считанные секунды развел огонь в камине. Ласситер обладал многими талантами, доведенными до совершенства за годы службы.
— Подать вам портвейн, сэр? — спросил он.
Дуглас взглянул на сервант, где стояли пять хрустальных графинов с серебряными пробками, украшенными гербами Макреев. Каждый предмет в его окружении свидетельствовал о богатстве. Как представитель Макреев в Эдинбурге, он мог распоряжаться имуществом всего клана, но его личное состояние было достаточно велико, чтобы не беспокоиться об источниках дохода. Помимо этого дома, он владел небольшой фермой, тремя кораблями и долей в скаковой конюшне. Пусть ему еще далеко до графа дю Маршана, но у него вся жизнь впереди.
Ласситер, принявший его молчание за согласие, наполнил бокал и подал хозяину. Дуглас улыбнулся:
— Отправляйся спать, Ласситер. Мне не нужна нянька.
Усомнившись в словах хозяина, дворецкий с недоверием посмотрел на него.
— Я способен сам о себе позаботиться.
— В этом нет никакой необходимости, сэр, — возразил Ласситер, обладавший, несмотря на свою английскую кровь, чисто шотландским упрямством. — Но если вы настаиваете… — добавил он, видимо, осознав, что эта битва проиграна.
— Настаиваю.
Ласситер поклонился и вышел. Проводив его взглядом, Дуглас пригубил портвейн, затем поставил бокал на письменный стол и зажег свечу. Для чтения ее мерцающего света было недостаточно, но он не собирался читать.
Он пришел сюда поразмышлять.
Расслабив галстук, Дуглас подошел к двери и закрыл ее с тихим щелчком, уверенный, что никто не посмеет нарушить его уединение. В своем доме он был полновластным хозяином.
До сего момента.
Образ Жанны вплыл в комнату, словно бесплотный дух, остановив на нем взгляд загадочных серых глаз.
Дуглас криво улыбнулся. Что за нелепые фантазии!
Жанна никогда бы не стала кротко стоять перед ним. Сверкая глазами, она потребовала бы объяснений. Впрочем, между их последней встречей и нынешним вечером прошло десять лет. Тогда она была дочерью богатого аристократа. Теперь она всего лишь гувернантка.
Дуглас подошел к окну и раздвинул шторы, глядя на улицу. Эдинбург никогда полностью не затихал, однако ночные звуки отличались от дневных. В той части города, где жил Дуглас, движение транспорта позже определенного часа не поощрялось, а дороги выстилались соломой, чтобы заглушить стук колес проезжавших карет. Богатство обеспечивало комфорт, включая спокойный сон по ночам.
Богатство дю Маршанов было легендарным. Что же случилось? Очевидно, то же, что и с тысячами французских аристократов. В последние годы им пришлось туго.
Дуглас нахмурился. Гнев все еще бурлил в его крови.
Упершись ладонью в стену, он смотрел в ночь, словно мог заглянуть в окно Жанны, минуя соседние дома и здание церкви на углу.
Его мыслям не требовалось особого побуждения, чтобы перенестись на десять лет назад в Париж. Он был семнадцатилетним юнцом, влюбленным так отчаянно, что не нуждался в пище, сне и даже воздухе. Все, что ему было нужно, — это видеть Жанну. Увы, его любви оказалось недостаточно.
Дуглас вспомнил день, когда пришел сказать ей, что его родители прибыли из Новой Шотландии. Он хотел, чтобы она познакомилась с ними, прежде чем просить у графа руки его дочери.
Вместо Жанны его встретила Жюстина, домоправительница дю Маршана, высокая привлекательная женщина с темно-рыжими волосами.
— Ее здесь нет, — заявила она, окинув его высокомерным взглядом.
— Что вы хотите этим сказать? Она должна быть здесь.
— А вы дерзкий щенок, как я погляжу, — усмехнулась Жюстина, глядя на него через узорную решетку ворот.
— Где она? — Дуглас затаил дыхание, охваченный тягостным предчувствием.
— Она не желает вас видеть, — последовал равнодушный ответ.
— Может, она просила что-нибудь передать?
Жюстина покачала головой.
— Ни письма, ни записки?
Жюстина рассмеялась:
— И что она должна была написать? Что любит вас?
Что вас ждет счастливое будущее? Вы должны понимать, что такие вещи не про вас, молодой человек.
— Потому что я не француз? — За два года обучения в Сорбонне Дуглас успел оценить неприязнь французов ко всему иностранному. Жители Парижа не сомневались в своем превосходстве по отношению к остальному миру. — Моя семья происходит из Новой Шотландии, — сообщил он, но Жюстина только рассмеялась:
— Глупый мальчишка! Не все ли равно, откуда происходит ваша семья. Вы не ровня Жанне дю Маршан и никогда ею не будете.
Сунув руку в карман, Дуглас вытащил несколько монет и швырнул Жюстине.
— Скажите мне, куда она уехала? — потребовал он, но получил в ответ лишь загадочную улыбку и холодный взгляд.
