сомнения с новой силой нахлынули на нее.
Любил ли ее Дуглас? Может, он лгал, говоря о любви?
И все эти годы она обманывала себя, вообразив то, чего никогда не было?
— Расскажи мне о ее матери, — сказала она. Почему-то эта просьба так поразила Дугласа, что он обернулся и молча уставился на нее.
— Зачем тебе это знать? — осведомился он после долгой паузы.
— А что, есть нечто, чего мне не следует знать?
— Она была избалованной и своенравной. Временами очень жестокой, когда что-то шло вразрез с ее желаниями. Ты это хотела узнать?
Судя по выражению его глаз, эта женщина до сих пор обладала достаточной властью, чтобы вызывать в нем ярость, гнев и даже отвращение. Когда он говорил о ней, лицо его омрачилось, а в голосе появились жесткие нотки.
— И тем не менее ты любил ее.
Дуглас поднял поднос, сжав его так крепко, что побелели костяшки пальцев, и, подойдя к столу, опустил его на исцарапанную поверхность.
— Извини, — сказала Жанна, обескураженная его молчанием. — Мне не следовало этого говорить.
— У тебя удивительная способность находить мои самые чувствительные точки. Впрочем, так было всегда.
Ее бросило в жар, затем в холод, когда она осознала Значение этих слов.
— Я все гадала, когда же ты заговоришь об этом, Дуглас. — Потянувшись за одной из чашек, она заметила, что ее рука дрожит. — Или ты только что вспомнил меня?
— Я мог бы задать тебе тот же вопрос, — отозвался Дуглас, заняв место рядом с ней и наблюдая, как она разливает чай. Глядя на них со стороны, никто бы не догадался, что оба подошли к краю пропасти, что за беспечным тоном кроются вещи, столь же важные, сколь и опасные для обоих.
Сердце Жанны бешено колотилось, ей стало трудно дышать. И тем не менее она с невозмутимым видом разливала чай, изображая хозяйку. Чтобы сделать ситуацию совсем уж нелепой, не хватало только, чтобы в кухню вошел ее отец.
Мысль была настолько абсурдной, что Жанна ощутила внезапный приступ веселья. После стольких дней ожидания предстоящий разговор казался запоздалым и почти ненужным.
— Я никогда тебя не забывала, — тихо произнесла она. — Никогда.
— Даже в монастыре?
— Это было бы непросто, учитывая, что меня наказывали даже за мысли о тебе.
Он опешил.
— Видишь ли, я покаялась, — сказала она. — Наверное, я поступила опрометчиво, но однажды призналась монахиням, что видела тебя во сне. Они начали наказывать меня утром и вечером, чтобы мои сны оставались добродетельными.
Секунду Дуглас молчал. Когда он заговорил, его голос звучал тихо и нерешительно.
— И что же ты сделала?
Жанна рассмеялась, благодарная за вопрос и неожиданную вспышку веселья.
— А что я могла сделать? — Она вынесла все, потому что у нее не было выбора, как нет его и сейчас.
— Ты очень изменилась.
— Прошло девять лет. — Она пожала плечами; — Не мог же ты рассчитывать, что я останусь такой же, как раньше. Если уж на то пошло, ты тоже изменился.
— Я стал более циничным, — сказал Дуглас, не отрывая глаз от ее лица. Что он пытается разглядеть?
Разговор принимал опасный оборот. Жанне казалось, что она