— Моя жизнь стоит гораздо дороже, молодой человек.
К тому же Жанна не желает вас видеть.
— Я предпочел бы услышать это от нее самой.
— Вы мне не верите? — Жюстина одарила его насмешливым взглядом. — Граф мог бы просто устранить вас, — сказала она. — И никто бы ничего не узнал. Вы этого добиваетесь?
— Я хочу видеть Жанну. И не уйду, пока она не выйдет.
Как же он был упрям и как по-идиотски опьянен любовью!
— Она не выйдет, — сказала Жюстина после долгой паузы. — Ее нет в Париже.
Жалостливое выражение, мелькнувшее на ее лице, убедило Дугласа, что она говорит правду.
— Куда она уехала? — медленно спросил он, ощущая свинцовую тяжесть в животе.
Жюстина оглянулась на дом, затем посмотрела на него, словно взвешивая свои слова:
— Мне велели передать вам, что ее отправили домой, в Волан. Она опозорена и ждет ребенка.
Шок лишил Дугласа дара речи.
— Вы больше не увидитесь, молодой человек. Граф дю Маршан позаботился об этом. К тому же Жанна не желает вас знать. Вы не дали ей ничего, кроме боли.
Жюстина повернулась и, подобрав юбки, двинулась к дому.
— И ничего нельзя сделать? — крикнул он ей вслед.
Жюстина обернулась и улыбнулась снова, искренне забавляясь:
— Она никогда не вернется в Париж, молодой человек. После рождения ребенка ее ждет новая жизнь.
Три часа Дуглас простоял под дождем, глядя сквозь железную решетку на окно, откуда Жанна обычно подавала ему сигналы. Задернутые шторы оставались неподвижными. Он не увидел ни улыбающегося лица, ни взмаха руки. Ничего. И в конце концов поверил: Жанна действительно покинула Париж — и его.
Только когда день сменился сумерками, он ушел со своего поста.
Вздохнув, Дуглас тяжело опустился в кресло и забросил ногу на угол письменного стола. Он был не в состоянии сосредоточиться на документах, которые принес из конторы. Бумаги могут подождать до утра. Он просмотрит договор о покупке земли в Лондоне завтра. Память все еще держит его в своих тисках.
Итак, теперь она гувернантка, одетая хуже, чем ее слуги десять лет назад. Но этого недостаточно. Ему недостаточно короткого взгляда, которым она удостоила его, прежде чем уставиться в пол. Он хочет, чтобы она страдала. Не за то, что сделала с ним, а за больший грех.
Сладострастные намерения Хартли могут помешать его планам. Назвать Жанну аппетитной штучкой! Слова резанули слух Дугласа, как и похотливый тон Хартли. Черт бы его побрал!
Дуглас встал и, выйдя из библиотеки, направился к задней двери, выходившей во двор. Помещения для конюхов располагались над конюшней. Дуглас поднялся по лестнице и постучал. К его радости, Стивене еще не разделся.
— Извини за беспокойство, — сказал он, вызвав улыбку на губах кучера.
— Никакого беспокойства, сэр.
— У меня есть поручение для одного из твоих подручных, — сказал Дуглас. — Нужно отнести записку капитану Мэннингу, — добавил он, вручив Стивенсу адрес.
— Я сейчас же пошлю кого- нибудь, сэр.
Вернувшись в дом, Дуглас вдруг усомнился в разумности своих действий. Десять лет назад он выбросил Жанну дю Маршан из своей жизни. И теперь ему следовало бы сделать вид, что сегодняшней встречи просто не было.
Увы, не получится. Опрометчиво это или нет, но он не упустит шанса отомстить за деяние, чудовищное по своей жестокости.
Глава 4
Во сне Жанна стонала, издавая еле слышные возгласы протеста. Она ощущала вкус сажи и видела Волан. Не таким, каким он был прежде — величественный замок, царивший над залитой солнцем долиной, — а таким, каким он стал. В ее кошмаре он предстал в виде кирпичных дымоходов, вздымавшихся над обгоревшими руинами. Через провалы в земле виднелись каменные тоннели и подземелья, сохранившиеся во время пожара.
Исчезли старинные гобелены и произведения искусства, собранные многими поколениями дю Маршанов, книги, хранившиеся в огромной библиотеке, стеклянные витражи и часовня с бесценным алтарем и золотой церковной утварью.
Сцена резко изменилась, словно ее сознание не могло выдержать удручающего зрелища руин, и Волан озарился сотнями свечей. Они с Дугласом танцевали в бальном зале, улыбаясь друг другу, слепые к окружающему великолепию.
Сон вдруг оборвался, и Жанна открыла глаза. За окном занимался новый день, окрасив небо Эдинбурга в желтые, розовые и золотистые тона. Новый день, суливший перемены.
Внезапно Жанна поняла, что не хочет перемен; Она предпочла бы существовать так же, как прожила последние десять лет, не испытывая никаких эмоций. Но теперь уже слишком поздно. Она видела Дугласа и не сможет прогнать нахлынувшие воспоминания.
Встав с
